Рассказ гвардии старшего сержанта Н. В. Шитова

ЗАХВАТ ПЛЕННЫХ В РАЙОНЕ ВЫСОТЫ 141,0

Готовилось наступление. Разумеется, нам ничего не говорили, но каждый это чувствовал и ждал. По ночам мы выходили из землянок и подолгу простаивали, напряженно вслушиваясь в далекий неясный гул и лязг, стараясь угадать - танки это или артиллерия. В соседних балочках устанавливали новые батареи. Старшина Якубенко, ездивший за фуражом, божился, что в балке Сухой Каржагон разместилась чуть ли не сотня "Катюш".
Капитан Поляк, командир разведывательной роты, в последние дни сильно нервничал - до сих пор не удавалось захватить "языка" в районе высоты 141,0. Сегодня утром он был особенно не в духе. Остапчук, группа которого ходила в эту ночь, доложил ему, что из-за густого тумана они сбились с дороги и до самого рассвета блуждали по нейтральной полосе.
И вот теперь мне вспомнился недоверчивый голос капитана, когда он в ответ на просьбу поручить мне провести поиск сказал: "Ну что ж, попробуйте".
Из наблюдательного пункта, в котором я находился, отчётливо были видны немецкие позиции, подковой охватывавшие высоту. Оправа, там, где линия переднего края делала поворот и уходила на запад, можно было различить оперный пункт, имевший больше десятка блиндажей, связанных траншеями, прикрытый минным полем, которое обозначалось вешками, едва выглядывавшими из подтаявшего снега. Левый конец подковы опирался на курган 0,5, изрезанный окопами и опутанный спиралями Бруно. Оттуда немцы временами постреливали в нашу сторону. Зато центр подковы был укреплён значительно слабее. Ещё дальше тянулся откос, по которому проходила вторая линия обороны, черневшая бугорками свежевырытой земли.
Группа блиндажей справа и курган 0,5, находившиеся ближе всего к нашему переднему краю, были явно неподходящими для нас объектами.
Кроме того, опорные пункты в центре подковы охранялись достаточно бдительно и имели слишком многочисленные гарнизоны. Если бы и удалось незаметно к ним подойти, неизвестно, какими бы оказались результаты. Действовать надо было наверняка.
Оставалось одно: попытаться под покровом тумана проникнуть в промежуток между двумя опорными пунктами и, достигнув второй линии, захватить там "языка".
Теперь, когда план в общих чертах был намечен, требовалось разработать его детали и в первую очередь наметить место, где удойнее всего проскользнуть между опорными пунктами. Вначале казалось, что это совершенно безразлично, так как расстояние между ними примерно равное, но, после того как я вместе со старшими подгруппы захвата и поддержки изменил место наблюдения и передвинулся метров на 300 влево, стало очевидно, что один из опорных пунктов, находившийся в лощине, не мог поддержать огнем соседний слева, а следующий справа был так далеко, что возможность прицельного огня оттуда в условиях ночи и тумана совершенно исключалась.
Следующей заботой было выбрать видимые ночью ориентиры, так как от этого мог зависеть успех поиска. Единственно заметным в темноте предметом оказали подбитый танк, находившийся недалеко от переднего крал немцев. Позднее мне пришло в голову, что танк может быть использован как сборный пункт при возвращении назад, и я решил оставить около него разведчика со свистком и ракетницей, который мог бы указать обратный путь.
В то время как я подготовлял азимуты для основного и вспомогательного маршрутов на случай, если бы обстановка заставила нас изменить первоначальное направление, а также азимуты для обратного движения, старшие подгруппы продолжали изучать немецкие позиции. Определив азимуты, мы ещё раз на местности обсудили предстоящие действия.
Когда совсем стемнело, прибыли остальные разведчики. Некоторые из них слишком громко смеялись над вещами, которые в обычных условиях не вызвали бы смеха. Чувствовалось, что они ещё не опытны, волнуются и немного трусят, стараясь смехом заглушить в себе тревогу. "Старички" же держались так, словно предстоящий поиск их совершенно не касался, Выждав, пока шум несколько утих, я сразу приступил к делу и, разбив людей на подгруппы, принялся подробно инструктировать каждого о предстоящих действиях.
Подгруппа обеспечения, состоявшая из 6 человек, вооруженных автоматами и ручным пулемётом, была одета теплее других, так как ей в течение всего поиска предстояло пролежать на слегу. Она должна была обеспечить проход между опорными пунктами первой линии и, выдвинувшись вперёд, залечь в 20-50м от левого опорного пункта. Только после того как связной подгруппы обеспечения сообщит, что проход свободен, должна была выступить подгруппа нападения. Ей надлежало, преодолев опасную зону двигаться ко второй линии и, достигнув её, выбрать один из блиндажей для нападения. Выбрав подходящий блиндаж, разведчики должны были без единого выстрела ворваться в него. Это было не так уж сложно, поскольку находившиеся здесь немцы не могли ожидать нападения. В случае неудачи группа возвращалась назад к первой линии. Установив связь с подгруппой обеспечения, она должна была совместно с ней напасть на опорной пункт.
В 23 часа мы выступили к подбитому танку. Сырая, белесая мгла охватила нас со всех сторон. Влажный снег неслышно оседа под ногами. Расплывчатые силуэты разведчиков в маскхалатах, беззвучно двигавшихся впереди, казались похожими на тени. Редкие ракеты неясными пятнами дрожали в тумане. Иногда мимо пролетали цепочки трассирующих пуль.
Первой ушла от танка подгруппа обеспечения. Минут через 10 связной сообщил, что проход свободен, и мы вслед за ним двинулись в путь. Шли цепочкой друг за другом и, поравнявшись с подгруппой поддержки, залегли, чтобы прислушаться и осмотреться. Ракета, взвившаяся над опорным пунктом, помогла определить, что мы находимся слишком далеко от него, и я приказал Алтухову (он был старшим подгруппы обеспечения) выдвинуться метров на тридцать вперёд.
Дальше двигались ползком, а когда первая линия осталась позади, пошли во весь рост. Шли, увязая по колено в снегу, часто останавливаясь и сверяя направление. Туман ещё больше сгустился. Ракеты вспыхивали где-то далеко сзади, и если бы не дрожавшая фосфорическая стрелка компаса, мы уже давно сбились бы с пути. Я считал шаги, и когда было пройдено около 1000 метров, приказал развернуться в цепь и залечь. Где-то совсем рядом были блиндажи и окопы второй линии.
Прошло около получаса, холод начал проникать под ватники, ныли пальцы ног в сапогах. Кто-то глухо кашлянул. Разведчик, лежавший недалеко от меня, начал осторожно постукивать каблуками.
"Закурить бы", - прошептал лежавший рядом Гура, поворачиваясь на бок и расправляя затекшую руку. Вдруг он замер и прислушался. Кто-то, приближаясь к нам, напевал. Человек шёл прямо на нас. Вскоре из тумана вынырнула его фигура. Немец остановился, постоял с минуту неподвижно и вдруг куда-то стал опускаться, пока не исчез совсем.
"В землянку лезет", - шепнул Гура. И действительно, послышался звук открываемой двери. Багровое пятно света легло на снег.
Сами того не зная, мы лежали почти на крыше блиндажа, куда только что скрылся немец. Окружить блиндаж было дело одной минуты. Велико было изумление немецкого обер-ефрейтора, когда он, выглянув на шум, столкнулся лицом к лицу с Гурой.
Испустив сдавленный крик, немец нырнул обратно. Тотчас же послышался стук задвижки, а затем до нас долетели голоса и возня двух немцев, готовившихся к обороне. Гура попытался выломить дверь плечом, но, услышав щелканье затвора, отпрянул в сторону.
Оставалось подорвать дверь гранатой. Но тогда появились бы немцы из соседних блиндажей, и, кто знает, удалось ли бы нам вернуться обратно? А может быть их только попугать гранатой?
- Господа, - сказал я, наклоняясь к печной трубе, - если вы не будете благоразумны и не откроете дверь, мне придётся бросить в трубу гранату.
Эти слова, произнесённые на немецком языке, произвели впечатление, и шопот в блиндаже прекратился.
- Теперь, когда вы знаете, что вас ожидает, я буду считать до десяти, -- продолжал я, но едва успел досчитать до грех, как из блиндажа долетели испуганные голоса:
- Стойте, стойте! Мы сейчас вылезем.
Действительно, не прошло и минуты, как на пороге показались две фигуры с поднятыми руками.
Обратный путь был значительно короче. Впереди с автоматами наготове шел дозорный во главе с Гурой, за ним следовали пленные, каждого из которых вели под руки двое разведчиков. Шествие замыкала группа Остапчука, в которой находились Краснов и Илюшин, несколько задержавшиеся при обследовании блиндажа.
Низенький унтер-офицер, заявивший в начале, что не может идти, так как у него порок сердца и к точу же обморожены ноги, быстро семенил между своими телохранителями, приседая всякий раз, когда Строконь, шагавший рядом с ним, поправлял висевший у него на груди автомат. Обер-ефрейтор, шедший впереди своего начальника, был страшно раздосадован тем, что не успел получить причитавшихся ему сигарет.
- Что это он хнычет? - спросил меня Строконь.
- Да вот" жалеет, что не успел получить сигарет.
- А-а, действительно жаль, - иронически заключил Строконь.
Мы были совсем уже недалеко от опорного пункта, как вдруг ярко вспыхнувшая ракета осветила нас, прежде чем мы успели залечь, а затем ударил пулемет, осыпая нас роем трассирующих пуль. Будь мы один, немецкий пулемётчик, вероятно, не заметил бы нас, но зелёные шинели пленных, тёмными пятнами выделявшиеся на снегу, не могли не привлечь его внимания.
Одна за другой загорелись ещё несколько ракет, и теперь, чуть приподнявшись на локте, я увидел прямо перед собой тёмный бугор бруствера, из-за которого стреляла немцы. Они был так близко, что до нас отчётливо доносилось щёлкание их затворов.
"Почему не стреляет пулемет Алтухова?" - подумал я. Но пулемётная очередь прошла прямо надо мной, и я инстинктивно уткнулся носом в снег. Когда я снова поднял голову, то увидел, как один из немцев, вскочив на бруствер, взмахнул рукой, и граната, прошипев в воздухе, тяжело шлепнулась невдалеке. Почти одновременно рядом раздалась дробь автомата, и немец упал в окоп. Граната, прошипев немного, взорвалась. Осколки пронзительно просвистели над головой. Следующий немец, пытавшийся взобраться на бруствер, был срезан автоматной очередью. Я оглянулся и увидел, что это стрелял Краснов из автомата.
Немецкий пулемёт, на минуту прекративший огонь, снова заработал, заставив нас ещё глубже запрятаться в снег. Теперь уже несколько гранат одновременно упало вблизи. Ослепительно рванулось пламя, хлестнуло тупой болью по ноге, а когда прошёл звон в ушах, я услышал приглушенные стоны. Алябьев в окровавленном, изодранном маскхалате пытался приподняться, но снова и снова с хрипом валился назад.
Немецкий пулемет поперхнулся и умолк, но зато чуть в стороне отрывисто и гулко бил другой. Одновременно где-то слева послышалась автоматная стрельба, а вслед за тем среди проволоки и окопов опорного пункта взметнулись гранатные разрывы.
Подгруппа обеспечения сыграла свою роль. Увидев, что внимание немцев приковано к нам, она вплотную приблизилась к окопам и, открыв внезапный огонь, прикрыла наш отход.
Через полчаса, сидя в землянке наблюдательного пункта, я, сдерживая волнение и стараясь говорить обычным тоном, докладывал по телефону:
- У меня двое гостей. Сидят со мной в блиндаже. Приезжайте сами, увидите. И вышлите сани - есть раненые.
А ещё через час, лёжа в санях под тулупом, я прислушивался к тяжелому, прерывистому дыханию Алябьева.