Журнал "Разведчикъ", 1911 г.
Дисциплинарная власть является существенным правом всякого начальника и, разумно и закономерно проявляемая, составляет важное, даже необходимое средство для насаждения и поддержания воинского порядка и благоустройства.
Но, примененная неправильно и незакономерно, она из созидающего средства превращается в средство разрушающее и развращающее. При таком применении она вселяет в подчиненных тяжелое и гнетущее убеждение в полной беззащитности против усмотрения и произвола начальника. В начальствующих же лицах, возможность проявления своевременно в надлежащие рамки не поставляемой, дисциплинарной власти развивает пагубную для службы надменную самонадеянность на полную безнаказанность. Отсюда — произвол.
К крайнему сожалению, надо сознаться, что у нас очень немногие начальники воспитаны в духе законности. По сему случаи незакономерного применения дисциплинарной власти, даже в отношении к офицерам, далеко нередки. Про нижних же чинов и говорить нечего...
Несравненно более редки те случаи незакономерного проявления дисциплинарной власти, которые доходят до сведения высших инстанций.
Восстановление же прав и чести безвинно пострадавших, даже в этих известных начальству случаях, должно считать редким исключением.
В 99 случаях из 100, безвинно пострадавший, даже при полной возможности доказать свою невиновность, жаловаться не будет, а скрепя сердце, молча претерпит горькую обиду. Причина понятна: начальник, прикрываясь пользою службы и строго, по наружности, держась в пределах своей дисциплинарной власти, всегда сможет весьма осязательно и наглядно дать почувствовать подчиненному всю «неосторожность» жалобы.
Разумеется, при таких условиях только какой-нибудь фанатик права, законности и справедливости рискнет своею будущностью и своею служебного карьерою ради весьма сомнительной возможности доказать свою правоту.
Сомнительной потому, что ведь до сих пор есть еще у нас не мало лиц, непоколебимо убежденных в том, что наиболее действительным средством для поддержания и поднятия авторитета начальника является признание его, начальника, всегда правым во всех его столкновениях с подчиненными, будь то столкновения служебные или частные, со службою ничего общего не имеющие.
Ты подчиненный, следовательно ты виноват. И — никаких...
Но как жалок и непрочен тот авторитет, который покоится не на знаниях, на служебном опыте, на личных качествах, а только на вполне обеспеченной всегдашней правоте...
При таком развращающем взгляде подчиненный направляет все свое старание не к тому, чтобы быть правым перед законом, а к тому, чтобы быть правым перед начальником. И будет служба не делу, а служба личности, начальнику. Подчиненный спрашивает не «как требует закон?».., а «как требует начальник». И действует не по закону, а применительно ко вкусу начальника.
Признанием начальника всегда правым лишь в силу его служебного положения, никогда не удастся утвердить в подчиненных убеждения в действительной непогрешимости начальника. Но за то подорвать бесповоротно веру в законность и право — это удастся вполне.
Чем ниже положение подчиненного в служебной иерархии, тем чаще разумеется он может сделаться жертвою незакономерного обхождения со стороны начальства. Вместе с тем
ему гораздо чаще приходится отвечать за те случаи, когда он провинится против закономерности проявления дисциплинарной власти. Чем выше служебное положение, тем эта ответственность все уменьшается, пока наконец не наступает полная почти безнаказанность.
Журнал взысканий роты просматривается командиром батальона, изредка командиром полка, в виде исключения начальником дивизии и вряд ли когда-либо командиром корпуса. Таким образом, контроля над взысканиями, налагаемыми командиром полка и начальником дивизии нет.
Офицерский журнал взысканий изредка просматривается начальником дивизии, вряд ли когда-либо командиром корпуса. Таким образом, взыскания, наложенные командиром полка и начальником дивизии, опять-таки вне контроля. Да и при том, как производится просмотр? Пробегаются наскоро страницы. И больше ничего. В результате начальство узнает, что капитан Б арестован на трое суток за небрежное исполнение своих обязанностей. А в чем эта небрежность заключалась, да и была ли вообще какая-либо небрежность — этого из журнала взысканий не видно.
Редакция ст. 58 и 102 Устава Дисциплинарного приводит некоторых начальников к тому заключению, будто жаловаться можно исключительно только тогда, когда начальник при наложении взыскания превысил свою дисциплинарную власть и будто старший начальник только в этом же случае имеет право отменить наложенное младшим дисциплинарное взыскание. Но если раз начальник при наложении взыскания своей власти не превысил, то никакая жалоба недопустима, а так же недопустимо и вмешательство старшего начальника.
Одним словом, полнейший произвол, но в пределах дисциплинарной власти.
Такое толкование, пережиток прошедших времен, совершенно незаконно.
При составлении 102 ст. Уст. Дисц. вовсе не имелось в виду предоставить начальникам полную безответственность, бесконтрольность и безнаказанность в наложении дисциплинарных взысканий, иначе говоря — полный произвол. Ведь самый Дисциплинарный Устав издан с целью обуздания царившего ранее произвола. «Жалобы на противозаконное наложение дисциплинарного взыскания могут быть дозволены только в тех случаях, когда кто подвергнут взысканию без всякой с его стороны вины, вследствие ошибочно произведенного дознания или одной только личности» (журнал Высочайше учрежденного под председательством ген.-адъют. Сухозанета комитета для рассмотрения замечаний на проект Положения о взысканиях по правилам воинской дисциплины 1863 года и всеподданнейший доклад военного министра по содержанию этого журнала, того же года).
Затем, из решения главного военного суда 1883 года № 32 видно, что Уст. Дисциплин. допускает вмешательство старших начальников в сферу дисциплинарных прав младших, «когда наложивший взыскание начальник... нарушил прямую силу закона».
При этом, как в случае наложения взыскания за несовершенный проступок, так и при нарушении прямой силы закона — разумеется, совершенно безразлично, превысил ли начальник свою дисциплинарную власть или нет.
По ст. 24 (прик. по воен. вед. 1908 г. № 511) кн.VII С. В. II. по 2 изд., начальник, заметивший в распоряжениях своего подчиненного (напр., в его приказах) «нарушение прямой силы закона», не только в праве, но и обязан отменить эти распоряжения. Никакого исключения относительно дисциплинарных взысканий не сделано. Следовательно, начальник, заметивший незакономерность наложенного взыскания обязан отменить его.
Все это припомнилось по поводу недавнего случая наложения и на трех офицеров и одного чиновника дисциплинарного взыскания без всякой с их стороны вины.
Наложение взысканий конечно было объявлено в приказе, который доставлен следующей высшей инстанции. В приказе конечно приведены ссылки на те постановления закона, которые по мнению налагавшего взыскание лица нарушены. Следующая высшая инстанция, очевидно, не проверила ссылок, потому что не заметила, что некоторые ссылки ни ма-
лейшего отношения к делу не имеют, другие же доказывают совершенно противоположное тому, в доказательство чего приведены. Следовательно дело представлено в неверном виде вследствие неудостоверения надлежащим образом в истинных обстоятельствах и существе этого дела (Св. Зак., т. ХV по изд. 1885 г., ст. 417).
Очевидно здесь нарушение прямой силы закона.
А между тем приказ не отменен, что очевидно составляет нарушение ст. 24 кн. VII.
Неотмена приказа ведет к тому, что конечно теперь потерпевшие не знают, как понимать закон: в законе, положим, сказано, что известный отпуск денег полагается только офицеру, а начальство толкует, что следует выдавать его нижним чинам. При этом высшая инстанция, в данном случае установившая правило, не протестует против наложения младшею инстанциею взыскания за исполнение правила.
В данном случае на двух офицеров наложен арест, при чем на одного в размере семи суток. Можно себе представить положение офицера, арестованного без всякой вины на семь суток. Да хоть бы на одни только сутки даже.
Вообще у нас, как об этом неоднократно писалось и в «Разведчике», крайне злоупотребляют арестованием офицеров.
Тут строгость наказания заключается не столько в лишении свободы на более или менее продолжительное время, сколько в воздействии на самолюбие офицера.
Понятие о личной чести должно всеми мерами развивать и поддерживать. Арест является наказанием оскорбительным для чувства личной чести, притом не только командира полка или начальника дивизии, но и субалтерн-офицера. Между тем, самолюбие старших начальников охраняется У. Д. более, нежели самолюбие младших. Почему, например, арестование командира полка будет для него более чувствительно, нежели арестование для младшего? Почему арестование командира полка, например, командиром корпуса более уронит его положение среди подчиненных, нежели арестование командиром полка своего штаб-офицера, который не сегодня-завтра может стать таким же командиром полка?
Наказания оскорбительные для чувства личной чести должны быть налагаемы с большой осмотрительностью и злоупотреблять ими отнюдь не следует.
Арест — наказание настолько строгое, что может быть допущено только при совершении более крупных проступков, а отнюдь не за относительные пустяки. Например, положим, офицер несноровисто скомандовал, неужели же допустимо наложение за это ареста?
Необходимо было бы предоставить право арестования младших офицеров командирам только полков, право арестования ротных командиров командирам неотдельных бригад, арестование штаб-офицеров начальникам дивизий и лицам, равным им по власти. Тогда случаи легкомысленного отношения к арестованию офицеров станут несравненно реже.
Но с другой стороны необходимо установить, что арестование офицера должно быть принимаемо во внимание при аттестовании. Офицер, неоднократно подвергавшийся аресту, очевидно не дорожит честью своею и честью мундира, который он носит, потому ему и не место в армии.
Понятно при условии, что арестование происходило всегда за совершение проступка, а не зря, что теперь нередко случается. Для обеспечения офицеров от произвола необходимо было бы установить, что о каждом арестовании наложивший взыскание подробно доносит следующей инстанции. Подробно потому, что ведь такая отметка, как, например, небрежное исполнение обязанностей ровно ничего не значит. Необходимо указать, какая именно обязанность нарушена.
Затем необходимо было бы установить, что если офицер в течение, например, двух или трех месяцев подвергся аресту два раза — производится дознание или расследование. Такие дознания или расследования иногда могут привести к результатам весьма назидательным; например, может оказаться, что офицер в течение недель шести арестованный два раза, в общей сложности дней на 8, подвергся аресту
вовсе не за служебные проступки, хотя таковые и послужили официальною причиною ареста.
Плох тот командир, который может управлять полком только при помощи арестов. Очевидно, у него нет воспитательных способностей. И казалось бы, что если частое отбывание ареста должно (при условии правильного применения его) служит для аттестации офицера, то и частое арестование точно так же должно служить для аттестования налагающего арест начальника.
Нечего щадить самолюбие человека, который легкомысленно относится к самолюбию своих подчиненных. И отметка «подлежит предостережению о неполном служебном соответствии» явилась бы хорошим дисциплинирующим средством.
Неужели же у нас офицерство настолько испорчено, что только арестом его и проберешь? Нет, это не правда, но зато злоупотреблением ареста можно довести до того, что офицер махнет рукою на все...
Мы видим, что в некоторых частях с 60—70 офицерами встречается одно арестование в год, много два. А в других частях, с комплектом офицеров вдвое меньшим, по пяти — шести арестований в год, и даже более. Разве это нормально? Разве это значит, что нравственный уровень или служебное рвение во второй части в десять раз ниже, нежели в первой?
Вовсе нет. Только разница во взглядах на честь и самолюбие, а также на достоинство офицерского звания.