Журнал "Военный вестник" №10 за 1940 г.
Воспоминания советского офицера перед началом ВОВ о жизни одного из дореволюционных разведывательных подразделений войсковой разведки - "охотничей команды" (ВР).

Состязание

Я жил с отцом (начальником охотничьей команды) в лагерях. Рано утром отец разбудил меня, и вскоре мы уже маршировали куда-то к реке. Из разговора отца с фельдфебелем узнаю, что сегодня отбор молодых разведчиков из большого числа солдат, временно прикомандированных к охотничьей команде. Проходит несколько минут, и я вижу, как по дороге бегут наперегонки, приближаясь к нам, много солдат. Оказалось, что это первое испытание на бег. Отдохнули, обмылись в реке - и новое испытание: ползком взобраться на довольно крутую и поросшую кустарником горку. Ползти нужно незаметно: на горе сидят унтеры и старые солдаты и наблюдают. Высматриваю своего любимца Горбенко и ползу вместе с ним. Нам повезло: проползли мимо унтера, а он не видел. Человек пятьдесят получили штрафные очки, так как были замечены или замешкались. Новое испытание: бежать до откоса горки (без винтовки, но в полном снаряжении), оттуда прыгать без остановки в воду и плыть на ту сторону. Река быстрая и глубокая. Один за другим мчатся солдаты к реке. Вот кто-то замешкался, подумал- подумал и прыгнул. Быстрая доставка попперсов Кто-то раза три разбегался, но так и остался на этом берегу. А на тот берег уже выходили мокрые люди, стягивали одежду и раскладывали ее сушиться на солнце.
Оставшиеся разобрали оружие и перешли реку по перекидному мостику. Солнышко припекает хорошо. Испытание продолжается с голыми людьми. Ложится такой голыш на горке, ему приказывают рассматривать впереди лежащую местность и рассказывать что он видит. Видят, оказывается, разно. Мой любимец Горбенко многое рассмотрел и даже заметил, что в кустике кто-то шевелится. А сосед не видит: я ему потихоньку подсказываю, а он не понимает, где это находится. Испытание продолжалось до тех пор, пока не высохла одежда. Между тем привезли порции хлеба и сала, все поели и пошли куда-то строем. Шли по лесу, по настоящим дебрям. В глубине леса разделились по отделениям. Долго и утомительно кружили, перелезали через деревья, валежник; порой казалось, что возвращаемся назад. Наконец, истомленные и искусанные комарами, остановились. Отделенный распустил отделение и сказал: "Ну, теперь каждый пусть выбирается в лагерь как хочет - обедать будете, когда придете.". Я опять увязался с Горбенко. Крутили мы с ним по лесу, крутили и лишь к 4 часам дня были в лагере. Отец уже пообедал и спал, мне оставил записку: "Плохой разведчик - всегда голодный". Порылся я в тумбочке палатки - ничего не нашел, побрел к кашевару команды, и тот меня накормил. Отцу написал его любимую поговорку: "Не имей сто рублей, а имей сто друзей", и ушел удить рыбу.

Охота

На другой день со всей командой пошли в густой пихтовый лес, расположились в тени на опушке. Каждому выдали по патрончику с одной дробинкой. Патрончику такие, из каких зимой стреляли в сеебряные пятачки. Принесет отец в казарму на рубль или два серебряных пятачков, расставит их под наклоном к выступу щита, специально подготовленному для стрельбы дробинкой, выдаст каждому по патрончику - истреляй стоя, без упора; попадешь под самый пятачок - он взовьется и прилетит к тебе; попадешь чуть выше - не пеняй, пятак не твой, не прилетит, а только покачнется или вниз упадет. Как я уже сказал, выдали каждому по патрончику и объяснили: иди в лес и застрели белку, но только правильно застреленной считается та, которой дробинка попадет в глаз. Пошли и мы с горбенко. Сели под деревом. Видим: прыг-прыг - белка. Сидит высоко. Прыгнула ниже и с интересом смотрит на нас. Горбенко прицелился, легкий щелчок от разбитого пистона - и к нам свалилась белка. Осмотрели мы ее, и Горбенко ужасно огорчился: ранка правее глаза приблизительно на полсантиметра. Грустные бредем на опушку. Горбенко горюет, что не оставят в команде. У меня созревало решение, но своему другу не говорю. Пришел к отцу и сказал (наврал, конечно), что это я помешал Горбенко: мне стало жалко белки и я его подтолкнул. Поверили и дали Горбенко переэкзаменовку, но меня не пустили. Скоро пришел Горбенко и принес застреленную в глаз белку. Этой охотой физический отбор закончился. Где-то в неведомом для меня месте (видимо, в ротной канцелярии) составлялся список остающихся в команде. На завтра - представление отобранной команды командиру полка "Свистульке" (так звали солдаты заглазно командира полка за свист, получавшийся у него, когда он ругался и злился). Отец подробно докладывал о каждом, а "Свистулька" еще дополнительно расспрашивал и отца, и каждого разведчика. Горбенко пожурили немного за оапоздание из лесу, но все же оставили в команде за исключительную расторопность и сообразительность. Такая система отбора после некоторого обучения обеспечивала высокое качество команды. Самые "форсистые", самые сильные, самые смелые, самые лучшие стрелки, самые лучшие бойцы, самые веселые, самые разбитные и самые изобретательные люди были в охотничьей команде. Я думаю, что в современных условиях следует применить такую же систему отбора, разработав ее еще шире и разнообразнее, чтобы отбирать действительно отличных разведчиков.

Охота по следу зверя

Не помню всех подробностей этих занятий, но знаю, что уходили мы всей командой в лес (команда была отобрана и сформирована в составе 80 человек, из них 35 старых солдат). Располагались биваком в лесу у реки или ручья, в качестве жилища - шалаши. Обычно такие выходы продолжались по трое, по четверо суток. Сезон был еще неохотничий, поэтому каждому из солдат выдавался только один боевой патрон для самозащиты на случай нападения зверя; кроме того, у каждого был небольшой кинжал. Моя участь была незавидная, так как на охоту меня не брали, и я оставался с кашеваром, но всегда присутствовал при постановке задач и при докладе командиров о результатах работы.
Какие же ставились задачи и что требовалось исполнить? Вспоминаю, что задачи ставились по отделениям: одному - выследить ход козуль (диких коз), найти места их лежек и принести кроки пути; другому - установить волчьи следы и места стойбищ волков; третьему - найти большие берлоги медведей. Нам с кашеваром разрешалось искать в окрестностях бивака пути горностаев к водопою (поиски обычно увенчивались успехом) и т. д. Доклады по работе были очень обстоятельные, с указанием примет, засечек и других способов обозначения пути разведывательных отделений. На другой день задачи менялись, и отделения шли уже по новым направлениям. Отец, два его командира взвода и фельдфебель шли и проверяли вчерашнюю работу; результат проверки разбирался при постановке задач. От своих взрослых друзей я знал, что эти занятия были самые любимые; люди, хотя и приходили измученные, но гордые своими успехами, своим умением выслеживать хитрейшего врага - зверя.

Розыски командиров

Неоднократно, просыпаясь утром, я не находил отца, командиров взводов и взводных унтеров. Шел в команду и там узнавал, что командиры исчезли, и каждое отделение после утреннего завтрака выступает на розыски. Были разные методы розыска: то командирам отделений (называю их теперешним названием, а по-тогдашнему - отделенный унтер-офицер) оставлялись кроки всего пути до самого места, где надо найти своего командира, то указывался азимут от какой-либо определенной точки, или же отмечалось на карте место, куда прибыть, а как прибыть - зависело от решения командира отделения. Но везде обязательно указывался срок прибытия. Путь обычно был сложный и трудный. Если были кроки, то путь так крутил по всяким тропам, что легко было сбиться. Если же указывался азимут, то путь проходил через сильные препятствия, для преодоления которых требовалась порой большая изобретательность: то река, то обрывистый скалистый овраг или такой бурелом в лесу, что положительно приходилось прорубаться. Но самое трудное заключалось в том, что весь путь приходилось идти по всем правилам хождения разведчиков, так как было неизвестно, сидит ли командир на указанном месте или спрятался где-либо на пути. По головке не гладили, если кто-нибудь проморгает командира или пройдет прогулочным шагом. Помню случай. Указан маршрут до берега реки и там же место командира. Идем с одним из отделений. Проходим точно и по направлению и по времени (в пути вели по очереди старые солдаты, а отделенный наблюдал), а командира нет. Странно и очень неприятно. Завязался спор, решили поискать вправо и влево. Поискали, но не нашли, обнаружили только босой след в реку, и видно было по траве, что человек раздевался. Решили, что переправился на ту сторону и ушел. Разделись и пошли. Река в этом месте не глубокая - мне по горло. На том берегу оделись и стали искать след. В это время сзади выстрел холостяшкой. Оглянулись, а отец голый стреляет в нашу сторону. Оказывается, вырезал он камышину, прочистил шомполом внутри нее перепонки, при нашем приближении спрятался в воду около камышей и через камышинку дышал. Ну и крыл он нас за то, что мы при поисках не нашли его одежду и винтовку, спрятанную положительно в пяти шагах от места, где он раздевался! След был, но едва-едва заметный, так как он шел прятать одежду на носках. Были и иные случаи, да всего не перескажешь.




Охота за ротозеями

Охотничья команда для всего полка считалась "противником", она должна была всегда всех выслеживать и неожиданно нападать. Чем бы ни занимались роты, хотя бы строевым учением, они всегда имели охранение от внезапного нападения. В часы занятий роты уходили в ущелья, причем в разные, а ущелий в районе лагеря было около восемнадцати. Отец уведет свою команду в обратную сторону от ущелий и оттуда выпускает отделения с задачей отыскать (незаметно, конечно, а заметят разведчиков - обязательно переловят и к "Свистульке" приведут) кому первую роту, кому вторую и т.д., назначит срок исполнения, а сам с командирами взводов уляжется на траву и покуривает. Отделения отправляются на разведку. Сколько изобретательности проявлялось при этом! Ползли по-кошачьи, порой даже птицы слетали с гнезда только тогда, когда в упор видели нас. По возвращении разведчиков предпринимают нападение. Обычно шли повзводно, вели и организовывали нападение унтер-офицеры под контролем командиров. Незаметно подбирались к караулам; часто они довольно беспечно вели наблюдение, так как предполагали, что охотничья команда ушла в обратном направлении. Подкрадывались сперва к часовому и подчаску и, не дав им выстрелить холостяшкой, бесшумно снимали; потом нападали также бесшумно на полевой караул и уже затем открывали огонь по роте. Когда та принимала меры к отражению нападения, тихо и незаметно скрывались, уводя с собой ротозеев для сдачи "Свистульке".

Охота на тактических занятиях

Особый простор деятельности и интерес для охотничьей команды представляли тактические занятия рот. Тут не было пределов изобретательности: то захватят охранение, то в засаде подкараулят и стремительно нападут на разведку, походное охранение или обеспечение фланга, то заберутся в тыл обороны и поднимут невероятную трескотню, а потом исчезнут. Словом, охотники были форменным бичом для рот, иби каждый "пленный", представленный "Свистульке", доставлял большие неприятности командиру роты и самому себе. Все это учило охотничью команду и заставляло роты нести службу по-настоящему. К концу лагерей уже трудно было улавливать трофеи, и охотники проявляли все большую изобретательность.

Охота за любителями поспать

К концу лета наступал период двухсторонних учений. Учения были двух- трехсуточные. Охотничья команда повзводно прикомандировывалась к батальонам. Тут уж в разведке встречались одинаково подготовленные разведчики; в связи с этим работа разведчиков и ее организация усложнялись. Я был свидетелем длительного обдумывания, различных творческих комбинаций, хитростей, смелой работы и беспредельной изобретательности. Особенно любили захватывать спящих офицеров. Отец добился от командира полка позволения захватывать спящего офицера, но после протеста офицеров было разрешено брать в плен только в присутствии и при обязательном участии командира взвода команды (тоже офицера) и тотчас же сдавать посреднику (как они тогда назывались, не помню). Эта операция была очень сложной, так как надо было пробраться незамеченным через охранение (иногда даже через боевое расположение), найти офицера, бесшумно снять часовых (обычно офицеры, зная охоту за ними, выставляли часовых у своего расположения, чем иногда и выдавали себя), не менее бесшумно сдать офицера посреднику и незаметно до рассвета уйти (все оперативные документы разрешалось уносить как трофеи). Правда, бывали случаи, что брали в плен командира батальона противной стороны, а возвратившись к себе, узнавали, что свой командир батальона тоже в плену, так как охотники-разведчики сторон не встретились при движении.

Лагерный сбор обычно оканчивался полковым праздником с различными состязаниями в силе, ловкости, выносливости и т.д. За лучшие достижения выдавались призы; в течение известных мне двух лет все призы до одного забирала охотничья команда. И это было совершенно заслуженной наградой за ту подвижную, большую и инициативную работу, которую она проводила в лагерях. Я забыл сказать о слуховой разведке. Помню ночи, когда вся команда сидела со своими командирами и напряженно изучала шорохи, звуки, крик птиц, малейший шум и по ним определяла, что творится вокруг. Изучался выстрел, шаг людей, топот лошадей, тарахтенье повозок (груженых и пустых), подход и подползание людей и как на них реагирует окружающая природа. Умение солдат разбираться во всех этих звуках поражало мое воображение; в ночной разведке (когда меня брали) я восторгался ими и чисто по-детски завидовал этой их способности.

Настоящая охота

Приход из лагерей был большим праздником для разведчиков, так как вскоре наступала, как они называли "вольготная жизнь". Эта вольготность заключалась в том, что вся команда на октябрь-декабрь уходила на действительную охоту на зверя.
Интересны некоторые правила этого похода. Команда за все три месяца не имела права останавливаться в деревнях и поселениях; лишь раз в месяц она могла приходить в село для бани, а в остальное время разведчики должны были мыться и стирать бельё в условиях бивачного расположения. Весь маршрут движения и остановок для охоты составлялся заранее и утверждался командиром полка, а дневной и ночной распорядок разрабатывался начальником команды. Занятия состояли в охоте на различных зверей и птиц. Методика этого дела мне неизвестна, так как я в это время учился.

"Генерал-квартирмейстер"

Так называл отец своего фельдфебеля, который в сентябре очень часто бывал у нас на квартире. Они часами сидели и разрабатывали план похода, все до мельчайших подробностей подсчитывали, записывали и предусматривали. Тут шёл разговор о лыжах, топорах, охотничьих ружьях, берданках, об огнеприпасах, смазке, портянках, валенках и полушубках, словом, положительно обо всем. Фельдфебель отвечал за полное снабжение команды и охранение всего имущества; он, собственно, являлся и начальником тыла похода, и квартирьером, и начальником штаба. У него было три подводы, один конный посыльный и всякие каптеры. Они первыми выезжали к месту бивака и там налаживали жизнь, а команда, охотясь по пути, приходила к вечеру и дооборудовала бивак. На биваке жили дня по три, по четыре (не больше) и в течение трех месяцев кочевала по всей округе.
Характерно, что команде выдавался весь провиантский паек (крупа, сушеные овощи, сухари, чай и сахар), но приварочный (мясо и жиры) не отпускался. Охотничья команда должна была сама добывать мясо в виде убитой птицы, зверя, и это, несомненно, сильно стимулировало продуктивность охоты. Связь с зимними квартирами поддерживалась или конным, или путем посылки подвод за провиантом. Одновременно с подводами отправлялась и излишняя дичь. Дичь продавалась офицерам, а деньги вносились в артельные суммы. Кстати сказать, у охотничьей команды они были в прекрасном состоянии, и на зимних квартирах команда питалась, не в пример всему полку, отлично. В конце сентября команда, провожаемая всем полком, уходила в поход.

Итоги

24 декабря команда обычно возвращалась на зимние квартиры. Триумф встречи зависел от тех успехов, которых добилась команда. Я хорошо помню один итог; он свелся к следующему: а) ни на одного солдата не было наложено дисциплинарного взыскания; б) ни одного заболевшего или обмороженного; в) ни одного чрезвычайного происшествия; г) масса присланной дичи; д) цветущий, загорелый, обветренный и подтянутый вид всех разведчиков; е) привезли с собой (кроме прежних присылок) 22 диких кабана. Это зрелище меня так поразило, что я даже забыл поздороваться с отцом.
Вот коротко то, чем я хотел поделиться с читателями. Поделиться для того, чтобы все рациональное и здоровое использовалось для поднятия разведки на должную высоту.
Я - за специальные команды разведчиков типа охотничьих команд, за действенную, инициативную разведку, за переход от слов к делу, за любовь к разведке, а следовательно, за точные сведения о противнике в бою, за ликвидацию всяких неожиданностей из-за плохой разведки, за малую кровь в бою, за стремительный успех всегда хорошо информированных командиров.