II.

От места засады немцы уходили вниз по речушке с густо заросшими кустарником берегами. Примерно через час ходьбы ранее каменистое дно сменилось илистым, а вскоре речушка вообще прекратила существование, затерявшись среди стоявшего стеной камыша на краю огромного топкого болота. Охватывая подковой подножие высокой седловидной горы,, оно тянулось насколько хватало глаз и исчезало лишь за дальним горным склоном.
Уткнувшись в болото, идущий впереди маленького отряда Кондра без команды остановился и вопросительно глянул на взводного. Тот вместо ответа шагнул из речушки на берег, опустился на ближайшую сухую корягу и принялся стаскивать с ноги полный воды сапог. Следуя его примеру, на сушу выбрались и остальные разведчики, сгрудились вокруг Вовка.
- Полчаса передых, - сказал тот. - Костров не разводить, не курить, без надобности не болтать. А мы с тобой, - повернулся он к старшему лейтенанту, - отойдем в сторонку.
Отыскав в десятке шагов от казаков большую, покрытую мхом кочку, он уселся на нее, поманил пальцем старшего лейтенанта:
- Садись рядом. Надобно оценить обстановку. Достав карту, Вовк разостлал ее на коленях, взял в руки травинку. Какое-то время молча всматривался в разноцветье испещренных топографическими знаками квадратов карты, затем шепотом заговорил:
- Швабы держат путь в направлении перевала. Оно и понятно - оттуда рукой подать до наших союзничков. От этого болота к перевалу две дороги: одна - справа, вокруг трясины, другая - прямиком через горы. Обходить болото левым берегом швабам не горазд - уже через километр начинается поселок с лесопилкой, а еще дальше - большое село. Значит, швабам остается такой выбор: обход горы по правому берегу болота или карабкаться отсюда к перевалу напрямик по кручам. Согласен с моими выводами?
- Вполне, - ответил старший лейтенант, внимательно следя за кончиком травинки, которой пластун водил по карте.
- Тогда станем рассуждать дальше, - продолжал Вовк. - C дорогой вдоль болота все ясно - шагай себе по бережку как можно быстрее. С горой тоже особого ребуса нет: чуть левее от нас имеется тропка, которая выводит как раз на вершину. А поскольку наши швабы не скалолазы, то они по ней и попрямкуют. Думаю, що на этой тропке мы их и настигнем.
- А если они выберут путь в обход болота? - спросил старший лейтенант. - Скажешь, что так дальше? Согласен. Но зато не так утомительно, плюс в камышах всегда спрятаться можно.
Вовк переломил и отшвырнул в сторону травинку, поднял голову. Впившись в лицо старшего лейтенанта пристальным, немигающим взглядом, неторопливо произнес:
- Що ж, может быть и такое. А поэтому выходит, що у швабов одна дорога, которую они себе выберут, а нам суждено бить ноги на обоих. И вот мое решение: четверка пластунов под началом Кондры двинется по правому берегу в обход горы, а остальных я поведу прямиком к перевалу. Не хотелось бы половинить силы, но ничего не поделаешь.
- Что делать - таков закон любой погони... у беглеца одна дорога, а у преследователя - десять, - невозмутимо заметил старший лейтенант. Вовк поднялся с кочки, направился к казакам.
- Сержант, строй своих орлов... - приглушенно скомандовал он Кондре.
Пока взводный отдавал обходной группе боевой приказ и уточнял с сержантом систему связи между своей и его группами, старший лейтенант, устало вытянув ноги, отдыхал. Но вот четверка пластунов во главе с Кондрой исчезла за ближайшим береговым выступом, и Вовк приступил к инструктажу оставшихся.
Тропа была узкой, давно не хоженной, густо заросшей по бокам колючими зарослями ежевики. Вначале она послушно повторяла изгибы бурного горного ручья, бегущего с вершины седловидной горы в долину, затем принялась виться спиралью по ее довольно-таки крутому склону. Солнце, еще во время привала начавшее опускаться за вершины деревьев, вскоре скрылось совсем, и вокруг стали сгущаться сумерки. Но коренастый ефрейтор, занявший место отсутствующего Кондры в голове казачьей цепочки, продолжал все так же быстро и неутомимо шагать вперед. Вот он остановился, присел на корточки, сунул руку в заросли. Выпрямился и протянул следовавшему за ним Вовку зажатый кончиками пальцев сигаретный окурок. Тот осмотрел находку, размял, понюхал и отшвырнул в сторону.
- Ну и що? - буркнул он выжидающе смотревшему на него ефрейтору. - Сейчас германские сигареты вся Европа курит.
Ничего не ответивший ефрейтор двинулся вперед, но вскоре снова остановился. Поперек тропы, перегораживая ее, лежало сваленное ветром огромное дуплистое дерево. Его вершина нависла над глубоким ущельем, начинавшемся в нескольких шагах справа от идущих. Другой конец ствола смутно угадывался в непролазной чаще подлеска и кустарника с противоположной ущелью стороны тропы. Дерево, видимо, упало еще зимой или ранней весной, потому что его ствол и многочисленные ветви были часто увиты ползучей колючкой и стеблями ежевики. Среди этого невообразимого переплетения сухих ветвей и буйно разросшейся зелени был прорублен узкий проход, в конце которого снова виднелась тропа. Ефрейтор поднял с земли несколько обрубленных побегов и передал взводному. Вовк перебрал их в руках, подошел к пролому, сунул в него голову: по всей длине зеленого тоннеля были срублены лишь тонкие молодые побеги и не тронута ни одна толстая древесная ветвь. А ведь добрый десяток их торчал по бокам сделанного прохода как копья, грозя вонзиться в тело идущего или порвать его одежду. Вывод из этого напрашивался один: тот, кто прорубал тоннель, пользовался ножом или кинжалом, но никак не топором, которым ничего не стоило бы смахнуть так мешающий движению древесный сухостой. Значит, здесь вряд ли трудился местный житель.
Ефрейтор, расценив молчание взводного по-своему, протянул руку к засунутой за поясной ремень ракетнице, но Вовк остановил его.
- Не торопись, казаче. Ты уверен, що коридор проделали наши швабы?
- А кто еще? Срубленная зелень даже не привяла... Значит, туточки орудовали совсем недавно. А какие дела могут погнать здешних селян в горы на ночь глядя? Особливо сейчас, когда кругом фашистские недобитки снуют?
- Верно... Скорее всего, тут прошли швабы, - согласился с подчиненным взводный. - А вдруг не те, що нам нужны? И двигались не к перевалу, а, наоборот, спускались в долину?
Ефрейтор, сняв ладонь с ракетницы, взял поудобнее автомат, осторожно ступил в зеленый коридор. Держа оружие на изготовку, за ним последовали остальные. Вот тропа резко вильнула влево и круто пошла вниз. В неширокой лощинке бежал мелкий ручей, его глинистые берега до самой воды заросли густой травой.
Остановившись у самого уреза воды, ефрейтор опустился на корточки и достал из кармана маскхалата электрический фонарик. Второй казак и радист, нагнувшись над ним, прикрыли его со всех сторон плащ-палатками. Включив фонарик, ефрейтор стал медленно водить ярким лучом света по дну ручья. На гладкой, словно отполированной, глинистой почве ясно виднелись отпечатки нескольких шипованных подошв. Отпечатки обуви свидетельствовали о том, что пересекавшие ручей люди двигались к вершине горы. Присевший рядом с пластуном взводный приблизил лицо к самой поверхности воды, пристально всмотрелся в следы на дне.
- Все ясно, - проговорил он, выпрямляясь. - Вот теперь можешь доставать ракетницу,
Взлетевшие над горой три ракеты - две зеленые и одна красная - являлись приказом пластунам Кондры прекратить движение вдоль болота и догонять по горной тропе группу Вовка. Поскольку ракеты наверняка должны были встревожить уходивших от погони немцев и заставить их усилить меры предосторожности, преследователи от ручья направились к вершине уже не по тропе, а параллельно ей по склону горы. Идти стало гораздо трудней, скорость заметно снизилась. Теперь приходилось обходить не только освещенные луной участки местности, но и частые каменные осыпи, которые под тяжестью человека могли заскользить вниз и выдать этим его присутствие. Старший лейтенант, за последние дни сравнительно спокойной, мирной жизни начавший отвыкать от подобных физических нагрузок, уже порядком устал, когда идущий впереди цепочки преследователей Вовк остановился. Махнув рукой, что служило сигналом прекратить движение, он метнулся вначале к кусту рядом с тропой, затем ползком подобрался к ней самой. Приподняв голову, взводный какое-то время всматривался в направлении смутно угадывающейся в темноте вершины горы, после чего быстро возвратился к спутникам.
- А ну, хлопчики, проверьте свой нюх, - с улыбкой предложил он. - Никто ничего не чует?
Старший лейтенант несколько раз глубоко втянул в себя воздух и ощутил в нем едва заметное присутствие дыма. Стоявший рядом ефрейтор тихо выругался и смачно сплюнул под ноги.
- Швабы вечерю разогревают. Свой любимый гречневый концентрат с мясом, Я этот запах на всю жизнь запомнил.
- Верно, друже, - отозвался взводный. - Швабы сейчас устроили привал, а после него снова дадут деру. Только мне кажется, що они на этом свете свое уже отбегали. А потому, казаче, собирайся-ка до них в гости.
Расстегнув кобуру, он протянул ефрейтору свой пистолет, и тот все понял без лишних слов. Сняв с себя ненужное в разведке оружие и снаряжение, он остался лишь с пистолетом, кинжалом и парой гранат за поясом. Подпрыгнув несколько раз на месте, пластун сделал вверх по склону короткий осторожный шаг, второй, приблизился к зарослям орешника и... пропал. Не зашелестела перед ним раздвигаемая рукой трава, не треснул под ногой ни один сучок, не скатился вниз по склону ни единый задетый ногой камень...
В этом не было ничего удивительного. Казаки пластунских команд, а затем пришедших им на смену батальонов с самого начала их образования славились непревзойденным умением бесшумно передвигаться и незаметно подкрадываться к самому чуткому и осторожному противнику. Никто не мог сравниться с ними в мастерстве чтения чужих и запутывания своих следов, их ум был неистощим по части устройства самых хитрейших засад и неожиданных ловушек. Недаром самый удобный и надежный способ переползания под огнем противника получил в русской армии название "ползание по-пластунски".
Ефрейтор отсутствовал около получаса и появился так же внезапно, как и исчез. Возникнув из-за огромной каменной глыбы сбоку от затаившихся возле тропы товарищей, он приблизился к Вовку, вытер дном кубанки покрытый каплями пота лоб.
- Швабы в трех сотнях шагов от нас. Одиннадцать голов... Восемь эсэс и три топтуна - пехотинца. Девять забились в расщелину, а двое с пулеметом прикрывают их со стороны тропы. Пара очередей да пяток гранат - и принимай господь их поганые душонки.
Вовк, словно на пружинах, поднялся с земли, снял автомат с предохранителя.
- Веди...
Немцы расположились в глубокой узкой щели большого скального выступа невдалеке от тропы. Сверху их прикрывал нависающий каменный козырек. Свой костер они со всех сторон обложили валунами, и его огонь был почти не виден. Безлесая, заросшая высокой травой вершина горы была совсем рядом. Резкие порывы холодного ветра, время от времени налетавшие оттуда, достигали и облюбованного немцами места, подхватывая дым костра и унося его вниз по склону. Бели бы не это обстоятельство, то можно было пройти В двух шагах от спрятавшихся фашистов и не обнаружить их присутствия.
- А дозор там, - указал ефрейтор на груду камней в полусотне метров от расщелины. - Держат сразу под прицелом тропу и вершину.
- А ведь твой казак прав: фрицы в ловушке, - зашептал взводному на ухо старший лейтенант. - Две очереди до дозорным, полдюжины гранат в расщелину - и все кончено. Ни одна сволочь не уйдет.
Уставившись куда-то вдаль и теребя усы, Вовк не торопился с ответом.
- Послушай, ротный, ты не забыл, как погибли мои хлопцы? - неожиданно для старшего лейтенанта спросил он.
- Нет. А что? - поинтересовался в свою очередь тот, чувствуя, что в словах пластуна заключен какой-то неясный ему пока смысл.
- Зачем швабам нужно было нападать на них? Разве казаки чем-то им угрожали или мешали? Ничуть... А поэтому любой на месте фашистов пропустил бы машину и пошагал спокойненько своей дорогой дальше. А швабы заместо этого подняли ненужную и опасную в их положении стрелянину и обнаружили себя. Дурость какая-то...
- Почему? Одиночная машина в безлюдном глухом лесу - легкая и лакомая добыча. Прежде чем было бы обнаружено ее исчезновение и организованы поиски, выслана погоня - немцев и след уже простыл бы. Вот и получается, что та засада - прекрасная для фрицев возможность дать выход своей злобе. Ведь фашист - тот же зверь, который пуще всего лютует перед своей кончиной.
- Ты говоришь только о нападении на машину. А если этот факт связать с другими? С событиями у моста, когда швабы могли незаметно перейти речку вброд, а не ввязываться с караулом в бой. Или с их появлением у ваших складов, которые они могли обогнуть десятой дорогой? Везде один и тот же почерк: швабы словно понарошку лезут нам на глаза. Зачем?
У старшего лейтенанта гудели уставшие ноги и ныла от тяжелого вещмешка спина. Холодный, пронизывающий ветер с вершины горы, насквозь продувая гимнастерку, леденил тело. Каким соблазнительным казался представившийся сейчас случай разделаться в ближайшие минуты с немцами, oкончательно поставив этим точку над событиями сегодняшнего столь хлопотного дня! Но пластун прав: мысль, только что высказанная им, не раз приходила в голову и самому старшему лейтенанту. Действительно, почему немцы все время будто специально обнаруживают себя? Ведь в их положении необходимо как раз обратное, любой ценой сохранять скрытность. Но, вместо того чтобы вести себя тише воды ниже травы, они словно задались целью посадить на свой след погоню. Ясно, что подобное делается неспроста. Каков же истинный смысл этих, на первый взгляд не поддающихся объяснению поступков? Ведь существует же он?
- Согласен с тобой, пластун; хитрят фрицы. Знаю также, что ты сейчас предложишь - брать "языка". Но как? Их вдвое больше, и они настороже.
- Пара дозорных на отшибе. Мы с Миколой подползем - травинка не шелохнется. Глазом моргнуть не успеют, как мы им кляпы в глотки вгоним, а затем с их дружками-приятелями у костра разделаемся. Вот и вся операция. Чем плохо задумано?
- А тем, что все три солдата-пехотинца возле огня. Значит, в дозоре только эсэсовцы. А какой прок от таких "языков" - сам знаешь.
Вовк зло дернул себя за кончик уса.
- Дело молвишь, друже. Надобно придумать щось иное.
- Может, дождаться Кондру с его группой? - предложил старший лейтенант. - Сравняем с фрицами силы и сможем действовать смелее.
- Забудь про сержанта, друже. Присмотрись лучше к швабам: ведь не едят, а куски глотают, как голодные кобели. И рюкзаки не сняли, и чеботы с портянками у огня не сушат. Сразу видно, що остановились ненадолго. А выпускать их отсюда никак нельзя. Может, у них где-то рядышком пункт сбора со своими дружками? Собьются в табун и двинутся всем скопом к перевалу. Сейчас их брать к ногтю следует.
- Твое предложение?
- Как можно скорее брать "языка". Подыскать у тропы подходящее место и устроить засаду.
- Засада - штука хорошая, - согласился старший лейтенант, - но взять "языка" и не упустить при этом ни одного фрица не так просто. Учти, пластун.
- Знаю. Как подумаю про это - сердце в груди колотится и мои погибшие хлопцы перед очами встают. Не требуйся позарез "язык" - своими руками спровадил бы всех швабов в мир иной.
Едва он успел договорить, как от костра дважды ухнули филином. От камней, где находился фашистский секрет, тотчас поднялись две тени. Согнувшись, они бегом проследовали к расщелине и скрылись в ней. Было видно, как прибывшие уселись подле костра, принялись быстро есть оставленное им в котелке варево. Два других немца, тоже в черных мундирах, покинули убежище и залегли по обеим сторонам его входа с автоматами в руках.
- Опоздали... - прошептал Вовк. - Опередили нас швабы. Действительно, буквально через минуту после его слов из расщелины появились четыре темные фигуры и направились к тропе. Вслед за ними у входа выросли еще три тени и напрямик через кусты двинулись к вершине горы. Они еще не скрылись из виду, как убежище покинули последние два фашиста, к которым присоединилась пара дозорных, лежавших у входа. Пройдя в десятке шагов от спрятавшихся за валуном казаков, четверка эсэсовцев быстро зашагала куда-то влево по склону. Едва стихли их шаги, взводный наклонился к старшему лейтенанту.
- Бери радиста и за ними. Вы с Кузьмой, - повернулся он к ефрейтору, - догоняйте первую четверку. Сигнал к нападению на швабов - моя очередь. Покуда ее не услышите - ни звука и никакой самодеятельности. Все ясно?
- А ты? - спросил старший лейтенант.
- Сыщется дело и мне, - недобро усмехнулся взводный. - Ну, а коли все ясно - вдогонку за швабами. Сбор после боя на этом же месте...
Согнувшись чуть ли не пополам и не отрывая указательного пальца от спускового крючка автомата, Вовк стремительной тенью скользил между кустами и валунами. Свистящий у вершины горы ветер заглушал его легкие шаги, едва возвышающиеся над травой плечи и голова были почти незаметны на фоне густо разросшихся кустов и нагромождений скальных обломков. Вот на ярко залитой лунным светом каменной проплешине мелькнули три неясные фигуры, донеслось глухое звяканье подкованных сапог о твердую, высушенную ветром и солнцем землю. Прибавив скорость, пластун резко взял влево и обогнул врагов. Описал широкую дугу и очутился впереди них. Упав грудью в траву, он открыл рот и, успокаивая дыхание, сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Тройка следующих в затылок друг другу немецких гренадеров была уже в десятке шагов от него и, судя по направлению их движения, должна была пройти в двух-трех метрах сбоку от казака. Нахлобучив на уши пилотки, сунув руки в карманы мундиров, фашисты прятали лица от дующего им навстречу холодного ветра. У двух автоматы висели на груди, у третьего - на боку. Оценивая поведение немцев, Вовк пришел к выводу, что те вряд ли догадываются о грозящей им опасности.
Бесшумно приподнявшись на левое колено, Вовк вскинул автомат, вдавил в плечо приклад. Гренадеры были уже рядом. Пластун затаил дыхание, напрягся всем телом. Сейчас фашисты очутятся немного впереди него, и тогда он одной длинной прицельной очередью свалит двух передних, а заднему обрушит на голову удар приклада.
И вдруг где-то позади Вовка раздалась очередь из шмайссера, в ответ часто застучал советский ППШ. Почти одновременно в стороне, куда ушли вдогонку за немцами ефрейтор с напарником, прогремели два гранатных разрыва и рассыпалось несколько очередей. Гренадеры сразу остановились, схватились за оружие, завертели головами. Тогда пластун, поймав на мушку самого дальнего от себя фашиста, плавно нажал на спусковой крючок и, не прекращая стрельбы, моментально перенес точку прицеливания в грудь следующего. Оба немца повалились на землю, а уцелевший, позабыв о болтавшемся на животе шмайссере, стремглав бросился к вершине горы. Несколькими огромными прыжками казак настиг его, ткнул в спину стволом автомата.
- Хальт!
Немец послушно остановился, без команды задрал вверх руки. Повернул к пластуну искаженное страхом лицо.
- Гитлер капут... плен... плен... - испуганно забормотал он, тараща на казака округлившиеся глаза.
Не отнимая от спины пленного ствола автомата, Вовк внимательно повел глазами по сторонам, прислушался. Вокруг было пустынно, стояла тишина. Пластун сдернул с плеча немца ремень его шмайссера, знаком приказал фашисту повернуться. Тщательно обыскав пленного свободной рукой, Вовк кивком головы указал ему направление движения:
- Форвертс!
Невдалеке от назначенного у валуна пункта сбора идущих встретил появившийся из-за дерева ефрейтор.
- Кто стрельбу поднял? - строго спросил Вовк. - Без малого все дело не испортил...
- У танкистов какая-то неполадка приключилась, - ответил ефрейтор, окидывая пленного хмурым взглядом. - Радист очередь схлопотал... сейчас в беспамятстве мается.
У валуна на охапке свежесломленных веток лежал радист. Старший лейтенант, склонившись над ним, перевязывал ему грудь бинтом. Вовк достал из кармана и протянул старшему лейтенанту свой индивидуальный пакет, опустился рядом на корточки.
- Поганая рана. Врача надобно, - заметил он.
- Сам знаю. Только где его сейчас взять?
- Связь со штабом когда? - поинтересовался пластун, бросая взгляд на стоявшую у головы раненого рацию.
- Через полчаса.
- Доложим о бое и покличем сюда врача. А где Кузьма? - спросил взводный, не видя своего казака.
- В охранении, - ответил старший лейтенант. - Двух из своих фрицев я все-таки скосил, а остальные ушли. Понимаешь, накладка получилась. Он, - кивнул ротный на раненого, - с непривычки на "живой" камень наступил... тот и покатился вниз. Тут весь переполох и начался.
Старший лейтенант закончил перевязку. Плеснул на руки из фляжки водой, вытер их пучком травы. Выпрямился и посмотрел на сжавшегося в комок пленного.
- Допрашивал? - спросил он у Вовка.
- Времени не было. Кстати, ты по-ихнему кумекаешь?
- Есть маленько.
- Ну и добре. А то я за всю войну не больше десятка их слов выучил. И те сейчас не к месту.
Старший лейтенант шагнул к фашисту, положил руку на кобуру пистолета.
- Куда и зачем шли? Сколько вас было? - спросил он по-немецки.
- Я все расскажу... все... - быстро, проглатывая в спешке окончания слов, заговорил пленный.
Используя весь свой небогатый запас немецких слов и выражений, старший лейтенант в конце концов выяснил следующее.
Ефрейтор Шульц, как звали гренадера, и четыре его сослуживца-единомышленника при первом удобном случае дезертировали и спрятались в заброшенной лесной сторожке, надеясь с появлением русских сдаться в плен.
Каково же было их изумление, когда три дня назад это убежище оказалось окруженным эсэсовцами и они очутились во власти людей в черных мундирах. Захвативший беглецов гестаповский щтурмбанфюрер с двумя железными крестами на груди настаивал на их немедленном расстреле как дезертиров, но командовавший эсэсовцами бригаденфюрер распорядился по-своему. Поверив рассказу гренадеров о том, что в сторожке они нашли лишь временный приют от разгромивших вчера их взвод партизан, он решил оставить всех пятерых в своем отряде. С тех пор, вплоть до вчерашней ночи, они постоянно находились при бригаденфюрере и ни на шаг не отходившем от него гестаповце с двумя железными крестами. Во время марша несли их чемоданы и два огромных рюкзака с провизией, на привалах и дневках собирали дрова и разводили костер, готовили им пищу и прислуживали во время еды.
Вчера на рассвете эсэсовский отряд разделился на две группы. Большая часть, около пятидесяти человек, ушла куда-то первой, а часа через три выступили в путь остальные. Бригаденфюрер и все гренадеры оказались во второй группе, которая после обеда также разделилась. Два отряда (примерно по десятку человек) двинулись каждый по своему маршруту, а около двадцати эсэсовцев во главе с бригаденфюрером и его телохранителем-гестаповцем остались на месте. Пятерка гренадеров, все время старавшаяся держаться вместе, на сей раз была разбита по обеим ушедшим группам: двое - в одну, трое - в другую. Незадолго до вечера их группа обнаружила на просеке одиночный русский грузовик с солдатами и устроила на него засаду. После этого, опасаясь возможной погони с собаками, они долго шли по дну ручья, а затем от болота двинулись напрямик через горы к перевалу, где был назначен пункт сбора всех групп. Но дойти к перевалу им не удалось...
Лично он, бывший ефрейтор Шульц, в русских солдат на грузовике не стрелял и во время пребывания у эсэсовцев постоянно мечтал о русском плене. Сейчас он несказанно рад, что война для него закончилась уже бесповоротно.
- Зато для нас не закончилась, - произнес Вовк, когда старший лейтенант передал ему содержание полученных от немца сведений. - А потому нехай больше рассказывает не о себе, а о бригаденфюрере и его телохранителе с крестами.
Старший лейтенант довольно усмехнулся.
- Все сделано, пластун. Этот генерал от СС заинтересовал и меня. Ведь ясно, что к союзничкам драпает именно он, а остальные черномундирники - просто мелочь, которая обеспечивает его бегство. Между прочим, Шульц сейчас рассказал, как этот важный СС задумал нас обхитрить и направить по ложному следу. Доставай свою карту...
Пока Вовк вытаскивал из-за отворота черкески карту и раскладывал ее на подходящем выступе валуна, старший лейтенант продолжал:
- Лучший дружок нашего ефрейтора, фельдфебель Краус, до войны имел свою кофейню и неплохо стряпал. Поэтому бригаденфюрер назначил его своим личным поваром. Однажды фельдфебель слышал, как бригаденфюрер и гестаповец-телохранитель обсуждали свои планы. Вот они, пластун. Специально позволив нам обнаружить свой отряд, они направляют всю эсэсовскую мелкоту к перевалу по самому кратчайшему и удобному для этого маршруту. В результате, по их расчетам, мы будем вынуждены сконцентрировать на данном участке основное свое внимание и задействовать здесь лучшие силы для преследования и уничтожения выявленных беглецов. А в это время сам бригаденфюрер с небольшой отборной группой потихоньку проскользнет к перевалу совершенно другой дорогой. Не дурак он, этот генерал от СС... А, казак?
- Тоже мыслю, що не дурень, - согласился Вовк. - Только не пойму, отчего он не расстрелял дезертиров, а приблизил их к себе? И неужто не мог сделать так, щоб никто не смог подслушать его сокровенные думки?
- Расстрелять их он мог в любую минуту... и не обязательно сразу. Ну подумай, зачем ему лишать себя раньше времени хорошего повара и носильщиков? А потеря бдительности объясняется элементарно: откуда бригаденфюрер мог знать, что один из этих гренадеров угодит к нам в руки?
- Он, возможно, и не мог знать, - согласился Вовк. - А вот чем думал умник-разумник, который только що предоставил бывших явных дезертиров самих себе? Разве в его башке не могла шевельнуться думка, що они при удобном случае снова смажут пятки салом и в бега подадутся? Неужто нельзя было сейчас сунуть их по одному в каждую группу под надежный присмотр? А зачем швабы вообще вздумали дробиться на части?
- Их командир считал, что так будет легче пробраться к перевалу. Невдалеке от общего пункта сбора всего отряда эта группа планировала снова собраться всем своим составом в одиннадцать стволов.
- Не нравится мне все это, друже, - задумчиво проговорил Вовк. - Ни эсэсовский генерал, который позволил пойманным дезертирам проникнуть в свои тайные планы. Ни старший группы, отпустивший эту троицу, по сути дела, на все четыре стороны. Ох и не нравится... - скривил он губы.
Старший лейтенант умоляюще сложил на груди руки.
- Пластун, не начинай снова свои ненужные мудрствования. Ну, что тебе не нравится? Согласен, в отдельных действиях фрицев иногда отсутствует логика. Ну и что? Разве им сейчас до нее? Да каждый из них, начиная от самого кичливого генерала и кончая последним вшивым ефрейтором, сегодня думает и заботится только о своей шкуре. А то, что пленный не врет, подтверждают известные нам с тобой факты.
Старший лейтенант снова нагнулся над картой. На ощупь пошарил по валуну ладонью, отыскал и взял пальцами тонкий, острый осколок камня.
- Смотри, пластун. Наш корпус и ваша дивизия заняли в округе почти все леса и населенные пункты. Сторожевые посты, служба наблюдения и мотопатрули контролируют автостраду, все шоссе и дороги, а также горные тропы, ведущие к перевалу. Но участки местности, где отсутствуют или крайне редки линии коммуникаций, практически вне нашего контроля и, выражаясь военным языком, являются ничейными. Это, в первую очередь, относится к глухим лесным и горным районам. Именно в таком месте и должен бригаденфюрер со своей группой попытаться выйти к перевалу. Наиболее подходящими для этой цели могут быть два участка: охотничий заповедник, на территории которого мы сейчас находимся, и труднопроходимое горное ущелье километрах в двадцати севернее нас. Фрицы прямо из кожи вон лезут, чтобы привлечь наше внимание к заповеднику: выскочили без нужды на мост, неизвестно для чего обнаружили себя у складов, совершили на погибель себе нападение на машину. И покуда мы гоняемся за этой мельтешащей перед глазами мелочью, матерое зверье спокойно пробирается к перевалу по ущелью. Чего тут неясного?
- А если это зверье пробирается к союзникам в ином месте?
- Фельдфебель слышал, что бригаденфюрер и гестаповец говорили именно об ущелье. Причем обсуждали, как незаметнее проскочить мимо какого-то заводика и мельницы. Присмотрись на карте к этому ущелью. На изгибе, где оно ближе всего подходит к шоссе, построена сыроварня. А на пересечении ущелья с рекой стоит и мельница. Так что все сходится в аккурат... просто и без затей.
- Вот именно - слишком просто, - отозвался Вовк. - А если наш генерал как раз из затейников? И раскручивает сейчас с нами примерно такую комбинацию. Поначалу привлек внимание к заповеднику, затем подсунул дезертира-пленника с "дезой", щоб мы кинулись к ущелью с мельницей и сыроварней. А сам в этот момент крадется потихоньку к перевалу где-то в другом месте. Ну хотя бы ось тут, - ткнул взводный в карту ногтем мизинца. - Чем поганое местечко? Лощина, болотце, два ручья с топкими берегами. Никакой мотопатруль не страшен. Правда, дорога к перевалу на десяток верст длиннее, нежели по ущелью с сыроварней, но ничего... своя шкура того стоит. Может быть такое? - прищурился Вовк.
Старший лейтенант наморщил лоб,
- А знаешь, пластун, в твоих рассуждениях что-то есть. - Он глянул на часы. - Через три минуты связь со штабом бригады. Доложу туда все как есть: и про пленного, и что его показания могут быть "липой". Пускай начальство само во всем разберется...
- Не забудь про лекаря, - напомнил Вовк, складывая карту. - Оставляю тебе Миколу - он за пленным присмотрит да и в связи не хуже любого радиста разбирается. А сам покуда проведаю Кузьму...
Когда через несколько минут взводный возвратился к валуну, старший лейтенант хлопотал возле раненого, а Микола с помощью пленного мастерил из срубленных кинжалом веток носилки.
- Какие новости? - поинтересовался Вовк.
- Машина с врачом будет утром в долине... на просеке, что ближе всего подходит к болоту. Но к ней раненого придется нести на себе.
- Донесем. А що насчет швабов?
- Эсэсовских беглецов, которые драпали от моста, мои разведчики вечером настигли и полностью уничтожили. А на обратном пути в бригаду им добровольно сдались в плен два фрица-пехотинца - фельдфебель и рядовой. Сообщили, что находились в составе группы из десяти человек, которая незадолго до сумерек разделилась на три части. Восемь эсэсовцев, бывших с ними, ушли двумя четверками в направлении перевала. Им тоже было приказано двигаться самостоятельно к пункту сбора, назначенному невдалеке от перевала. Эти сдавшиеся фрицы слово в слово повторили рассказ нашего ефрейтора о бригаденфюрере и гестаповце с крестами. А также об их намерении идти к перевалу по ущелью с сыроварней и мельницей...
- Личности нашего пленного и того фельдфебеля перепроверили? - перебил младший лейтенант Вовк.
- Конечно. Моим разведчикам сдался фельдфебель Краус, который прекрасно знает ефрейтора Шульца и смог на допросе подробно описать его внешность. Все сходится, пластун.
- Какие выводы сделало твое начальство?
- Те же, что и ты. Вначале крупные чины бросили нам в заповеднике как приманку свою мелкоту, сейчас с помощью специально отпущенных в наш плен бывших дезертиров привлекают внимание к ущелью с сыроварней. А сами тем временем выдвигаются к перевалу по какому-то совсем другому, неизвестному нам маршруту. Но поскольку эта их уловка разгадана, в штабе бригады приняты нужные меры. Ущелье с сыроварней уже перекрыто, сформировано также несколько групп, которые перережут фрицам и другие возможности пути движения к перевалу. Нам приказано ночью отдохнуть, утром отправить в медсанбат раненого и быть готовыми к выполнению возможного нового задания. С твоим командованием все согласовано.
- Ну и добре. - Вовк поднял голову, взглянул на темные тучи, медленно плывущие над вершиной седловидной горы. - А сейчас, друже, давай поторапливаться. Сдается мне, що дождичка нам ночью не миновать. А потому пора спускаться навстречу сержанту.
Забившись под большой куст, почти до земли опустивший свои ветви, и закутавшись от комаров в плащ-палатки, Кондра и Микола лежали рядом в дозоре. Три часа назад группы сержанта и Вовка соединились, уже вместе отыскали у болота нужную просеку и до прибытия машины с врачом расположились на отдых. Присмотрев невдалеке от просеки сваленную ветром сосну, казаки расчистили и углубили образовавшуюся под ее вывороченными наружу корнями яму, натаскали в нее лапника и устроились там на ночлег. Куст, где затаились дозорные, рос на пригорке почти у сваленной сосны, и из-под него хорошо просматривались все подходы к яме.
Позади был трудный, полный смертельной опасности день, и уставшее, словно налитое свинцом, тело требовало отдыха. Но мысли сержанта были далеко от обступившего его со всех сторон чешского леса и не имели ни малейшего отношения к пережитым им сегодня событиям. Воскрешенные памятью картины прошлого возникали перед глазами особенно часто в последние дни, когда война осталась позади и впереди все отчетливее стала вырисовываться перспектива возврата к прежней довоенной жизни. Той, от которой он за последние четыре года успел настолько отвыкнуть, что она порой воспринималась как нечто сказочно-далекое и даже нереальное.
Легкий толчок кулаком в бок заставил Кондру в тот же миг отвлечься от воспоминаний. Это был сигнал, которым лежавший рядом, но ведущий наблюдение в противоположном направлении Микола предупреждал его об опасности. Сержант, сразу забыв о всем постороннем, медленно и осторожно повернул голову, внимательно всмотрелся туда, куда был направлен взгляд напарника. И затаил дыхание. В двух десятках шагов от них, прильнув грудью к стволу дерева, с автоматом в руках стоял эсэсовец.

начало

продолжение