Второй вариант

Кодочигов
Павел

Глава четвертая

1

Командиром взвода разведки Шарапова назначили в конце октября. Прибежал на передовую ординарец Малышкина с приказом явиться к командиру роты. Думал, по какому-нибудь пустяковому делу, а вышло по серьезному.
- Звонили из полка, - недовольно сказал капитан,- и приказали откомандировать. Срочно! У нас всегда срочно: спим, спим, проснемся - давай, давай. С вещичками приказали.
- Разрешите идти? - Привычно потянулся за винтовкой и дрогнул, когда пальцы легли на потемневшую и ставшую незаметной бороздку на ее ложе. - Снайперку можно взять с собой? На память.
- Э, нет - она на старшине числится, - отказал Малышкин. Заметил, как совсем погрустнел Шарапов, и пообещал: - Будет возможность, верну тебя в роту. Слово даю.
- Спасибо, товарищ капитан.
Хорошие, плохие ли вести на передовой, как и в деревнях, распространяются быстро, только бегут они здесь не от дома к дому, а от дзота к дзоту. Вышел Полуэкт от Малышкина, а на него уже смотрели так, как смотрят при расставании.
С Климанским обнялись, держали друг друга в объятиях долго, дышали запаренно. После этого и совсем расстроился Полуэкт, будто не роту покидал, а дом родной. С полупустым вещмешком шагал в полк трудно, словно не полем шел, а в гору поднимался. Потом дорога нырнула в черный подлесок с тонкими стволами ольхи и осины. За ним темнел настоящий лес, сосновый. В бледно-голубом, вылинявшем за лето небе летал "костыль" - немецкий самолет-разведчик: наступало обеденное время. А у подножья взгорка из-под темно-зеленых глянцевитых листьев выглядывали гроздья брусники. Поесть бы их досыта, морозцем уже обожженных, да вызывают "срочно". Бросил в рот несколько горстей, зашагал дальше и через час, после непродолжительной беседы с новым командиром полка подполковником Ермишевым, получил должность командира взвода пешей разведки.
Вначале от такого предложения растерялся, переспросил даже:
- Меня? Командиром взвода разведки?
- Вас, вас, - подтвердил подполковник, продолжая прощупывать Полуэкта черными пронизывающими глазами. - К немцам вы уже ходили, даже пленного захватили.
- Не я, товарищ подполковник, это Акимов, - совсем смешался Полуэкт. - Если бы он пистолет у немца не выбил, пропасть бы мне. А я что? Я-
Ермишев остановил его движением руки.
- А вы что думаете? Я не на первой войне - и то каждой пуле кланяюсь, а вас с бухты-барахты как щенков в воду кинули, и вы хотите, чтобы у вас сразу все получилось? Так не бывает, - усмехнулся Ермишев. - Хотите, секрет один выдам? Вас рекомендовал мой адъютант лейтенант Акимов. Ну, а не справитесь - заменим, мы это умеем делать. Ясно?
- Ясно, товарищ подполковник! - вскочил Полуэкт. - Есть принять взвод разведки.
- Вот так-то лучше. Предупреждаю: народ там тертый, так что на теплую встречу не рассчитывайте и сразу берите быка за рога.
Новое назначение польстило, но не обрадовало. Было бы можно - отказался бы от него Полуэкт. На разведчиков он насмотрелся, пока был в резерве. Держались они подчеркнуто независимо, обособленной кучкой. Таинственно уходили на передовую в пятнистых маскировочных костюмах с автоматами наперевес и гранатами на поясах, какой-то особой валкой походкой, и так же таинственно возвращались. Разведчики были в полку как бы государством в государстве и пользовались этим.
Часового у землянки не было. Шарапов распахнул дверь и замер на пороге - так резко ударило в нос запахом сушившихся портянок, пота, махорки и еще чего-то застарелого и кислого. Задержал на секунду дыхание и шагнул дальше. Деланно громким от волнения голосом поздоровался:
- Здравствуйте, товарищи разведчики!
Коптящий в гильзе фитиль выхватил из темноты лежащие на нарах фигуры.
Разведчики не спали, но никто не поднялся, и только один отозвался на приветствие, продолжая покачивать задранной вверх ногой:
- Здравствуйте, если не шутите.
- Не шучу. Отдыхаете?
- По какому вопросу, если не секрет, пожаловали? - Нога все еще была задрана вверх.
В училище бы кто-нибудь позволил себе так разговаривать с офицером! Ответил сдержанно, не повышая голоса:
- Младший лейтенант Шарапов. Назначен к вам командиром взвода.
На нарах зашевелились. Десятки глаз словно приклеились, разочарованно оглядывая с головы до ног щуплую фигуру нового взводного, его обыкновенную, не комсоставскую, шинель, солдатский ремень, растоптанные кирзовые сапоги. Задранная нога опустилась, ее хозяин поднялся, пригнул голову, чтобы не удариться о потолок, и, возвышаясь над Шараповым, вздохнул:
- Это плохо, что вы младший лейтенант. Произносить долго и трудно, и раньше у нас всегда лейтенантики были.
- Ваша фамилия, сержант?
- Гаранин. А что?
- Надо же знать, кто со мной разговаривает.
-А-а-а... Вопрос можно, товарищ... младший лейтенант?
- Можно.
- Вы хоть одного живого немца видели?
Сержант вел себя так, как ведут обычно ребята с других улиц, стараясь раззадорить, вызвать на драку и отлупить. Прием знакомый, и Шарапов знал, что отпор надо давать сразу, сражаться оружием, предложенным противником.
- Разрешите присесть... сержант? Так вот, если помните, "языка" взяли не вы, а офицерская разведка. Я в ней участвовал и живых немцев видел. Мертвых - тоже.
- Фью! На нейтралке-то? Вам просто повезло. По вам даже не стреляли, а вы почему-то убитого сапера у немцев оставили. Нас потом две ночи за ним гоняли.
- Так уж получилось,- не нашелся на лучший ответ Полуэкт.
- А если бы из траншеи, дзота пришлось брать, тогда бы что получилось?
- Взяли бы и из траншеи, или полегли там, - начал закипать Шарапов.
- Полечь - дело нехитрое, а...
- Подожди, Гаранин! - перебил сержанта чей-то размеренный голос. - Надо серьезно поговорить, а у тебя все шуточки на уме. Вы не обижайтесь, товарищ младший лейтенант, но у нас столько перебывало... Вы из сучка хоть умеете стрелять?
- Из какого сучка?
- Наган мы так называем.
- Приходилось.
- Может, попробуем?
- Если патроны есть.
- Нам дают.
До поляны шли вместе. Шарапов с помощником командира взвода старшиной Спасских - он появился, когда выходили из землянки - впереди, разведчики сзади.
- По какой цели стрелять будем? - спросил Шарапов, когда пришли на место.
- А вон ту консервную банку видите? В нее и бейте, - ответил Гаранин.
Банка валялась далеко, и попасть в нее было трудно, но Полуэкт не стал спорить:
- В банку так в банку. Начинайте, сержант. Гаранин хмыкнул, а разведчики запротестовали:
- Ближе надо ставить. Чего зря патроны жечь.
Гаранин ругнулся, вбил банку каблуком в бугор, всадил в нее три пули и вопросительно посмотрел на Шарапова.
Полуэкт сделал вид, что не заметил этого взгляда, и предложил крепышу с выбивающейся из-под пилотки черной челочкой:
- Теперь вы постреляйте.
- Командир первого отделения сержант Бахтин, - назвал тот себя.
- Один человек Строевой устав знает, - улыбнулся Шарапов. - А то приглядываюсь: все сержанты, старшие сержанты, старшины даже, а дисциплина... Начинайте, Бахтин.
Бахтин тоже не сделал ни одного промаха.
- Теперь сами постреляете, или еще кого-нибудь "проверять" будете? - не вытерпел Гаранин.
Полуэкт взял наган, покрутил барабан, прицеливаясь, будто неумело поводил стволом и опустил его. Раздались смешки. Он улыбнулся и, мигом обретя стойку и твердую руку, начал всаживать в банку пулю за пулей.
- Еще?
- Хватит. Убедились.
- Кто заметил, какой прием я использовал? - Показал, как вместе с рукояткой у него был прихвачен рукав гимнастерки.
- Ну и что из этого?
- Попробуйте.
- Правда, удобнее! Будто с упора стреляешь. Кто это вас так научил, товарищ младший лейтенант?
- Взводный в училище. Может, из винтовки постреляем?
- Нам из этой дуры ни к чему, - возразил Гаранин. - Мы вот так!
Высокий, жилистый, со все еще недружелюбными глазами, он вскинул автомат и в мгновение ока дал три очереди: вправо - стоя, прямо - в падении и влево - после немыслимого кувырка через голову, оказавшись в заранее присмотренной ямке, из которой можно вести прицельный огонь безопасно для себя.
- Так не умею, - восхитился Шарапов. - Научите?
- Само собой, - охотно отозвались разведчики.
- Будем считать, что "проверка" закончена?
- Это мы так. Извините.
- Я тоже пока "так", - пообещал Полуэкт. - Из винтовки вы стрелять не захотели. Вам "это ни к чему". Не уверен, но пусть будет так, а рукопашный бой должны знать. Кто первый? Гаранин?
Раззадоренные разведчики один за другим "выбывали из строя", а ему не могли нанести ни одного удара. С Бахтиным лишь пришлось повозиться. Хитер был этот паренек, напорист и реактивен, но и он получил удар.
- Достаточно, - сказал Шарапов после схватки с ним, повернулся к Спасских и уже другим, командирским голосом: - Я в штаб. Вернусь через час. В землянке к этому времени прибрать. Дневальных назначать ежедневно.
- Есть! - козырнул старшина.
- А он не так прост, с ним не заскучаешь, - протянул Гаранин, глядя вслед новому взводному.
- Ничего парнишка. Шустрый. Кому как, а мне понравился, - отрубил разведчик Вашлаев.
- Еще бы! В консервную банку пять раз влупил. Посмотрим, как он себя в деле покажет.
- Вот что, ребята, - вмешался в разговор старшина Спасских, - поволынили, испытали, и хватит. А ты, - из-под черных бровей взглянул на Гаранина, - иди дневалить. Там и пары выпустишь.
К возвращению командира взвода в землянке царил порядок, а ему было приготовлено самое удобное место в правом дальнем углу, напротив печки. При первом появлении у разведчиков Полуэкт не раздевался, теперь, почувствовав себя дома, скинул шинель, и на его гимнастерке сверкнула медаль. Чего-чего, а этого не ожидали. Косились на нее - какая? - а разглядев, удивились: надо же - "За отвагу"!
Медаль Полуэкт получил неожиданно. Пришел как-то на Пахотную горку командир батальона майор Мезенцев, увидел его со снайперкой, заинтересовался, чего это офицер с винтовкой балуется. Узнал, полистал снайперскую книжку, спросил Малышкина, почему младший лейтенант к награде не представлен, и дал делу ход. Быстренько был составлен наградной лист, и медаль не задержалась.
К Полуэкту подсел Вашлаев, спросил для начала, кем он командовал ранее.
- Командовать еще не приходилось - был в резерве, а потом наблюдателем в четвёртой роте, - неохотно ответил Полуэкт.
- Американским? - кольнул Гаранин.
- Да подожди ты, дай поговорить с человеком, - отмахнулся от него Вашлаев и задал главный вопрос, ради которого и разговор начал: - Тогда медаль, извините, за что же успели получить?
- За уничтожение двадцати двух фашистов. Из винтовки, которую сержант Гаранин "дурой" обзывает.
- Так вы снайпер! - присвистнул Вашлаев. - А мы вас на стрельбе хотели "завалить". И что же, по вам, поди, тоже стреляли?
- Было дело, - улыбнулся Полуэкт и, поверив что его судьбой интересуются по-хорошему, рассказал о поединке с фашистским снайпером.
- Какой же это снайпер, если четыре раза мазал? - не поверил Гаранин.
- До этого убивал с первого выстрела, а тут, я думаю, он нервничал, а может, и перемерз - целый день на земле под дождем лежал.
- Все-таки вы очень рискованно действовали, - покачал головой Вашлаев. - А где вы рукопашному бою научились?
- Продолжаете испытывать? - рассмеялся Полуэкт. - В училище. Я там три раза победителем в соревнованиях выходил.
Другие разведчики в разговор вступили. Стороны продолжали прощупывать друг друга.

2

Шарапов прочитал список личного состава взвода и вздохнул - он самый младший. Большинство разведчиков были из кадровых солдат двадцать первого и двадцать второго годов рождения, а Вашлаеву, Родионову и Селютину перевалило за тридцать. Совсем старички. Образование имели тоже почти одинаковое, от пяти до семи классов.
- И все не женаты? - спросил у Спасских.
- Так когда было? До армии не успели, а потом фронт.
Спасских говорил быстро, но слова по-московски потягивал. Он был коренным москвичом, и это чувствовалось.
- Вот что, старшина, расскажи-ка коротко, кто чего стоит и от кого что ждать можно. Андрейчук?
- Этот надежный. Сибиряк из Алтайского края. Терпелив, настойчив, общителен и слухач отличный.
- Слухач? Как это понимать?
- Слышит хорошо, вот мы его так и зовем. Оружие любит и стреляет прилично.
- Понятно. Бахтин?
- Тракторист из Кировской области. "Вячкий", как у нас поддразнивают. Знаете поговорку: "Вятски люди хватски - семеро одного не боятся?" А я бы Васю на семерых не променял. Прирожденный разведчик. - Заметив недоверчивый взгляд Шарапова, Спасских улыбнулся: - Правильно, ходит вразвалочку, увальнем кажется, но увидите в деле, согласитесь со мной. За Бахтина как за себя ручаюсь.
- А что скажешь о Гаранине?
- На этого как найдет. Больше всех воду мутит. Будь моя воля, списал бы его, хотя иногда и хорош бывает, - сердито взъерошил старшина свои короткие волосы.
- Калинин?
- Прибыл из госпиталя. До войны работал в Ленинграде, там же был ранен. Знает саперное дело и вообще умелец на все руки: что дом построить, что печь сложить.
- Карянов?
- Дружок Калинина и Бахтина. Магнитогорец. Воевал под Москвой, участвовал в прорыве блокады Ленинграда, к нам тоже после госпиталя поступил. Саперное дело освоил. Сильный, выносливый. Вы его запомнить должны: невысокий такой, курносенький, с перевязанной шеей ходит и голова на бок. На КП ему осколок прилетел.
- Что скажешь о Латыпове?
- Наш оружейник, - с удовольствием отозвался старшина. - Хорошо ориентируется на местности, память отличная. Нужный человек во взводе.
- Скуба?
- Шахтер из Караганды. Недавно кандидатом в члены партии приняли. Надежный.
- Тинибаев?
- Сыном степей его зовем. Земляк Скубы и соперник Андрейчука.
- Тоже слухач? - догадался Полуэкт.
- Точно.
- Кто же лучше слышит?
- Трудно сказать. Иногда Андрейчук, другой раз Тинибаев, а судьи нет, так спорами все и кончается.
- Капитоненко? Он что-то у тебя не по алфавиту записан?
- Забыл нашего лучшего певца. Хороший разведчик, и мужик сильный.
Короткие характеристики Спасских кое-что проясняли, но не раскрывали главного: все хорошие, все надежные и опытные, а "языка" добыть не могут. Не вязалось одно с другим. Спросить, почему так получается, постеснялся. Не чувствовал еще к себе доверия и не захотел, чтобы Спасских "крутить" начал. Тут "сын степей" Тинибаев прибежал, по всей форме доложил, что товарища младшего лейтенанта вызывает ПНШ-2.
ПНШ-2 - помощником начальника штаба полка по разведке - был старший лейтенант Лобатов. Из кадровых. Отношения с ним с первого знакомства сложились натянутые и неопределенные. Какую-то неприязнь к себе чувствовал Шарапов, а почему, понять не мог.
- На тот берег надо сгонять. За "язычком", - без предисловий начал Лобатов, и его стальные глаза немигающе уставились на Полуэкта. Отметили и запомнили, как дрогнул от этих слов новый взводный и его лицо покрылось бисеринками пота. - Хочешь сказать, что к людям не присмотрелся? Так вот там все и рассмотришь. Под микроскопом, - хохотнул Лобатов. - Место поиска между деревнями Зарельем и Хутынью. Для подготовки операции даю пять дней. Вопросы есть?
Вопросов у Шарапова было много, задавать только их не захотелось. Решил, что лучше все у разведчиков выяснит.
- Не имею,- ответил.- Разрешите идти?
- Иди,- недоуменно разрешил Лобатов. Он не ожидал такого короткого разговора.
Зарелье и Хутынь расположены на мысе, недалеко от впадения Малого Волховца в Волхов. Зарелье - на низком левом берегу притока. Хутынь с ее знаменитым монастырем и могилой Державина - на высокой горе по правому берегу Волхова. На тропе между ними решили перерезать телефонный провод, устроить засаду и взять связиста. Шарапова смущало, что придется забираться в тыл противника, но разведчики настаивали: самый лучший вариант, не из дзота брать, а засекут, так ночь укроет. Подготовка к операции прошла хорошо, даже весело как-то, а вернулись пустыми. "Было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить", - не раз вспоминал позднее Шарапов мудрые слова Толстого.
Оврагов по пути не встретили, а вот две ложбины, не заметные со своего берега, оказались. Вначале обрадовались им: сырые, - значит, мин нет, но ложбины скрыли расстояние, путь к тропе был раза в два длиннее, чем рассчитывали.
- В мешок залезем, надо отходить! - заволновались разведчики.
Он приказал ползти дальше: ночь темная, луна надежно прикрыта тучами. И Лобатов предупреждал: "Запросятся назад, не поддавайся. Гони вперед до последнего. А проситься будут, чтобы тебя испытать, а потом на шею сесть".
Доползли до места и увидели, что тропа прикрыта спиралью Бруно, ее кольца поставлены не прямо, как обычно, а под углом и хорошо замаскированы, чтобы невозможно было рассмотреть с того берега.
- Придется возвращаться, командир, - зашептал Спасских. - Под спиралью они мины ставят.
Полуэкт упрямо тряхнул головой, подозвал Калинина:
- Проверь.
Разведчики стиснули зубы - зарывается новый командир, на рожон лезет. Позади, в Зарелье, забеспокоились немцы, взлетело несколько ракет, застучали пулеметные очереди.
Приполз Калинин, протянул какой-то тяжелый цилиндр:
- Прыгающая. Рванет - и триста шестьдесят шариков, как дождичком, окатят.
- Если снял, можно спираль резать? - обрадовался Шарапов.
Калинин деликатно промолчал, за него ответил Спасских:
- Они их в шахматном порядке ставят. Потянешь или порежешь проволоку, другие сработать могут. Если бы Карянов еще был, можно попробовать, а одному нечего делать.
Как снимают мины, режут проволоку, делают проходы, Шарапову видеть не приходилось, он не знал, насколько это сложно и опасно.
Разведчики вытянули головы, следят за каждым его движением, и, поколебавшись, он дал команду на отход. Лобатов встретил мрачно:
- Первый блин комом?
- Тропа оказалась дальше, чем думали, прикрыта минами и спиралью Бруно, - начал докладывать Шарапов, но ПНШ-2 перебил:
- Ну и что? Вас же не обнаружили. Почему вернулись?
Он стоял, как на параде, подтянутый, руки по швам, на них черные кожаные перчатки. Среди перепачканных глиной, с пудовыми комьями грязи на сапогах разведчиков Лобатов один казался настоящим военным.
- Я тебя спрашиваю, вас обнаружили или нет? - повторил он свой вопрос.
- Если бы обнаружили...
- Попали в огневой или еще какой-нибудь, допустим, холщовый, мешок? Это ты хочешь сказать? А о приказе товарища Сталина "Ни шагу назад!" слышал? Или вам в училище побоялись его прочитать, чтобы заранее не испортить нервы? Сегодня спирали испугались, завтра - рогаток, послезавтра еще что-нибудь придумаете. Ты о чем думал, когда в разведку шел? Переплывешь реку, и фрицы тебе "языка" на блюдечке преподнесут, да? - задохнулся от гнева Лобатов.- О твоей трусости буду докладывать командиру полка.
- Товарищ старший лейтенант,- прервал ПНШ-2 Шарапов каким-то звонким, не своим голосом, - дальнейший разговор в таком тоне при подчиненных считаю недопустимым.
Тонко подбритые брови Лобатова взметнулись вверх и сломались в изумлении, стальные глазки прицельно встретились с упорным взглядом Полуэкта, скользнули по стволу его автомата.
- Вот ты как заговорил?! Рано пташечка запела... В восемь ноль-ноль быть у меня. Поговорим наедине. Остаток ночи Шарапов провел без сна. Сомнения, пережитые на том берегу, в землянке стали казаться мелкими и ничтожными. И проход, верилось, можно было сделать, не подорвавшись на мине, и Зарелье виделось не так далеко позади, как там, когда лежал у спирали, и пленный маячил перед глазами. Поддался, выходит, общему настроению, смалодушничал? От этих мыслей не было избавления, и он решил в следующий раз без пленного не возвращаться, чего бы это ни стоило. Временами другое накатывало: поступи он так этой ночью и всполоши они противника, немцы могли захватить или уничтожить лодку, от Зарелья она недалеко оставалась, и тогда не похрапывали бы разведчики, не скрежетали зубами и не стонали во сне. "Ты их поменьше слушай, бери ответственность на себя, и все встанет на свое место", - поучал Лобатов. Казалось бы, верно, но разве перед одним командованием держит он ответ за свои дела и поступки? Перед разведчиками - тоже, и еще больше перед их матерями, которые, несмотря на войну, надеются на возвращение своих, сыновей.
Полуэкт закончил училище с отличием, и его хотели оставить командиром взвода. Ребята на фронт поедут, а он в тылу, выходит, окопается? Не остался. Матери об отъезде не написал, но она как-то узнала, приехала в Ярославль, отыскала его на вокзале и все время, пока стоял поезд, держала зачем-то за пуговицу гимнастерки, как-то по-новому засматривала в лицо и говорила одно и то же: "Ты пиши почаще, чтобы я все время получала от тебя письма. Тогда я все переживу и все вынесу. Ты это помни и пиши, пиши".
Он был рад приезду матери и стеснялся, что она уговаривала его, словно маленького, и просила о таком незначительном. Отправление эшелона почему-то задерживалось, мать все вертела и вертела пуговицу и оторвала ее. "Ой, что наделала-то! - засветилась озорной и в то же время виноватой улыбкой и предупредила: - Ты сразу же пришей ее, пришей, а то явишься на фронт растеряхой, тебя тут же и накажут".
Объявили посадку, все уже теснились у широко распахнутых дверей и кого-то вытолкнули из вагона. 'Мать не могла отличить его от таких же парней, одетых в одинаковую форму, закричала: "Остановитесь! Остановитесь! Мальчонка мой выпал! Мальчон-ка-а!" Упавшего подхватили и втащили в вагон, поезд набрал ход, а мать еще долго бежала за ним, прижимая к груди беспокойные руки.
Матери разведчиков тоже, наверно, бежали за уходящими на фронт поездами и умоляли писать почаще, а теперь с непроходящей тревогой ждут солдатских треугольников, плачут и не спят ночами, если они почему-то задерживаются. Так волен ли он в любом случае идти напролом? В разведке без риска не обойдешься - это верно, но как предугадать, насколько он оправдан, и как правильно поступить в том или ином случае?
До утра спорил Шарапов с собой и с ПНШ-2, в восемь ноль-ноль постучал в дверь лобатовской землянки, чтобы с ним, более опытным и старшим, разрешить свои сомнения. Но разговора опять не получилось.
- Брось-ка ты эту философию, - не дослушал Полуэкта Лобатов. - Надо новую операцию готовить, а он дискутировать пришел. Место выбирайте сами, раз вы такие умные, а потом посмотрим, чего вы стоите.

Содержание

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12