|
Почетный солдат Забайкальского военного округа, Почетный железнодорожник,
кавалер восьми орденов, из которых три высших боевых - Красного
Знамени, герой документальной повести "Тропой разведчика"
- легендарный воин Великой Отечественной - это все он, Сергей Иванович
Матыжонок. Но для своих земляков-карымчан он был и остается просто
Сергеем или Сергеем Ивановичем для старшего поколения и дядей Сережей
для внуков фронтовиков. Человек редкой скромности, он никогда не
только не кичился своими заслугами, но и не упоминал их. Я помню,
как он заходил в магазин и привычно направлялся в хвост длинной
очереди, а земляки так же привычно и даже с какой-то обидой поспешно
расступались перед ним. "Сергей Иванович, дядя Сережа, давай
без очереди!" "Да ладно, ребята, я такой же, как все",
- отвечал он. Один раз лишь только использовал Сергей Иванович свои
фронтовые регалии - подошел при всех орденах и медалях к председателю
врачебной комиссии, сомневающемуся, годен ли на работу, связанную
с движением поездов, вчерашний солдат, хромающий на израненную правую
ногу. Сказал врачу старшина, что он с хромающей ногой не только
притаскивал "языков", но и печатал шаг ассистентом у Боевого
Знамени своего фронта на Параде Победы в Москве, а уж от вагона
к вагону как-нибудь доберется в срок. И строгий врач, уже написавший
было "не годен" зачеркнул "не". За самоотверженный
труд осмотрщика вагонов на груди Матыжонка появится рядом со знаком
"Отличный разведчик" знак "Отличный вагонник",
к боевым орденам присоединится орден Октябрьской Революции, а к
званию Почетный солдат ЗабВО - высшая ведомственная награда МПС
- звание Почетного железнодорожника. Сергей Иванович никогда не
носил ленточки за ранения, а между тем ранен он был двенадцать раз,
из них восемь - тяжело. После демобилизации в сентябре 1945 года
перед ним, заслуженнейшим фронтовиком, открывались широкие и блестящие
перспективы, но он, по его собственному признанию, предпочел "вернуться
в мазут", туда, откуда уходил добровольцем в 1941 на фронт
- в родной пункт технического осмотра вагонов станции Карымская.
"Каждый должен делать свое дело, но делать его хорошо",
- не раз говорил Сергей Иванович. И, наверное, неспроста, первый
же поезд, которому он давал готовность к отправлению, состоял из
платформ с разбитой германской техникой, которую везли на переплавку.
Щуплый, невысокий, сутуловатый - никак внешне Матыжонок не походил
на живую легенду 2-го Белорусского фронта, на богатыря-разведчика,
лично доставившего живыми в штаб двадцать шесть языков, из которых
половина - офицеры, а один - группенфюрер (генерал-майор войск СС)
фон Штиммер. Записи в его "Памятке фронтового разведчика"
сообщают, что старшина Матыжонок лично уничтожил свыше сотни гитлеровцев,
среди которых - "лучший стрелок Германии", любимец фюрера
штандартенфюрер СС (полковник) фон Вейцель. Но это только те, кто
официально записан, а скольких Матыжонок сразил финкой, пулей или
гранатой в 76 боевых разведывательных поисках, бесчисленных перестрелках
и ночных стычках, прорываясь к своим или "за проволоку"?
Чьих же он корней, забайкальский "чудо-богатырь", как
назвал бы его Суворов?
Отец, Иван Федотович Матыжонок, приехал в Забайкалье из Виленской
губернии, что в Белоруссии, на постройку железной дороги. Приехал
да и остался в полюбившемся ему крае навсегда. Работал составителем
поездов на станции Карымская, которую сам же и строил.
Здесь и родился сын Сергей. Когда доведется ему в 1944 освобождать
отцову родину, он представится местным жителям уже забайкальцем
с гордостью и "гуранским" достоинством.
И домой вернется без раздумий, не пожелав остаться в "теплых
краях", хотя предложений было прославленному воину много.
О том, как воевал Матыжонок, ярко и правдиво рассказал в своей повести
"Путь разведчика" его земляк, карымчанин Сергей Зарубин.
Эта книга хорошо известна забайкальцам, хотя последние тридцать
лет она не переиздавалась. Одно огорчает - о некоторых эпизодах
в ней упомянуто лишь вскользь, в силу ряда причин. Сам Сергей Иванович
не любил вспоминать войну, слишком острыми и тяжелыми были для него
эти воспоминания.
- Смотрел я как-то художественный фильм о боях в Ржевских лесах.
Показывали наших разведчиков, как они по немецким траншеям и блиндажам,
словно у себя, ходили. Не было же так! Посмотришь такое кино - подумать
можно, что "языка" взять, что курицу в курятнике поймать,
- говоря мне это, Сергей Иванович яростно затянулся "беломориной",
голос его дрогнул. - После этого фильма даже уснуть не мог, закрою
глаза и вижу: мои однополчане-разведчики на колючей проволоке висят
без движения, а над ними ракета немецкая догорает. Потери у разведчиков
большие были всегда, немцы - вояки серьезные и грамотные. Поэтому
в разведку старались брать только добровольцев, чтоб каждый знал,
что он на смерть идет, и не ныл, чтобы пять "о" потом
не получилось.
- А что это такое - пять "о"?
- Пять "о" - это уже на фронте солдаты придумали, - улыбнулся
мой собеседник, - командир спрашивает, почему задание не выполнено,
а в ответ - "осветили, обнаружили, обстреляли, отошли... оторвались".
Но вообще-то случаи трусости и невыполнения боевого приказа были
единичными. Если это происходило на нейтральной полосе или в тылу
врага, разговор с такими был коротким - пуля в лоб. Потому что на
кону не только жизни остальных, но и может, всей дивизии, если языка
взять не удастся.
- А убитые, раненые?
- Из разведки возвращаются все, кроме, может, предателей, и живые,
и мертвые. Мы этот закон свято блюли. Однажды попала наша группа
под кинжальный огонь немцев. Погиб Коля Тимофеев, а вытащить его
с нейтральной полосы было нельзя, все бы на снегу остались.
Лейтенант Воронцов приказал уходить... Четверо суток мы потом ходили
за Колей, и
все-таки, несмотря на огонь и засаду, вытащили к своим. Немцы заминировали
его тело двумя минами, наверняка знали, что мы придем за ним.
- Сергей Иванович, а как у разведчиков дело обстояло с дисциплиной?
Ведь, что ни говори, специфика их службы особая, да и народ в разведроту
шел всегда отчаянный, причем добровольно.
- Разведка - это особая служба, но дисциплина и слово командира
- закон. Пошлет тебя командир на смерть, - должен, не колеблясь,
на те же мины или под пулемет шагнуть.
Слабость, известно, издалека подкрадывается, Сегодня разведчик одну
поблажку себе позволил, завтра другую, разболтался, а там и до штрафбата
один шаг или до глупой гибели зазря. Война поблажек не дает и слабостей
не прощает.
Война для командира разведвзвода двадцатилетнего старшины Сергея
Матыжонка - это не только рукопожатия генералов, вручавших ему ордена,
не только ликующие звуки марша над Красной площадью и Парад Победы.
Это - смрадное движение вражеской овчарки, натренированной на человека,
которую гитлеровцы пустили по кровавому следу старшины в болотную
трясину, будучи абсолютно уверенными, что раненому и расстрелявшему
все патроны "зеленому призраку" спасения нет. Старшина,
последним отчаянным усилием схватив зверя, перегрыз ему горло. Это
- замерший на спусковом крючке палец и тоскующий взгляд разведчика,
провожающего сквозь прорезь прицела своего автомата вражеских солдат,
конвоирующих наших пленных - боевое задание и взятый "язык"
важнее не только их жизней, но и жизней самой разведгруппы. Это
- пламя вражеского огнемета, колыхнувшее в упор по старшине, прикрывающему
отход группы и успевшему перед провалом в черную пропасть забытья
последним движением выстрелить из ракетницы - дать сигнал об артиллерийском
прикрытии разведчиков, закрывающих собой от пуль и осколков "языка"
на нейтральной полосе. Это сырость землянок и последние залпы над
свежими холмиками могил однополчан.
- Разные люди приходили в нашу разведроту, - вспоминал Сергей Иванович,
- почти все они были добровольцы, но оставались не все. Бывали случаи,
сходит новичок "за проволоку" несколько раз, и брать его
на очередное задание уже нельзя. Некоторые честно признавались,
что боятся сильно или физически не могут. Мы никого не принуждали
- слишком уж многое зависело от того, с "языком" мы придем,
или нет.
Орденов в 1945 у старшины Матыжонка было побольше, чем у иного генерала.
Хотя награды могли быть и выше. Во время штурма Кеннинсберга Матыжонок
одним из первых добежал сквозь сплошную стену прицельного огня до
вражеского укрепления и своими действиями способствовал взятию его.
Затем во главе группы солдат в уличном бою пробился к центру вражеской
крепости и, организовав блокаду кеннинсбергского гестапо, не позволил
уйти живым ни одному гестаповцу. За эти подвиги в Москву ушло представление
на награждение старшины Матыжонка орденом Славы 1 степени. Но, по
выходу из госпиталя, - был ранен в тех боях, разведчику вручилиѕорден
Красного Знамени, третий по счету, отказав ему в праве именоваться
полным кавалером. Со слов людей, близко знавших Сергея Ивановича,
мне стала известна подоплека такого решения командования. Накануне
штурма начальник разведки дивизии приказал Матыжонку, только что
вернувшемуся после бесплодного поиска, отправляться к вражеским
укреплениям снова. Старшина возразил - разведчики трое суток не
спали, не ели, в постоянном напряжении, и посылать их без отдыха
снова в поиск - значит посылать на верную смерть. Четыреста лет
готовился Кеннигсберг к обороне, у немцев был пристрелян или заминирован
каждый сантиметр, и не вина наших разведчиков, что приносили они
назад убитых товарищей, а не "языков".
Полковник был непреклонен - обвинив старшину Матыжонка в трусости
и отказе выполнять боевой приказ, он выдернул свой "ТТ"
из кобуры и хотел выстрелить в строптивого старшину, накануне, кстати,
бежавшего, не долечившись, из госпиталя. Не успел - очередь из "ППШ"
Матыжонка прочертила запретную грань у его начищенных сапог, и пистолет
бессильно упал обратно в кобуру. Наскоро отдохнув, разведчики уйдут
"за проволоку", и на этот раз поиск будет успешным. Но
представления на Славу 1 степени перепишется.
- На фронте действовало негласное правило, - за двадцать подбитых
танков, самолетов или взятых "языков" представлять к званию
Героя Советского Союза, - вспоминает родственник Матыжонка Ю.П.
Скажутин.
- Сергей Иванович как-то один только раз рассказал в откровенной
беседе, что
представляли и его, да сам виноват, что не получил. Вернулся он
как-то под Новый год из поиска с важным "языком", поиск
тяжелый был, с большими потерями, и прибыл для доклада в штаб дивизии.
А там - Новый год встречают, женщины смеются, вино, музыка. Короче,
сказали ему, - обожди, старшина, утром придешь, расскажешь. Ну,
Иваныч и взорвался, матом обложил всех, кто там был, - он еще не
остыл от разведки. Конечно, в дисциплинарном порядке чуть до суда
дело не довели, и героя ему "зарубили".
Наверное, с этими штабными чинушами были полностью солидарны и те,
кто трижды (!) уже в послевоенное время возвращал представление
на Героя на старшину Матыжонка в Чите и Москве. Так и не был удостоен
при жизни воин заслуженной им высшей награды. Сам Сергей Иванович
об этом никогда не вспоминал и не сетовал на это. "Не надо
блеска орденов, пусть будет мирное небо", - написал он мне
на память на своей фотографии.
Война сразила солдата в марте 1999 года. Открылись старые раны,
и врачи не смогли выходить Сергея Ивановича. Понимая, что кончина
близка, дядя Сережа откровенно поговорил с лечащим врачом и попросил
его принести ему бутылку водки, а дефицитные лекарства, предназначенные
ему, отдать кому-нибудь из ветеранов, у которых есть шанс подняться
с койки. Стиснув зубы от нестерпимой боли, взял разведчик слабеющей
рукой принесенную врачом бутылку, чтобы выпить свои последние "фронтовые
сто грамм", как перед атакой, и показалось врачу, что не бутылку,
- последнюю гранату взял себе старый солдат, отдавая свои лекарства
- боеприпасы другим фронтовикам, лежащим тут же, в ветеранской палате
окружного госпиталя.
|
