Г. М. ЛИНЬКОВ, Герой Советского Союза

ВОЙНА В ТЫЛУ ВРАГА
Воспоминания о прошлом с выводами
на будущее

Москва
1961 г.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1.

Только осень сорок второго года местные партизанские отряды расположенные поблизости от железных дорог начали постепенно переходить на подрыв вражеских железнодорожных составов. Этому в большей степени содействовали и наглядные примеры и образцы действий москвичей - десантников, как входивших в наши соединения, а так же действовавших самостоятельно.
Не имея в начале необходимой техники для осуществления взрыва, отдельные подрывники - партизаны начали применять капсуля гранат ЭФ-1, а так же капсуля немецких, итальянских и прочих трофейных ручных гранат. Но улучшение снабжения диверсионной техникой очень быстро устранило этот пробел. Овладев техникой подрыва вражеских эшелонов партизаны начали выплавлять тол из снарядов и авиабомб оставленных неиспользованными на складах и т. п.
Так, например, местные партизанские отряды Брестской области в ноябре - декабре сорок второго года проникли в склад авиабомб оставленный советской армией под Слонимом и вывезли оттуда девяносто шесть подвод авиабомб разного калибра.
Иногда недостаток тола заменялся попросту снарядами и авиабомбами начиненными взрывчаткой, которые укладывались здесь же под рельсом с приложением небольшого количества тола.
Так однажды группа партизан одного из отрядов Брестской области подорвала железнодорожный состав противника пятидесятикилограммовой авиабомбой. Взрыв произошел под колесом паровоза. Паровоз был полностью изуродован, а колеса под которыми произошел взрыв были отброшены за сотню метров в сторону от полотна железной дороги.
Немцы обнаружили хищение авиабомб со склада под Слонимом вывезли этот запас снарядов куда-то в другое место, но осенью сорок второго и летом сорок третьего года еще можно было находить различные артиллерийские снаряды и не взорвавшиеся авиабомбы, которые немцы стали сбрасывать на партизанские базы и населенные пункты, расположенные в партизанских зонах.
Летом и особенно осенью сорок третьего года крушение поезда могли производить не только партизаны, но и любые деревенские парни, проживающие в партизанской зоне, была бы только взрывчатка, и мины, и возможность подойти к линии ж. д. полотна.
И по мере того, как технику подрыва вражеских эшелонов все больше и больше осваивали местные партизанские отряды и количество взрывов росло, фашистское командование увеличивало число войск, занятых на охране своих железнодорожных коммуникаций. Чего только немцы не предпринимали для предотвращения железнодорожных крушений. Сначала они для охранения ж. д. попытались использовать местное население, проживающее в деревнях, расположенных у полотна. Но эта защита очень быстро перестала действовать. Немцы усилили военный патруль, не помогло и это.
Затем немцы начали было местами впереди поездов посылать автоматчиков с автоматами, но подрывники, перешедшие осенью сорок второго года на подрыв поездов с помощью не только автоматических, но и управляемых мин, не пожалели истратить несколько своих мин на подрыв этих автоматчиков с автоматами и у немецких солдат занятых на охране железных дорог очень быстро отпало желание патрулировать линию подобным способом. Наконец, немцы начали сваливать лес по обоим сторонам от полотна железной дороги и строить доты вдоль линии через каждые четыреста - пятьсот метров.
Однако и это все не помогало. Взрывы на железных дорогах противника продолжались с прежней силой.
Следует однако признать, что количество потерь, которые несли немцы в результате ж. д. крушений, заметно сокращалось главным образом за счет уменьшения скорости движения поездов. Немецкие поезда в зонах подверженных крушениям осень сорок третьего года, как правило не превышали скорость в двадцать пять - тридцать километров в час. А так как зоны, на которых совершались крушения все время расширялись, то вообще можно считать, что скорость немецких поездов примерно за год сократилась больше чем вдвое.
А на таких скоростях крушение поезда вызывало значительно меньшее повреждение.
Однако второе обстоятельство - простой дороги из-за крушения поезда и дальнейшее снижение скоростей продолжало неизменно действовать.
Но крушение вражеских поездов посредством минирования полотна ж. д. было далеко не единственным средством, подрыва вражеских коммуникаций.
Летом и осенью сорок третьего года очень широко применялся партизанами обстрел паровозов и особенно цистерн с горючим из ПТР с расстояния двести - триста метров из заранее установленного ружья и наведенного по высоте можно было стрелять по составу даже при плохой видимости ночью. Два - три выстрела бронебойно зажигательными пулями, как правило, вызывали пожар в составе с горючим.
Еще чаще эшелоны с горючим выводились из строя партизанами посредством магнитных мин - липучек. Такие мины иногда следовали с эшелоном сотню - две километров и затем уже взрывали и вызывали пожар в составе с горючим.
Немцы одно время даже почти полностью отказались от перевозки горючего в цистернах, а начали перевозить его в простых железных бочках, которые грузили в крытые вагоны. На небольшой отрезок времени им даже удалось образом нас обмануть, но скоро мы этот обман раскрыли через нашего человека, работавшего на Барановическом аэродроме.
Впоследствии нам это оказалось даже более выгодным потому, что магнитные мины - " липучки " - как мы их называли тогда, под один и тот же состав подкладывались несколькими людьми одновременно. Мы же не могли распределить поезда с горючим между нашими исполнителями. Больше того, мы каждому из них не могли и говорить о том, что таких, как он - много. Напротив, каждому из них говорилось, что работает только он один такими методами, по крайне мере в данном районе. Иначе имелась бы не только большая опасность для разоблачения и провала людей, но это и расхолаживало бы каждого из них и создавало надежду на то, что: "ему можно не рисковать", "когда состав может быть подорван другими". В результате такого положения о подрыве одного и того же состава нам рапортовало несколько человек сразу. А может быть о нем же сообщалось и по другой линии. А мины " липучки " были очень дороги и дефицитны.
Когда же мы узнали, что немцы начали перевозить бензин в железных бочках, то наши люди начали забрасывать в вагоны термитные шарики с воспламенителями замедленного действия. Термитных же шариков было у нас много, а воспламенение такого шарика, как правило, вызывало пожар. Термитный шарик обычно прожигает лист железа толщиной до пяти миллиметров. А такие железные бочки тем более.
Пожар в таких случаях бывает настолько сильным, что о расцепке вагонов нечего и думать. Воспламенение бензина, который польется из одной бочки обливает горящей жидкостью остальные и они охваченные пламенем начинают взрываться, забрасывая другие вагоны горящей массой бензина.
Один такой пожар, имевший место два - три километра северо-восточнее ст. Блудень уничтожил не только весь состав вагонов, но и телеграфную связь и даже само полотно дороги на этом участке.
Так маленькая война в тылу врага перерастала в большую. Начатые нами диверсии против эшелонов противника в апреле сорок второго года перешли в массовые диверсии, привлекая к этому делу все новые и новые массы подрывников из среды партизан.
Это конечно совершенно не значит, что до апреля сорок второго года совершенно не происходило ж. д. крушений на магистралях противника. Вероятнее всего такие случаи имели место и до этого. Да они могли осуществляться и не только посредством минирования, но также и за счет всевозможных повреждений линии или вызываться воздушной бомбардировкой.
Однако полное отсутствие охраны и предельные скорости движения поездов неоспоримо свидетельствовали о том, что такие крушения происходили очень редко.

2.

По мере того, как все больше и больше включалось партизанских отрядов в подрыв вражеских ж. д. коммуникаций и, главным образом, в организацию ж. д. крушений, перед нами ставили более сложные задачи по организации так называемых внутренних диверсий и по добыче разведывательных данных о противнике.
Еще осень сорок второго года мы организовали взрыв кинотеатра с немцами в м. Микашевичи, Пинской области. Техника минирования кинотеатра была сравнительно проста и выполнена по нашим инструкциям киномехаником кинотеатра - Конопадским.
В двадцатых числах октября после окончательной договоренности и тщательного инструктажа, Конопадскому было передано двенадцать килограммов тола, два электродетонатора и два простых детонатора. Тол был в несколько приемов перенесен Конопадским в кинотеатр под рубашкой, который он уложил под полом в двух метрах от сцены через суфлерскую будку. Одна четырехсотграммовая шашка была заделана под половой доской на сцене в непосредственной близости от электрической проводки. Эта толовая шашка была соединена с основным зарядом детонирующим шнуром протянутым под половыми досками. Электросеть разрывалась и к концам разъединенной проводки присоединялись концы проводков двух электродетонаторов. В таком положении включение рубильника вызывало взрыв этой толовой шашки и основного заряда уложенного под досками пола.
Взрыв предназначался к седьмому ноября сорок второго года, но, вследствие удачной операции пинских партизанских отрядов по взрыву ж. д. моста на р. Лань и взрыва одного состава с авиабомбами, немцам в это время было не до кинотеатра. Специальный отряд эсэсовцев высланный в этот район из Германии, только шестнадцатого ноября вместе с местным гарнизоном прибыл посмотреть какую-то новую кинокартину.
Киномеханик и билетный контролер вышли из кинотеатра за две минуты до включения тока местной текстильной фабрики, вырабатывающей электроэнергию. Рубильник включить было предложено мальчику - немцу по национальности, не то работавшему в качестве ученика, не то в качестве соглядателя.
Взрывом тола выбросило пол вместе с потолком и крышей. Устояли только одни стены помещения.
Из ста семидесяти с чем-то человек - сто пятьдесят были убиты, десятка полтора было тяжело ранено.
Эхо этого взрыва отозвалось в Берлине. Из ставки Гитлера прибыл специальный уполномоченный для расследования обстоятельств. Но расследовать было нечего - факт остался фактом.
Прибывший председатель под усиленной охраной беседовал с местными гражданами. На этой беседе он сделал, между прочим, очень не глупое заявление: "Мы - де, мол, - знаем, что эта работа выполнена не без участия москвичей, но если бы им не помогали мирные граждане, то одни бы они ничего не смогли сделать"...
Взрыв кинотеатра был для наших людей своего рода аттестатом зрелости. Этот взрыв был эффективным еще и тем, что в театре вместе с другими было шестьдесят пять человек эсэсовцев, которые в отместку за подрыв моста партизанам - собрали двести сорок человек мирных жителей на Синкевических хуторах, сожгли их в помещении школы. Выскакивающих из горящего здания эсэсовцы расстреливали из автоматов. Над палачами был приведен в исполнение смертельный приговор в здании этого кинотеатра.
Примерно в октябре - ноябре того же сорок второго года нам удалось организовать встречное крушение трех пар поездов в районе Баранович. Наши люди в десятках имений сожгли хлеб и уничтожили скот.
Эти имения в большинстве своем немцы организовывали на базе наших совхозов. В имениях работали бельгийские агрономы, разводили молочный скот, использовали наши достижения и вводили культуру запада в севообороты, травосеяние и т. п.
Еще в майские дни сорок второго года мы в Витебской области вывесили заминированные красные флаги в населенных пунктах, занятых немцами. В ноябрьские дни сорок второго года наши заминированные красные флаги были вывешены в Слуцке, Барановичах, Лунинце, Саранске. Заминированные флаги, плакаты, карикатуры мы вывесили на шоссе и на железных дорогах. А так как немцы, уже имея горький опыт осенью сорок второго года, старались на наиболее опасные дела посылать наших советских граждан, или привезенных из других стран евреев, - то наши люди делали так, что вывешенное красное знамя или плакат связывался детонирующим шнуром с полотном дороги, с симафором, с линией связи или каким-нибудь другим объектом. Поэтому безнаказанно снять поставленное нами немцы не могли.
Осенью сорок второго, и особенно в сорок третьем, году сложилась совершенно другая обстановка в тылу противника. Фашистские захватчики после поражения в междуречьи Волги и Дона были разбиты на Орловско-Курской дуге. Фашистские полчища начали откатываться на запад. Победная поступь советской армии слышалась за сотню километров.
Фашистские оккупанты чувствовали провал своей военной авантюры на востоке. Некоторые открыто поговаривали о неизбежном полном поражении немецкой армии.
Не трудно представить себе какое самочувствие было у советских людей перешедших на службу к оккупантам.
С другой стороны в сорок третьем году местные партизанские отряды в широких размерах овладели техникой подрыва вражеских поездов. А снабжение партизан взрывчаткой значительно улучшилось.
Поэтому летом, и особенно осенью сорок третьего года, мы перешли к внутренним диверсиям в широких размерах.
Для подобного рода диверсий нам нужны были в большом количестве детонаторы замедленного действия. В нашем же распоряжении кроме магнитных мин - английского производства и очень ограниченного количества зажигалок, взрывателями замедленного действия, ничего не было. Нас интересовали только детонатор действующий через положенный отрезок времени. Все остальное мы монтировали на месте. Достаточно сказать, что в начале войны для диверсионного акта, рассчитанного на воспламенение термитного шарика требовались серная кислота, сахар, бертолетовая соль и резина. В качестве резины использовались японские презервативы, в которые наливалась кислота, которая, разрушив резину могла попасть на бертолетовую соль с сахаром насыпанным на термит и вот так осуществлялось воспламенение его. А для того, чтобы сократить или удлинить время действия резина должна была соответствующим образом растягиваться. На практике же попросту предлагалось зажигать термит в руках и уже в горящем виде бросать куда следует.
Как ни странно, но это в некоторой степени напоминало оборону древних крепостей со стен которых людей обливали смолой.
Механизм замедления в английской мине был построен на принципе разрыва свинцового прутика под действием пружины. В английской зажигалке под действием такой же пружины, тонкой проволокой, перерезалась свинцовая пластинка. Ни того, ни другого у нас не было в нужном количестве.
Пришлось "тряхнуть стариной" и приняться за изобретательство. Сконструированный мною механизм по принципу перерезания свинцовой пластинки тонкой проволокой под действием пружины был смонтирован в обыкновенной винтовочной гильзе, ударный механизм вместе с боевой пружиной были использованы из упрощенного взрывателя. Наши мастерские, которые были организованы на нашей центральной базе, изготовили эти механизмы в нужном количестве не только для нас, но и для местных партизанских отрядов. Этот механизм прекрасно применялся не только для мин, но и для зажигательных снарядов замедленного действия.
Разрешив таким образом задачу изготовления мин и зажигалок замедленного действия на месте, мы сделали центром нашего внимания подрыв всевозможных объектов врага, в первую голову, на его коммуникациях.
Успех этой благородной, во время войны задачи, обеспечивался еще и тем, что в сорок третьем году благодаря успехам Советской армии на фронтах создались исключительно благоприятные условия для вербовки кадров из местного населения.
Обманутые врагом советские граждане и перешедшие к нему на службу добровольно в первые дни оккупации или даже привлеченные на работу к немцам в принудительном порядке, чувствовали за собой моральную и юридическую ответственность и всячески искали выхода из положения.
Немецкие армии откатывались на запад. Для вида они эвакуировали некоторых наших граждан, в том числе семьи полицейских, бургомистров, старост и других предателей, но как правило, они не разрешали проезд этим "беженцам" далее нашей границы с Польшей. Было совершенно очевидно, что весь этот сброд немцы в Германию пропускать не будут.
Бежать некуда. Выход был только один - смывать боевыми делами совершенное преступление и рассчитывать влиться в ряды партизан. Поэтому весьма характерен такой факт, что на выполнение наших наиболее ответственных и рискованных боевых заданий в первую голову шли те, кто чувствовал за собой преступление, которое не удастся скрыть с приходом Советской Армии.
Люди буквально выплакивали боевое задание и средства для его выполнения, видя в этом спасение и выход из положения для себя и своей семьи. И мы всячески это использовали.
Однако, нам нельзя было сидеть у моря и ждать погоды. Люди действительно к нам шли, добивались встреч и заданий.
Задача перед нашими людьми была поставлена так: ни один человек, работающий у немцев, не имеет права уклоняться от выполнения наших заданий. Стрелочник должен выводить из строя стрелочные перекрытия, водолив водокачку, смазчик вагон, машинист паровоз. Если человек уклоняется от исполнения наших боевых поручений, значит он законченный предатель и мы его должны убрать с дороги любыми путями и средствами.
От колеблющихся мы отбирали письменные обязательства работать на нас и если они после этого продолжали уклоняться от наших поручений, то мы принимали соответствующие меры.
В этой связи следует привести факт описанный мной в книге для широкого читателя.
Однажды ко мне пришел мой помощник - Василий Афанасьевич Цветков и доложил, что "три стрелочника из четырех на станции "Булька Антопольская" в районе Кобрина умышленно уклоняются от выполнения наших заданий. Четвертый напротив с радостью согласился на наши предложения, но есть большая опасность, что при первом же удобном случае они его сдадут в гестапо... Как, мол, быть?".
А в это время мы уже установили, что стрелочные переводы у немцев являются весьма дефицитными и, стрелочники давали задания, как и было положено, - рвать стрелки. Мы посовещались и решили организовать эти взрывы так, чтобы обвинить в организации диверсии стрелочников не желающих получать наши задания. Для этого мы поручали нашим мастерам изготовить взрыватели с большим замедлением, так, чтобы мина взрывалась через десять - двенадцать часов.
Такая мина, поставленная стрелочником, согласившимся работать на нас, должна была взрываться в смену верных фашистских служак.
Наш расчет оказался правильным. Стрелочные переводы взлетали на воздух во время дежурства непокорных и немцы их по одному убирали сами.
Правда в одном случае наш исполнитель сам чуть не попал в поставленную им же ловушку. Это произошло по той причине, что наш механизм замедляющий взрыв сконструированный по принципу английских, сильно изменял срок действия в зависимости от температуры. Свинец сильно увеличивает сопротивление резанию при незначительном понижении температуры. Это нас подводило при организации взрывов в столовых, клубах и т. п.
На с. Булька Антопольская поставленная мина под стрелочные переводы взорвалась через двадцать часов вместо подложенных десяти - двенадцати.
Когда исполнитель пришел на дежурство, то мина еще не сработала. Этот человек не решился доложить в гестапо и ему пришлось с большим риском для жизни мину разминировать.
Так немцы за три взрыва убрали трех своих верных служак. Наш человек остался не заподозренным. Четвертая поставленная им мина взорвалась во время дежурства немецких сапер. А наш человек ночью, приняв поезд на занятый путь ускакал в лес на заранее подготовленной им лошади. Семья этого человека, оправдавшего наше доверие, уже находилась у нас в семейном лагере.
Кстати, в отношении семей наших исполнителей мы поступали так, что перед выполнением ответственного акта главой, или членом семьи, мы всю семью этого человека вывозили в лес в наши семейные лагеря. Случай расстрела матери и брата киномеханика в Микашевичах послужил нам в этом отношении хорошим уроком. Да и сами исполнители становились более решительными, когда их семьям не угрожала опасность.

3.

Взрывы всевозможных объектов противника, как на ж. д. магистрали, а также в городах и крупных населенных пунктах, в которых стояли немецкие гарнизоны, происходили каждые сутки.
На Барановическом аэродроме было сожжено около шестисот пятидесяти тонн авиационного бензина и пятьдесят тонн смазочных масел.
В Иванове сгорело до основания депо с двенадцатью паровозами. Пожаром уничтожено более десятка металлообрабатывающих станков.
В Пинске подорван корпус, изготавливающий детали для военных бараков, и месяца на два вышел из строя. В Барановичах огнем уничтожена конюшня кавалерийского эскадрона. В огне погибло несколько десятков лошадей, седла, сбруя и даже два немца.
В м. Городец подорвана и совершенно выведена из строя мощная система водоснабжения паровозов, действовавшая на несколько перегонов.
В Ивацевичах взорвано офицерское собрание и кухня. При взрыве убито и тяжело ранено до трех десятков офицеров и человек двадцать пять солдат.
В Бресте взорвана офицерская столовая. Причем мина там была вложена в гипсовую статую Гитлера. Убитых и раненых было до сорока человек.
Взлетали на воздух мастерские, мельницы, пекарни. Горели смолокуренные и винокуренные заводы.
Взрывы происходили на шоссе, когда по ним проезжали немцы, в домах, когда в них останавливались гитлеровцы. Наши люди даже ставили противопехотки на тропах, соединяющих казармы с местами общего пользования. Толовые шашки с детонаторами замедленного действия взрывались даже в повозках, в которых по белорусскому Полесью разъезжали немецкие высокопоставленные особы. Тол взрывался под изголовьем фашистских главарей. Поистине рвалась и горела почва под ногами фашистских оккупантов.
Немцы действительно теряли всякий покой и сон. При этом мы добивались того, что бы наши диверсии не только достигали всюду где только есть враг, ну, как например: мы добивались взрывов немецких почтовых посылок и вещей, сданных в камеры хранения вокзалов, как это имело место на Брестском вокзале. Груз сданный в офицерскую камеру хранился по квитанции №00227 от 15 февраля 1944 г. - взорвался так, что разрушил потолок в камере хранения, перегородку между камерой и буфетом, а также сильно повредил помещение кассы. При взрыве было до десятка человек убитых и раненых немцев. А в Кобрине была подорвана приемная военного медпункта и так же были жертвы. Большую часть этих взрывов осенью сорок третьего и весной сорок четвертого года мы осуществляли силами исполнителей состоящих на службе у немцев. Предатели перешедшие в первые дни войны на службу оккупантов искали обратного выхода.
Я помню, как в Пинсокй области еще осенью сорок второго года с нами установил связь комендант полиции Жидковского района, некто Берлинер, который всячески добивался получения от нас боевого задания. Берлинер был немцем по национальности, но проживал в этом районе до войны. Был в партии и работал секретарем райкома комсомола. При этом он добивался только одного - гарантии, что его не расстреляют. В одном из писем переданных этому изменнику родины я, между прочим, писал: "Все ваши преступления перед Советским государством нам хорошо известны и вы, совершив их, безусловно заслуживаете смертной казни. Но сейчас еще идет война и поэтому я считаю, что нет такого преступления, которое нельзя было бы искупить подвигом, который можно выполнить перед советским народом при искреннем желании искупить свою вину".Это была правда, я так это понимал и поэтому это звучало тогда с большой силой и убедительностью. Берлинер полностью передал нам небольшую партию оружия и боеприпасов. Как этот человек повел бы себя дальше можно было посмотреть и проверить его на ответственном боевом задании. Конечно так мог поступить тот или иной тип и с целью получить от нас доверие, но в этом случае все его действия должны быть согласованны с гестапо, а имея свою агентуру в полиции не трудно проверить.
Летом и осенью сорок третьего года переход на сторону партизан бывших полицейских был массовым явлением. А для того, чтобы их приняли партизаны и доверили им оружие, они должны были предварительно выполнить то или иное боевое задание. Конечно, и в подобном случае немцы старались заслать к нам своих агентов.
Так, например, в марте сорок третьего года к нам "сбежали" два человека, пробывших в плену у немцев с сорок первого года. Один из этих перебежчиков был сельским учителем из-под Нарофоминска, другой из Рузаевки. Я беседовал с этими людьми лично и они у меня не вызвали никакого доверия. А при тщательном обыске у них были найдены фашистские плакаты и листовки с обращением к партизанам - переходить на сторону к немцам и это в сорок четвертом году, когда советская армия находилась на подступах к Пинску и Ковелю. Откуда бралось такое упорство у людей изменивших своей советской родине? Отсветом могло быть только одно: враг сумел этих людей завести так далеко, что у них были отрезаны все пути к возвращению. Обратный путь можно было прокладывать только через трупы немцев, а для этого не у каждого хватало духа и мужества.
В декабре сорок третьего года в м. Картуз - Береза наши люди связались с полицейскими, эвакуированными немцами из Таганрога и Мариуполя. Эти люди взялись организовать взрыв в немецкой казарме. Но задание было выполнено плохо. Организованный взрыв не причинил серьезного вреда зданию. Появилось подозрение, что взрыв организован с целью получить доверие и продолжать работать на врага в среде партизан.
При тщательном расследовании это предположение подтвердилось. Уличенные предатели скинули маски и начали на прямую выкладывать свой план, бахвальствуя тем, как они подрывали промышленные предприятия, здания советских учреждений и школ в Таганроге при отступлении немцев. Одна из трех человек прибывших в лес - женщина, оказалась только что возвратившейся из Германии, где она в одном из городов окончила шпионско-диверсионные курсы.
Осенью сорок третьего года, и особенно весной сорок четвертого, такие люди встречались очень редко, но все же они были и о них следует помнить.
Но подавляющее большинство людей, попавших на службу к немцам, честно стремились искупить свою вину и возвратиться в семью советских граждан.
Поэтому наши диверсии, принявшие массовый характер, в этот период одновременно решали две задачи. Первая из них заключалась в том, чтобы сорвать действия врага на линиях коммуникаций и других промышленных объектах. Вторая же задача заключалась в том, что массовые диверсии позволяли людям, случайно оказавшимся на стороне врага, возвратиться в семью советского народа для активной борьбы с фашистскими оккупантами. А особенно на последней стадии войны, когда людские резервы были использованы и каждый боеспособный человек, потерянный врагом и приобретенный нами, имел большое значение.
Однако это был не простой численный переход, каким является, например, потери врагом танка или орудия, когда у врага становится вооружения на единицу меньше, а у нас на единицу увеличилось. У людей переставших быть пособниками врага и вступившими в ряды защитников своей родины происходит коренная перемена во взглядах и в мышлении.
В этом случае как нельзя лучше подходит русская поговорка: "За битого двух не битых дают..."
Очень многие, желающие перейти на нашу сторону полицейские, власовцы и другие изменники Родины, сами предлагали нам и характер диверсий, которую они могли бы совершить для искупления своей вины. Чаще всего полицейские предлагали организовать взрыв в полицейском участке, чтобы уничтожить два - три десятка других полицейских, но мы скоро убедились на практике, что этим заниматься не стоило.
В подавляющем большинстве, в полицейских участках было, как правило, несколько человек немцев. Это были специально проверенные и благонадежные представители национал-социалистического режима. Поэтому вместо того, чтобы подрывать полициантов, достаточно было подорвать одного - двух этих уполномоченных представителей. С остальными же полицейскими немцы сами расправлялись самым беспощадным образом.
В этом отношении у нас был весьма характерный случай в Пинской области. Летом сорок третьего года там разъезжал по области высокопоставленный чиновник гестапо. Вместе с ним следовало много предателей из местного населения. Среди них было несколько человек нанесших огромный вред нашей Родине и за которыми люди специально " охотились ". В одном из населенных пунктов немецкий чиновник был убит миной поставленной одним из полицейских, сопровождавших эту свиту. Немцы в качестве ответной меры расстреляли всю свиту за исключением несколько человек рядовых полицейских, среди которых остался и наш исполнитель задания.
Спрятать "концы", так, чтобы враг не смог определить: - как и почему произошел взрыв или пожар считалось у нас одним из основных качественных показателей выполненного задания.
И наши люди достигли в этом отношении больших результатов.
Так, например, когда один завербованный нами столяр на крупном винокуренном заводе в м. Мотыль Пинской области, магнитной миной, подложенной под цистерну со спиртом, - подорвал ее, а возникшим пожаром был уничтожен весь завод, то немцы арестовали своего агента, ведавшего охраной завода. Наш же исполнитель остался вне всякого подозрения и когда он перешел в м. Городец, то подложил мину в одной немецкой столовой. И хотя взрыв в этой столовой произошел через несколько минут после обеда, и при этом не было убитых и раненых, - немцы все же арестовали трех человек немцев только что прибывших в этот район из Германии.

4.

Вкратце считаю необходимым остановиться на той работе, которую нам приходилось выполнять по добыче разведывательных данных о противнике.
В первую военную зиму, не имея связи с Москвой, мы систематически занимались получением материалов о дислокации войск противника, добычей приказов, планом и других ценных документов. Но добытые нами сведения и бумаги не могли быть переданы нашему командованию, а потому со временем утрачивали свою ценность.
Но главное было не в этом. При подготовке, которую мы проходили в местечке Соколовская под Москвой, в нашей программе не было часов, специально отведенных на тему организации разведывательной деятельности на занятой врагом местности. Правда, начальником штаба отряда особого назначения был назначен капитан, а помощником начальника штаба старший лейтенант, которые окончили специальную школу Р. У.
Однако среди остальных людей инструктажа по этому вопросу на месте не было, не было этого подчеркнуто и в приказе, в котором мы расписались перед вылетом за линию фронта.
Только летом сорок второго года в Пинской области мы начали получать отдельные задания по добыче разведданных о противнике и в прилегающих к нам гарнизонах, а еще позже и конкретные указания по определению номеров дивизий противника, следовавших к линии фронта, а также дислоцированных в районах наших действий.
Казалось бы легче всего добывать сведения о войсковых частях следующих на Восток к линии фронта, посредством опроса немецких военнослужащих, захваченных во время крушений вражеских эшелонов.
Но с самого начала мы не ставили перед собой подобной задачи, и потому нами бала выбрана пятерка как основное звено по организации подрывов вражеских эшелонов. Пятерка, как указывалось выше, могла лучше подойти к линии железной дороги на любой местности и, выполнив свою задачу, могла лучше уйти от преследования вражеских войск.
Но такой маленькой группе была не только непосильна задача захвата пленных из воинских эшелонов, потерпевших крушение, но даже и сопровождение пленных на большое расстояние.
Впоследствии, когда от нас потребовали в специальных приказах выполнения задачи в сорок третьем году охрана железной дороги у немцев была поставлена таким образом, что для решения подобной задачи потребовались сравнительно крупные боевые подразделения, которых в нашем распоряжении не было, и которые мы могли создать только за счет резкого ослабления нашей основной диверсионной работы.
Что же касается широко разветвленной осведомительно-агентурной сети, то таковую мы начали создавать только летом сорок второго года. Но наши осведомители так же требовали специальной подготовки, а для этого нужны были кадры подготовленных работников, которых в нашем распоряжении тогда не имелось.
Только в августе сорок второго года ко мне в качестве помощника по организации разведработы был выброшен капитан Черный, имеющий специальную подготовку в этой области. В сорок втором, и особенно в сорок третьем годах, нам удалось наладить осведомительную сеть по учету ж. д. перевозок противника. У нас были люди на ряде участков, которые давали точный подсчет эшелонов проследовавших за сутки через ту или иную станцию. В данных указывалось даже количество техники проследовавшей на восток на открытых платформах. Недостатком этой работы было некоторое запаздывание данных поступающих к нам обычно на третий - четвертый день, а в Москву они передавались спустя еще несколько часов, требующихся на их обработку.
Но этот пробел нам удалось устранить за счет легализации радисток в некоторых пунктах.
Что же касается определения войсковых частей противника, то эта работа удалась нам значительно трудней.
В сентябре сорок третьего года, по указанию центра, у нас была сформирована в составе семидесяти - восьмидесяти человек ударная группа по организации засад и захвата немецких военнопленных. Но и это не дало ожидаемых результатов.
Так, например, эта ударная группа в начале октября сорок третьего года организовала засаду на шоссе Ганцевичи - Новоселки - Барановичи. Три машины с тридцатью пятью немцами следовавшие из Ганцевичей - были разбиты. Но часть уцелевших успела залечь в кюветы и организовать оборону. В завязавшейся схватке большая часть немцев была перебита. Только троих удалось взять живыми. Четвертый, в гражданской одежде человек, начал убегать к лесу, отстреливаясь из пистолета.
Одного бойца, бросившегося для преследования, человек в гражданском тяжело ранил в живот. Подоспевшие не задумываясь открыли огонь по убегающему и убили его наповал, - "чего, мол, нам возиться то со всякой гражданской крысой, когда нас интересуют военнослужащие немецкой армии".
Впоследствии же выяснилось, что двое из троих взятых в плен немцев - оказались власовцами, один из местной самообороны - белорус, а человек в гражданском был немец - старший лейтенант - помощник коменданта гарнизона.
В другой раз наша группа, в пятнадцать человек, установила, что в товарном поезде в трех классных вагонах следуют на восток летчики. Наши люди организовали крушение этого состава в районе Лучница. И, когда еще в классных вагонах трещали перегородки, туда заскочили два человека и выволокли из вагона первого попавшегося фрица. В лесу, при допросе, у костра, пленным оказался местный белорус, который следовал в поезде за главного и случайно оказался в вагоне с летчиками.
Наша ударная группа захватила несколько десятков человек, из которых в большинстве были немцы из тыловых дивизий, которые так же не представляли большой ценности. Только в Барановичах нам удалось через одного ювелира наладить осведомительную работу, от которого мы получали ценную информацию о противнике.
В г. Слониме нам так же удалось завербовать одного переводчика гебисскомиссара. Этот переводчик пересылал к нам копии приказов и стенограмм, проходивших через переводчика гебисскомиссара. Через этого человека были получены копии стенограмм весьма интересных закрытых выступлений бывшего наместника Белоруссии Вильгельма Кубе. В этих выступлениях Кубе ставил задачу создания фашистской организации среди белоруской молодежи " формально на организованных принципах комсомола, но призванную служить интересам национал - социалистической Германии... "
На этом совещании Кубе признавал трудности борьбы с партизанским движением на Белоруссии, наносящим огромный ущерб германской армии своей диверсионной работой на различных объектах и в первую очередь на ж. д. коммуникациях и ставил задачу создания организации самообороны среди белорусского населения, "в задачу которого должна входить борьба с партизанским движением".
В конце сорок первого мы получили уведомление из Москвы о том, что для определения номера дивизии достаточно знать номера полевой почты подразделения, входящих в состав данной дивизии. Мы срочно начали искать пути и способы установления связи с немецкими почтовыми отделениями через которые можно было бы устанавливать эти данные.
В декабре сорок третьего одному из моих людей удалось связаться с некой Клюевой, работавшей у немцев на Брестском почтампе. Клюева с большой охотой согласилась выполнить любое наше задание. Но человек установивший с этой женщиной связь не знал сам как организовывать ее работу. Поэтому он предложил Клюевой отпроситься на три дня в отпуск за продуктами в район Кобрина. Немецкий почтовый чиновник согласился ее отпустить при условии, что она ему в подарок несколько килограммов свиного сала.
Женщину доставили ко мне в болото за пятьдесят километров от ж. д. и пока я ее инструктировал, мои хлопцы упаковывали посылку, и на этот раз без " сюрприза ". Фашистскому начальнику Брестского почтампа. Гражданку срочно отправили тем же маршрутом на железнодорожную станцию и посадили на поезд. После этого мы стали получать номера полевых почт направляемых из всех войсковых частей, расположенных в окрестностях Бреста. Она же нам давала и изменение адресов этих частей в связи с их переездом в другую местность. Как известно, в декабре сорок третьего года, и в последующие месяцы, в районе Бреста было большое количество немецких войск, так что эти сведения представляли большую ценность.
Считая, что этой работой занимается достаточное количество специалистов, в своих выводах и предложениях в дальнейшем на этой области я останавливаться не буду.