Второй вариант

Кодочигов
Павел

Глава девятая

1

"Счастливая рана" Шарапова оказалась серьезней, чем думала сестра, и отлеживаться пришлось не в медсанбате, а в челюстно-лицевом отделении госпиталя, только успевшего развернуться в недалеком от Новгорода поселке Пролетарий. Начальником отделения был старший лейтенант медицинскиой службы Жабин, молодой брюнет с черными веселыми глазами, старшей сестрой - высокая и тонкая Надя Иванова, а санитаркой - пухленькая девчушечка из местных - Вера. Раненые еще не поступали, и Жабин осмотрел Полуэкта немедля.
- Прошла хорошо, но осколочек кости оставила. Придется делать иссечение.
- Э, нет,- прикрыл рукой Полуэкт рану,- лучше какой-нибудь проволочкой выколупайте, чтобы лицо не портить.
Жабин рассмеялся:
- Нет у нас колючки. Винтовочная?
- Из автомата.
- Ишь ты! А чего же одна? Ты мне не мешай - не тяни руку-то, убери ее за спину.
- Остальные мимо прошли.
- Это хорошо. И с большого расстояния?
- Метров с десяти.
- Почему же всего одна? - вскинув глаза, повторил Жабин.
- Так закон рассеивания.
- Хорошо, что есть такой закон,- промычал сквозь зубы Жабин и показал зажатый в пинцете осколок кости:- Вот он, а пули нет, так что извини - на память подарить не могу. Перевяжите,- приказал Наде Ивановой и убежал добывать для отделения людей и медикаменты.
- Почему-то считают, что у нас раненые все легкие, ходячие, сами себя обслужить могут, и ничего не дают,- пожаловалась Надя Иванова и коротко хохотнула:- А Жабин всегда такой: пока зубы заговаривает - и дело сделает. Хороший хирург!
Полуэкту Жабин тоже понравился, а через неделю, когда началось наступление и стали прибывать раненые, они сошлись накоротко. Прибежал тогда Жабин с просьбой:
- Самому больных таскать приходится. Помоги, разведчик?
Полуэкт тут же и подхватился, а потом в привычку вошло: чуть запарка, бегут за ним: раненых привезли, носить надо. Так и коротал размеренное и пустое госпитальное время, томясь вынужденным бездельем и каждый день ожидая весточки из полка. И она наконец-то пришла. Ребята писали, что наступать полку пришлось через Ильмень, а после освобождения Новгорода дивизию повернули на юг, и теперь очищает она Приильменье, продвигается с боями к Шимску. Потерь во взводе почти нет, больше царапинами отделываются, а пехоту выбило крепко.
Прочитал Шарапов коротенькое, наспех написанное Спасских письмо, и зачастило, тревожно забилось в груди сердце, как во время поисков в самое напряженное время, как двадцатого января, когда Левитан на всю страну торжественно читал приказ Верховного об освобождении Новгорода. И так потянуло в полк, что еле дождался, пока Жабин выйдет из операционной. Остановил его.
- Когда выписывать будешь?
- Когда рана заживет,- склонив голову набок, весело разглядывал Полуэкта Жабин.
- "Когда рана заживет"! Раненых я таскать могу, а воевать нет - так, по-твоему?
- Правильно. Здесь ты под наблюдением, а там кто за тобой следить будет? Из тебя еще гной идет. Понял?
- Нет, не понял.
- Тогда я тебе вот что скажу по-дружески: скандалить будешь, я тебя еще месяц продержу или в тыловой госпиталь отправлю. Даю слово.- Жабин обошел Полуэкта и снова скрылся в операционной.
Шарапов еще не остыл от письма, от разговора с Жабиным, как к нему подошел старший лейтенант, командир батареи зенитных орудий, обнял на правах старшего за плечи, дружески заговорил:
- Куда рвешься, дурачок? Зачем смерти ищешь? Давно я приглядываюсь к тебе и предлагаю должность командира огневого взвода. Стоим мы неподалеку, охраняем мост через Мету с сорок первого года. Рыба рядом, бабы - тоже. Не жизнь, а малина. Пойдешь?
Уж очень неподходящее время для оскорбительного предложения выбрал зенитчик. Хотел Полуэкт отшутиться, но не получилось.
- Пошел-ка ты знаешь куда? - скинул с плеча руку старшего лейтенанта, в палате бросился на койку и пролежал до вечера.
Скоро еще одно письмо пришло, коллективное, какое отправляли когда-то Скубе. Ребята поздравляли Шарапова с присвоением звания лейтенанта и с награждением орденом Красной Звезды, писали, что вся группа захвата уже ходит с медалями "За отвагу", Смирнов хорошо прижился во взводе, но и "товарищу лейтенанту время бы возвращаться домой".
Нетерпение вновь охватило Шарапова, но на этот раз он не стал "наскакивать" на Жабина, а покрутился около хирурга, выбрал благоприятный момент и добился выписки с направлением для продолжения лечения в медсанбате дивизии. Так быстро уговорил Жабина, что даже неинтересно стало. Жабин рассмеялся.
- Воображаешь поди, что подъехал ко мне лисонькой - и по-твоему вышло? Черта с два! Госпиталь ближе к фронту переезжает, всех на днях рассортировывать будем,- и расхохотался.
На другой день Полуэкт распрощался с товарищами по палате, поблагодарил Жабина, пожал руку Наде и толстушке Вере, спустился со второго этажа школы, где размещался госпиталь, вдохнул полной грудью морозный воздух и захлебнулся им - такой он был чистый и свежий, не пах ни карболкой, ни кровью, ни гнойными бинтами. Пожмурился от удовольствия и непередаваемого чувства свободы и поспешил на дорогу.
Машин в Новгород шло много, и через пять минут Шарапов лежал на горе новеньких полушубков, крепко увязанных поверху толстой веревкой. После своротка на Новоселицы прямая как стрела дорога понеслась к городу. Слева остались дома деревни Мшага, еще несколько километров, и машина выскочила на простор. Вдали замаячили маковки церквей и соборов.
Шарапов невольно вцепился в веревку, напрягся, чтобы в любую минуту прыгнуть за борт. Он знал, что в городе и далеко за ним давно нет немецких батарей, но не мог переубедить себя в этом и все ждал орудийного выстрела, свистящего полета тяжелого снаряда, который разобьет грузовик вдребезги.
Миновали Малый Волховец, слева остались развалины Кириллова монастыря. Машина въехала в город. Месяц назад Шарапов часами разглядывал его в бинокль, запомнил многие разрушения и привык к ним, но то, что увидел теперь, потрясло: города не было совсем.
Со стесненным сердцем и горечью в душе пошел посмотреть кремль. Увидел то же, что и всюду: взорванные и покалеченные дома, башни, крепостные стены, в здании театра глыбы навоза и остатки сена - здесь была конюшня, ободранные, ранее золотые купола знаменитой на весь мир Софии. Напротив нее в снегу чернел разобранный на части и приготовленный к отправке в Германию памятник Тысячелетию России. Сфотографировать бы все это и показать снимки ребятам, чтобы дрались еще яростнее и беспощаднее!
Добраться до места на попутке не удалось. Километров десять, сказал шофер, придется потопать. На машине, может, и десять, а на своих двоих все пятнадцать будет, прикинул Шарапов и не ошибся. В госпитале он все время занимался гимнастикой, давно считал себя вполне здоровым, но так только казалось. Непривычная тяжесть разливалась по телу, пришлось пересиливать себя, чтобы ни присесть где-нибудь.
Ясный февральский день начинал блекнуть, когда вдали, за белым косогором, показались крыши большой деревни, может Малиновки, в районе которой должна находиться дивизия. Пошел быстрее, и все мысли были уже в полку, уже видел и слышал своих разведчиков, пытался представить встречу с ними и не мог, даже начал беспокоиться, что произойдет она совсем не так, как думалось. Он месяц бездельничал, потому и соскучился, а они при деле были и все вместе, поди и не обрадуются его возвращению? И передовую, самое войну не мог создать в воображении. В обороне все было ясно и привычно, а в наступлении?
Нетерпение гнало Шарапова вперед, а ноги спотыкались все чаще, и он то и дело оглядывался, не едет ли кто, не подкинет ли до деревни, где, пожалуй, и заночевать придется. Уже недалеко до нее было, когда позади раздался скрип полозьев. Черная лошадка бежала резво, в кошеве сидели двое. Вгляделся и узнал знакомого командира пулеметной роты. С ним ехала какая-то девушка, санинструктор, наверно. Капитан придержал лошадь:
- Садись, лейтенант, подбросим.
А он заметил, как девушка отстранилась от капитана, догадался, что будет лишним, и, вместо того чтобы завалиться в сани, отказался:
- Езжайте. Мне спешить некуда.
Капитан пожал плечами, но уговаривать не стал, поторопился даже хлестнуть лошадку. Полуэкт поплелся следом, на чем свет стоит ругая себя: "Оболда Оболдуев! Дурень стоеросовый! Не помешал бы, если до деревни довезли, а и помешал, так беда небольшая". Шел, понуря голову от усталости и от своей оплошности: не поехал - ладно, так не спросил даже, Малиновка впереди или какая-то другая деревня.
Правее, над лесом, шла стая "юнкерсов". Шарапов равнодушно присмотрелся к ней и отвернулся, но скоро пришлось остановиться - самолеты входили в боевой разворот, послышались взрывы, пулеметные очереди, в разных концах деревни поднялись в небо огненные языки.
Деревня оказалась не Малиновкой, и военных в ней не было. У горящих домов стояли женщины и ребятишки и скорбно смотрели, как огонь пожирает деревянные жилища. С другого конца улицы неслись причитания и крики. Капитана и его повозки не видно. "Успели проскочить",- порадовался Полуэкт и пошел дальше, решив не ночевать в этой деревне. В конце ее на всякий случай спросил согбенную, всю в черном старушку с палкой в руке, не видела ли она кошевы с военными.
- Как это не видела? - удивилась та.- Они у нашего дома в проулок сиганули от бомб. Там их и убило. Мужик-то в годах, а девка совсем молоденькая, и румянец во всю щеку.
У разведчиков была поговорка в ходу: "Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь..." Верно ведь, черт возьми! Еще как верно и точно!

2

В поздние сумерки на какой-то пробитой недавно в снегу дороге Шарапов встретил старшину первой минометной роты Рыбакова. Было Рыбакову за сорок, в плечах он узок, сутуловат, лицо худощавое, нос же задиристый и широкий, весь в черных точечках, как весенний снег. Минометчики звали его Гаврюшей и Рыбаком и уважали за то, что в любую погоду и в любых условиях они без мин не останутся, термоса со щами и кашей старшина тоже доставит вовремя.
Рыбаков был при лошади и в коробе саней вез какое-то барахло.
- Здравия желаю, товарищ лейтенант! - поприветствовал простуженным голосом, покосился на старенький бушлат Шарапова.- "Раздели" вас в госпитале-то?
- Раздели и вот одели. Шинели даже не нашлось,- покраснел за чужую вину Полуэкт.
- Жулья там немало на складах развелось,- согласился старшина.- Хотите телогреечку? Почти новая, и вам в ней сподручнее.
- Давай, если не жалко. До штаба далеко?
- Километра три. Только в обратную сторону,- усмехнулся Рыбаков.- А передовая рядом. Вчера ночью ваши туда проходили. Может, все еще там лазят. Если в штаб, то нам по пути.
Шарапов заколебался: воз у старшины тяжелый, идти придется, передовая ближе, и ребята там.
- Масккостюм и что-нибудь скорострельное найдется?
- Найдем, найдем,- проговорил старшина, ныряя головой в короб.- Вот автоматик, вот халатик и пара "лимонок" на закуску. Вы по этой дороге идите, потом влево тропка пойдет, а там у солдат спросите, где ваши.
Телогрейка пришлась впору, масккостюм - тоже, а когда Полуэкт почувствовал на шее привычную тяжесть автомата, и совсем повеселел.
- Откуда добра столько? - спросил у старшины.
- Дык валяется. Вперед мины вожу, а обратно - что попадется, а то засыплет снегом, и пропадет. Уперлись тут немцы, и сбить пока не можем.
Шарапов распрощался с щедрым старшиной, прошел немного и услышал, как впереди "максим" "Чижика-Пыжика" завел, и так хорошо, что хоть пляши, хоть подпевай.
У станкача оказалось двое чем-то похожих друг на друга молодых солдат. Один назвался Колькой Баламутом. Второй улыбнулся на это:
- Шутит он, товарищ лейтенант. Багмут у него фамилия, а Баламутом в роте прозвали. А вы кто будете? О, так мы ваших знаем. Казах, Тинибаев, кажется, и Андрейчук ваши? Были у нас. Стреляют ничего, но до Кольки им далеко.
- Ну уж,- ревниво отозвался Шарапов.
- Они днем приходили. Тоже моей стрельбой заинтересовались,- вступил в разговор Багмут.- Говорили, сколько мне патронов выпустить. Я стрелял. Потом они. Ничего, получалось. А вот в сочетаниях три-пять-два-сёмь-четыре и так далее - не потянули, меня победителем признали.
- Даже так можно? Ну-ка, покажи,- не поверил Шарапов.
Багмут мгновенно сменил обычные патроны на трассирующие.
- Как стрелять?
- Два-четыре-один-три-два,- назвал Полуэкт небольшие цифры, чтобы считать было легче, а стрелять труднее.
Багмут задрал ствол пулемета в небо и сыпанул желтыми светлячками точно по заказу. Увидев восхищенное лицо лейтенанта, расплылся в улыбке:
- Хотите "Барыню"?
Безошибочно отбил ее, потом "Барабанщика", и в заключение сыпанул такую очередь, которая могла скосить на своем пути все живое.
- Молодец! Ну и молодец! - не удержался от похвалы Шарапов.- Не знал, что на пулемете можно выделывать такие штучки. Вам бы позицию почаще менять. Пусть фрицы думают, что здесь несколько "максимов".
- Не получится. Они мой почерк знают.
- Жаль. Оборона у вас тут не очень.
- Зато поле чистое и до немцев с километр. Пока дойдут, я их в поленницы уложу.
- Это днем. А ночью?
- Пробовали и утерлись.
- Немцы мстительны. Будьте осторожнее,- сказал Полуэкт и покачнулся, очутившись в чьих-то медвежьих лапах. Вырвался. Увидел сияющее лицо Скубы.
- Товарищ лейтенант, вы как здесь оказались? Я бачу - знакомый кто-то.-Повернулся к Багмуту:- А ты что лупишь, як скаженный? Мы думали, ЧП у вас.
- Тоже мне разведчики! Было бы ЧП, он бы по-другому разговаривал,- ласково кивнул Багмут на "максима".
Снова кто-то обхватил Шарапова сзади, оторвал от земли и закружил, обдавая смешливым и жарким дыханием.
Андрейчук! Его сибирская хватка!
- Потощал, командир, на госпитальных харчах. Легонький стал,-смеялся Андрейчук, ставя Полуэкта на землю.
А ему тепло и счастливо от объятий ребят. Хотел сказать что-нибудь хорошее, да Скуба перебил:
- Откормим. Только что вспоминали, а он и легок на помине.
- Как взвод, Костя? Потери большие?
- Пока все живы.
- Смирнов как?
- Хороший парень. Старается. Мы рядышком стоим, а Смирнов с остальными дальше.
- Что делаете на передовой?
- Да на задании.
Во взводе никогда не говорили "идем в разведку". Всегда: "на задание", "на работу". Но теперь это "на задании" неприятно кольнуло. Шарапов уже дома себя почувствовал, прикидывал, как бы забрать к себе понравившихся пулеметчиков, и вдруг, как от чужого, отмахнулся от него Скуба. Мог бы и сказать, на какое задание прибыли на передовую. И о другом подумал Шарапов: как к его приходу отнесется Смирнов? Вряд ли ему будет приятно возвращаться на роль стажера.
- Идем, командир. Нам пора,- позвал Скуба.- А ты,- повернулся к Багмуту,- в случае чего "Чижика" сыграй, чтобы мы зря к тебе не бегали.
- Пошли, командир. Устроим ребятам праздник,- обнял Шарапова за плечи Андрейчук.
И второй раз за этот день Полуэкт сказал и поступил не так, как хотел и думал.
- Я на должность еще не назначен, а вы "на задании". Вот завтра схожу в штаб, тогда и к вам приду.
- При чем тут штаб? Все равно к нам назначат, не в пехоту же,- возмутился Андрейчук.
- Устал я, ребята, мне бы куда-нибудь кувыркнуться поскорее,- сгладил отказ Полуэкт.
- Да где вы ночевать будете?
- У пулеметчиков и пересплю.
- Правильно,- обрадовался Багмут,- у нас рядом отличная землянка есть. Ребята покажут.
Обиженные разведчики проводили Полуэкта до места и по пути оттаяли, сообразив, что и правда устал командир, отдохнуть ему надо, а к ним попадет, так разговоров до утра не оберешься. Часового предупредили:
- Ты лейтенанта зря не буди. Дай ему выспаться как следует.
Простились хорошо, как будто и не было никакой размолвки.
У часового была странная фамилия - Змий, он тоже обрадовался новому человеку и говорил без умолку.
- Может быть, Змей? - переспросил Полуэкт.
- Нет, Змий. Я украинец,- привычно пояснил сержант.
- Ну Змий, так Змий. Сторожи хорошенько, чтобы меня немцы не утащили,- пошутил Шарапов и пошел спать.
"Отличная", землянка оказалась наспех вырытой ямой, покрытой "в один накат" тоненькими жердями, кое-как присыпанными сверху землей и снегом. Слева от входа, завешенного плащ-палаткой, был оставлен земляной выступ, для мягкости застланный ветками лозняка. У самой двери, уткнувшись лицом в стену, спал сменщик Змия. Посередине, воткнутый одним концом в стену, коптил телефонный провод.
- Сгоришь тут,- вслух сказал Полуэкт и загасил его. Потом, рассмеявшись, спросил у темноты:- А кофе будет?
В госпитале на третий день наступления рядом с ним положили старого солдата. Чтобы как-то завязать с ним разговор, спросил, откуда тот родом. Раненый не ответил. Полуэкт подумал, что он к тому же контужен, и несколько дней они провели в обоюдном молчании. Но однажды, после обеда, сосед вдруг заговорил: "А кофе будет?" В палате засмеялись: "Будет, со свежими сливками".
"Папаша", к всеобщему удивлению, оказался немцем. Он был ранен днем, до ночи скрывался в лесу, потом вышел на дорогу, проголосовал и оказался на госпитальной койке. "Так ты же был в немецкой форме!" - не поверили ему. "Сказал, что из разведки".- "Угу, а документы у тебя, конечно, не догадались проверить?" - "Разведчики ходят без документов или, как это, с фальшивками",- резонно возразил немец. "Рана у тебя не ахти какая, мог бы и к своим утопать".- "Зачем? В плену лучше. Жизнь, жизнь! Я и в ту войну был, знаю". - А где простыни, одеяло, подушка? - вновь спросил Шарапов голосом старого немца, рассмеялся, потом забрался на нары в дальний от двери угол, скинул автомат, блаженно вытянулся и мгновенно заснул.
Проснулся оттого, что кто-то стаскивал его с нар. "Уже утро,- удивился Полуэкт,- и этот чертов Скуба не может разбудить по-человечески!"
Направленный в глаза луч сильного электрического фонарика заставил зажмуриться и потянуться к автомату. Его не оказалось, и до скованного сном, не проснувшегося окончательно Шарапова дошло, что не Скуба его будит, а немцы!
Они были мастера. Завернули руки назад и повели из землянки. Луч света выхватил из темноты скрюченную фигурку солдата. Его лицо и шинель были в крови. Из траншеи передали из рук в руки и погрузили спиной к спине на немца ростом с Бербица. Второй, поменьше, поддерживал сзади ноги. Еще двое бежали чуть сзади. За ними поднялась и стала отходить группа прикрытия.
"Командира взвода разведки выкрали немцы! Завтра об этом узнает весь полк! Стыд-то какой, позор!" Шарапов представил искаженное гневом лицо Ермишева, вздернутые вверх брови Лобатова, виноватые лица ребят. Вторая мысль пронеслась в мозгу яркой вспышкой: "В левом кармане гимнастерки карточка кандидата в члены ВКП(б), офицерская и вещевая книжки!"
Одежда задрана вверх. Незаметно дотянулся подбородком до кармана - документы на месте! Они не должны попасть в руки врага. Но как это сделать? Закричать, позвать на помощь? Нельзя! Засунут кляп или пристукнут как следует. Нейтральная полоса около километра. Время есть...
Голова работала ясно, по привычке анализируя создавшуюся ситуацию. Дать заднему ногой, а "носильщика" перебросить через себя? Не по-лу-чится! Руки намертво прижаты к бокам противника, и вес в его пользу. Ударить первого головой? Свой затылок расколешь, а ему что сделается?
Луна вышла из-за туч. Светит ярко. Подрагивает над головой небо - устал "носильщик". И задний все время спотыкается. Скоро должны меняться. Надо усыпить бдительность, притвориться беспомощным, потом отпрыгнуть в сторону, выхватить гранату, упасть на нее и уничтожить себя вместе с документами... Идиот! Граната для немцев - полная неожиданность! Если испугаются- должны испугаться! - побегут или залягут, хозяином положения станет он! Вот где выход! А то - упасть, подорвать себя... Дурное дело - не хитрое...
Скоропалительный треск ППШ прорезал морозный воздух, звонким эхом пронесся над землей. Запели над головой пули. Ребята! Видят, если ведут прицельный огонь. И не от страха, а от дикой радости забилось сердце. Один из бежавших следом немцев по-звериному рыкнул и ткнулся головой в снег. Второй склонился над ним, потащил. Они начали отставать.
Автоматные очереди приближались. Шарапов догадался, что ребята нашли в землянке его шапку, организовали погоню и бросились на выручку.
Так и есть! Снаряды плотной стеной встали на пути немецких разведчиков. Они кинулись назад, потом побежали влево. Куда-то исчезла группа прикрытия. Всего двое с ним! Обстановка изменилась. Смена "носильщика" отпала. "Надо начинать, пока снова не сбежались,- решил Полуэкт.- Заднего бью ногой, а с передним что делать? Придется все-таки головой..."
Ослепительно яркая вспышка внизу. Грохот. Взрывная волна подбрасывает немца вместе с Шараповым. Мрак и тишина, словно в могиле. Соленый привкус крови во рту. Руки свободны! Начинает прорезываться звездное небо. Глухо доносятся разрывы снарядов. Выхватил гранату.
Рядом голос:
- Иван, сдаюсь! Сдаюсь!
Занесенная для удара рука повисает в воздухе - второй немец лежит на боку. Он ранен. А где "носильщик"? Сбежал!
Шарапов выхватывает у раненого автомат. Под его стволом немец ползет обратно.
- Шнель! Шнель,- подгоняет его Шарапов.
- Я бистро, бистро,- отвечает немец на русском.
- Цурюк! - приказывает Шарапов, а сам бросается в снег, кричит:- Ребята, не стреляйте!
Автоматы смолкают. Шаги. Или ему кажется? Да нет, он слышит, а подняться и идти навстречу сил нет.
К нему бежит Скуба.
- Ранен, командир?
- Живой!
- Он еще и с пленным! - оборачивается Скуба к Андрейчуку.
Тот Снимает шапку и надевает ее на командира.
- Уши не поморозил? Холод сегодня наш, сибирский. А я слышу - ползет кто-то. Думаю, не немцы же, и тут твой голос,- не упускает случая похвастаться острым слухом Андрейчук.
В землянке он осматривает раны пленного и ворчит:
- Вся стопа разворочена, и выше колена рана большая. Придется жгут накладывать. Снарядом, что ли?
- На мине.
- А ты как же?
- Я на немце верхом ехал. Контузило только маленько.
Андрейчук перевязывает раны пленного и между делом успевает рассказать:
- Хотели фрицы взять пулеметчиков, но те открыли огонь. Резанули ребят из автоматов, побежали по траншее. Часовой у землянки стал гранаты кидать. И его кончили. Мы поняли - что-то неладно, но пока бежали.." Быстро сработали, сволочи!
Полуэкт слушал Андрейчука и только теперь, в спокойной обстановке, взглянув на происшедшее с ним как бы со стороны, осознал, как ему повезло.
- Спасибо, ребята! Если бы не вы и не мина...- выговорил с трудом, утирая со лба пот.
- На вас всегда страх позднее находит, когда уже все кончится. Почему так, не понимаю? - развел руками Тинибаев.
- Молодец, земеля, в яблочко попал,- хлопнул его по спине Скуба и, довольно улыбаясь, протянул Полуэкту зеркало:- Взгляни-ка на себя, лейтенант. Чистой воды трубочист!
Полуэкт скинул весь в копоти масккостюм, телогрейку и пошел умываться. Распахнутое настежь небо начинало бледнеть, уступая место скорому утру. Шарапов засмотрелся на опрокинутый ковш Большой Медведицы, вспомнил, как качалась она, когда его тащили немцы, Багмута и его напарника вспомнил, словоохотливого Змия, и звезды расплылись, затуманились и заплясали в глазах.
Он поспешил нагнуться за пригоршней свежего снега.
Несколько дней прошло после возвращения Шарапова из госпиталя, не успел он привыкнуть к условиям временной обороны, снова новичком себя чувствовал, как получил приказ - "срочно пленного". Срочно,- значит, этой же ночью, без подготовки, без наблюдения. Вернулся во взвод расстроенным, а ребята, выслушав его сетования, посмеивались:
- Какая подготовка, какое наблюдение, лейтенант? Здесь не через Волхов плыть, не от Кириллова монастыря брать. Пойдем на запад и где-нибудь найдем, но предупреждаем: орденов и медалей за "языков" уже не дают, кончилось наше время.
Разведчики были в благодушном настроении, смеялись, подначивали его и, казалось, совсем не думали о ночном поиске. Раньше всегда переживали, а нынче будто в гости собирались. Или он что-то не понимает, или у ребят от успехов голова закружилась - на непрочной обороне немцы еще бдительнее должны быть. До сумерек, однако, снарядились, попрыгали, не бряцает ли что, и пошли к реке Мшаге, где у Спасских оказалось "в заначке" хорошее местечко. Здесь под берегом, ютясь в снежных норах, стояло заслоном отделение второго батальона. Грязные, в прожженных шинелях, заросшие щетиной старички-поскребыши из тыловых служб полка так обрадовались разведчикам, словно те им письма из дома доставили. - Сменять нас прибыли, да?
- Нет, папаши, пленного брать.
- Тоже хорошо. Мы хоть на живых людей посмотрим. Стоим тут, как на необитаемом острове. По стрельбе знаем, что и справа наши есть, и слева, а кто где, сам черт не разберет. Не найдется ли у вас закурить, ребятки?
- Началось! Нет ли у вас бумажки закурить вашего табачку, а то у нас спичек нету,- пробурчал Бербиц, но папаши его "не услышали".
- Третий день без махорки и на одних сухарях сидим,- с наслаждением задымили, закашлялись натужно и дальше свою линию повели:- Поди у вас и фронтовые имеются? Нам по сто не надо, нам бы и по половиночке хватило для сугрева души и тела.
При этих словах Бербиц поднялся и, заинтересовавшись чем-то, пошел "наблюдать за противником".
- Бербиц,- окликнул его Шарапов.
- Что Бербиц, Бербиц? Если мы всех поить будем, так нам в святые надо записываться,- не сразу отозвался добытчик и хранитель водочного запаса взвода.
- Бер-биц! - построжел голос Шарапова и сразу смягчился:-Ты же старшиной на складе был, ты все можешь, и запасец у тебя имеется.
- Запас карман не дерет. А если ранят кого и тоже "для сугреву" потребуется?
- Что-то много разговариваешь, Миша. Вот оставлю тебя комендантом этой "крепости", тогда по-другому запоешь.
- Я о себе забочусь, да? - еще сопротивлялся скупой на водку Бербиц, но руки стали развязывать затянутый морским узлом мешок проворнее, и тот наконец распахнулся.- Пожалуйста, пожалуйста. Если всем до Проньки, то и мне тоже.
Нахохлившиеся солдаты оживились, вожделенно завздыхали, а когда увидели, что своенравный старшина стал вдруг щедрым и наливает по полной мерке, совсем повеселели.
- Пейте, пейте, солдатики - бравые ребятики, не думайте, что Миша Бербиц скупой рыцарь, что ему больше всех надо,- приговаривал Бербиц, наполняя очередную мерку и с ехидцей поглядывая на Шарапова.- У нас лейтенант рубашку последнюю отдаст, он всех обнять готов. Кому мало, еще добавлю.
Тут уж разведчики встревожились - раздаст все, чтобы досадить командиру. И солдаты забеспокоились:
- Вам-то останется?
- А нам не надо. У нас до задания - сухой закон, а потом... если доживем, то посмотрим.
Выпили солдаты, согрелись и рассказали, что против них, на той стороне излучины, немцев немного, тоже не больше отделения. Постреливают редко, и они не усердствуют во избежание потерь. Подобраться к фрицам можно берегом, если идти в обход и нападать с тыла, можно и напрямую. До них близко. Гранаты, конечно, не докинешь, но каждый звук слыхать.
Еще побеседовали, и на той стороне котелки забрякали. Решение созрело немедленно. Вася Бахтин предложил:
- Рванем напрямую, а? Пока не поужинали.
Рванули, на ходу побросали гранаты, нагрянули на немцев так неожиданно, что те бросились наутек. Один только, раненный в ногу, убежать не смог. На плащ-палатку его, и быстренько в полк.
Видя такую легкую победу, солдаты прибежали, термоса с горячей пищей в свои норы поволокли, одеяла из землянок, гранаты немецкие с деревянными ручками, даже часы настенные.
- Зачем таскаете? - пытался остановить их Шарапов.- Занимайте землянки и оставайтесь здесь.
- Да, вы уйдете, он нас и выкурит. Мы уж лучше дома побудем.
И то верно: немцы привыкли к тихим солдатам, не ожидали от них активных действий и прозевали разведчиков, а когда разберутся, что к чему, выбьют папаш из своих землянок. Разведчики между тем обследовали берег. Землянки, неглубокие окопы, никаких минных полей и никакой проволоки. Невдалеке пушка подбитая. Латыпов сразу к ней. Прицела нет, поворотный механизм не работает, но если развернуть, стрелять можно.
- Старшина Бербиц, "на выход"! Требуется пять лошадиных сил,- скомандовал Бахтин.
- Есть, товарищ командир отделения,- козырнул Бербиц, схватил Бахтина за шиворот и потащил к пушке, приговаривая: - Не брыкайся, Вася, наводчиком будешь, а Латыпов начальником артиллерии. Приказывает командир крепости Бербиц.
Снова прибежали солдаты, смеются, помогают развернуть пушку на немцев.
- Ты, Вася, в ствол гляди. Как увидишь бугор, останавливай. Через ствол наводка самая точная,- советует Латыпов.
Гомонят разведчики, радуются. Из всех видов оружия настрелялись вдоволь, а пушка в руках впервые, ждут не дождутся, когда фрицы контратаковать начнут. Они уже, кажется, собираются. Слышно, как кто-то команды подает, в кучу всех сгоняет.
Вылезли из-за бугра, в цепь развернулись. Пошли!
- Наводчику Бахтину, орудие на-во-дить! - кричит во все горло "начальник артиллерии" Гриха Латыпов.
- Товьсь,- отвечает Бахтин.
- По своей земле, но по фашистам, огонь!
И пушка выстрелила, оглушила, ослепила мгновенной вспышкой. И снаряд из нее вылетел, блеснул впереди редкой цепочки противника пламенем, взметнул к небу комья земли и снежную пыль.
- Выше, Вася, бери. Огонь! - снова командует Латыпов.
Но что-то заело у Бахтина, и пока копался, вгонял новый снаряд, фрицы за бугор попрятались.
- Еще полезут, стреляйте, а мы из автоматов врежем, чтобы туда-сюда не бегали,- приказал Шарапов.
Еще раз ахнула пушка, автоматные очереди положили немцев на землю, и уж не убегали, а отползали они под прикрытие бугра и больше не показывались.
- Вы не уходите, побудьте с нами до утра. Выспитесь хорошо, а мы вас покараулим,- просят солдаты.
До полка идти далеко, и добрая землянка там разведчиков не ждала, а здесь целых три и все теплые. Почему бы и не поспать? Задание выполнено, имеют они право один раз в жизни выспаться по-настоящему? Остались. Часового на всякий случай своего поставили, печки подтопили и со спокойной совестью засвистели простуженными носами.
А Шарапову не спалось. По пути из училища на фронт пришлось ему заночевать в Крестцах, небольшом районном городке, в войну ставшем важным железнодорожным узлом. Хозяйка долго и пытливо приглядывалась к нему и в конце концов поделилась затаенными мыслями: "До чего же похожий! Прямо братья родные! Вначале я даже сомлела вся!" "На кого похожий?" - не понял он. "Ночевали у меня днями лейтенантики, и один спал на лавке, где тебе стелю. А ночью фашист налетел, в наш дом, слава богу, не попал, а осколок бомбы, большой такой, меж бревен угодил и прямо тому лейтенанту в голову. Видишь, дыру какую сделал, я ее тряпками заткнула. Молоденький был и невысокий, как ты, только волосы светленькие. Не брат твой? Ну и хорошо, а то стелю и думаю, а вдруг как снова?"
Он понял, чего опасалась женщина, хотел попросить постелить на пол, но постеснялся, спросил о другом. "Он спал?" - "Спал, спал, и ты спи - я рано поднимусь. А смерть у него легкая была, будто и не жил".
Так нелепо погибнуть! В ста километрах от фронта! Не мог заснуть в ту ночь Полуэкт, до утра прокрутился на злополучной лавке, все щупал дыру рукой и ждал налета немецких самолетов.
Эта история первое время гнала сон и в полку. Обычная ночная стрельба немецких пулеметчиков казалась зловещей, все думалось, что перешли фашисты в наступление и вот-вот появятся на КП. Позднее, после того как сходил в первую разведку, обжился на переднем крае, эти опасения прошли, и смерть безвестного лейтенанта перестала казаться неожиданной и нелепой, а сегодня вот снова вспомнилась и зацепила. Мерещилось, что немцы, получив подкрепление, могут вернуться и тоже напасть неожиданно. Выходил наружу, слушал тихую ночь, проверял часовых и удивлялся беспечности храпевших разведчиков. Неуютно ему было в немецкой землянке, тревожили чужие запахи, шуршание и писк мышей. Не спалось.

Содержание

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12