Их не называли в сводках

Четверть века дознавалась мать, где та земля, в которой похоронен ее сын. И отовсюду получала одинаковый ответ: «Похоронен на поле боя». И снова и снова писала, просила ответить, где оно — это поле. Но ей не называли координат. И не потому, что не знали, в какой сторона ее сын сложил голову. Было точно известно, где принял он последний бой — на острове у северо-западного побережья Норвегии. Не сообщали матери об этом потому, что у сына ее была такая служба, о которой до поры до времени ни писать, ни говорить не полагалось.

Перед войной на тральщике «Архангельск» Мурманского рыболовного флота плавал радистом Владимир Чижевский.

При рождении родители нарекли его Владиславом. Но ребятам в школе это имя показалось ненашенское они стали звать его Володей. Он привык к этому имени, так рекомендовался, так записал себя в документах.

И на судне, и в разведывательном отряде не все относились к Чижевскому одинаково. Был он суховат, но слишком общителен и очень строг к себе и своим товарищам. Тщательно следил за своим внешним видом. Те, кто плохо знал Чижевского, принимали все это за высокомерие, стремление выделиться. На самом же деле одни качества Владимира шли от сдержанности его натуры, другие были привиты воспитанием. К людям он действительно относился без снисходительности, но и к себе требования предъявлял самые высокие. Недаром комсомольцы тральщика избирали его своим комсоргом.

В разведку Владимир Чижевский пришел добровольцем на второй день войны.

В летних операциях 1941 года успел «понюхать пороху», показал, что не робкого десятка, в бою не терял голову. Его включили в группу, которую готовили к заброске в Норвегию.

В отряде Чижевский стал появляться изредка и на короткое время. Его группа занималась с инструктором в отдаленной бухте. Нелегко было привыкать к жизни на каменистом холодном берегу бушующего моря, без жилья и тепла. Кроме того, учился говорить по-норвежски, изучал почерк радистов передающего центра.

На мурманском направлении фронт стоял неподвижно уже около пяти месяцев. После летних и осенних неудач 1941 года враги отсиживались в гранитных и снежных норах. Но теперь стали поступать сведения, что они готовятся еще до таяния снегов предпринять новое наступление и овладеть Мурманском. Нужно было следить за противником, не сводить глаз с норвежских портов, из которых следовали на восток пополнение людьми, техника и боеприпасы.

Осенний поход группы Кудрявцева убедил, что большая партизанская война за Полярным кругом, у берегов Ледовитого океана, на заснеженных холодных сопках и в тундре невозможна. Горы голые, безлесые, спрятаться негде. Всего одна автомобильная дорога от Вардё идет по самому берегу моря. В глубине полуострова — только пешеходные тропы. Поселки также прижаты к морю. Селения мелкие. Все у оккупантов на глазах. Люди друг друга знают, всякий новичок сразу на виду. Никаких запасов продовольствия и одежды, все надо забрасывать морем или по воздуху. Наиболее эффективно там могли действовать группы разведчиков по два-три человека в целях постоянного наблюдения за побережьем и портами. По их данным наша авиация и подводные лодки могли топить корабли противника. Немало дней и ночей провели руководители разведотдела, решая, куда забросить разведчиков, как туда пробраться.

Конечные пункты всех немецких конвоев — Киркенес и Петсамо. Оттуда грузы и люди следуют к фронту сухопутьем. Не однажды пробовали проникнуть в эти портовые города — оказалось невероятно трудно. Города маленькие, каждый житель на виду, строгий контроль, пропуска. Одна из заброшенных групп состояла полностью из местных людей. Они пробрались в небольшие поселения, стали искать способы проникнуть в Киркенес и Петсамо через местных жителей. Но те были запуганы, не хотели связываться, советовали уйти подальше, подыскать для этих целей других.

Решили: раз трудно проникнуть в Киркенес и Петсамо, надо забросить разведчиков туда, где конвои формируются и откуда отправляются в путь, а также наблюдать за ними и во время их следования. Ведь далеко в море они не выходят, идут вдоль берега, чтобы в случае чего их прикрыли береговые батареи или можно было спастись в фьордах.

На разведку отправлялись сразу три группы: одна к порту Тромсё, вторая — к самой северной оконечности материка — к мысу Нордкап, на остров Мегерей, третья — в бухту Инре-Сюльтевик в Сюльте-фьорде.

Группа, в которую входил Чижевский, должна была или проникнуть в Тромсё, или обосноваться возле него. В этом порту формировались некоторые конвои, а другие, что плыли с юга, меняли охранение. Редко какое немецкое судно шло, минуя Тромсё.

Попытаться проникнуть в Тромсё сразу — безумие. Надо выбрать для разведчиков максимально безопасное место, чтобы они обосновались там, обжились, а уж потом нашли надежных людей и с их помощью постарались попасть в Тромсё.

Порт Тромсё со всех сторон прикрыли от ветров острова. Путь в открытое море на северо-восток лежит по проливу Гретсунд и по Ульвс-фьорду. А на этом пути — остров Арней. Мимо него в море не пройдешь. На нем разведотдел и решил высадить одну из групп.

Группа состояла из трех разведчиков. Кроме Владимира Чижевского в нее входило двое норвежцев. Оба — политические эмигранты, покинувшие родину летом 1940 года.

Командир группы Ингольф Аспос — родом из Нарвика, рос и учился в Тромсё. Ему за тридцать. Иммигрировал в СССР вместе с братом Леонартом. В отличие от большинства составивших норвежскую часть отряда, он не из финмарка — северной провинции Норвегии, а выходец с западного побережья. К тому же Аспос хорошо знает острова, фьорды и селения близ Тромсё. Это очень важно, так как жители — поморы — совсем не схожи с жителями материковых глубинок.

Второй норвежец — Ингвальд Микельсен, побывавший на родине осенью 1941 года в составе группы Кудрявцева.

Подводная лодка Щ-404 несколько суток ходила в море у острова Арней. Днем скрывалась на глубине, ночью всплывала. На поверхности лодку перекладывало с борта на борт, окатывало волнами. На верхней палубе! держаться было невозможно.

Наконец, 21 февраля 1942 года, волнение улеглось, ветер стих. Только мертвая зыбь еще покачивала лодку, да волны у берега никак не могли угомониться, с шумом выплескивались на камни.

Лодка легла в дрейф. Спустили за борт резиновую шлюпку, погрузили в нее часть имущества, Аспос и Микельсен взялись за весла. Чтобы одному из разведчиков не возвращаться на шлюпке, привязали к ее резиновой заушине конец пенькового троса, решив с его помощью подтянуть шлюпку от берега после ее выгрузки.

Шлюпка на веслах шла к берегу — Чижевский на палубе подводной лодки полегоньку травил трос. До берега оставалось метров десять, а трос кончился. Нарастить его Чижевскому было нечем. Он крикнул в подлодку, чтобы подали еще бухту. Ожидая, одной рукой держался за поручень, на другую намотал остаток веревки. Волна тащила шлюпку к берегу, трос стопорил ее. На буксире шлюпку могло залить, поэтому конец пришлось отпустить. Две поданные бухты Чижевский кинул во вторую пока незагруженную шлюпку и вместе с краснофлотцем поспешил за первой, чтобы на ходу нарастить трос. Но к той шлюпке подойти не удалось — их быстро понесло к берегу. Достигли его раньше, чем норвежцы. Шлюпку опрокинуло, радист и краснофлотец оказались в воде. Хорошо, что под ногами нащупали дно. Выбрались на берег, вытащили шлюпку.

Чижевский стал кричать норвежцам, чтобы приставали осторожнее, но они или не расслышали его из-за шума ветра и волн, или ничего не могли сделать — их шлюпку волна, выбросив на берег, тоже перевернула. Груз окатило водой,

Чижевский побежал помогать товарищам, а краснофлотец на малой шлюпке направился к подлодке.

Втроем быстро оттащили груз подальше от воды, отыскали наиболее безопасное место для высадки, и Чижевский на большой шлюпке пошел назад. На подлодке спустился в кубрик, чтобы переодеться в сухое. Пока переодевался, двое краснофлотцев загрузили большую шлюпку очередной партией груза, направились к берегу. Но пристать к нему не смогли — ветер и волны усилились. Вернулись назад.

Тем временем дрейфовавшую подводную лодку настолько снесло к берегу, что килем она коснулась отмели. Командир приказал включить двигатель, отойти мористее. Больше в эту ночь приблизиться к берегу настолько, чтобы можно было дойти до него на шлюпке, не удалось, так как море разыгралось не на шутку.

И в следующие дни погода упорно держала лодку »дали от берега. Горючего оставалось только на обратный путь. Подводная лодка пришла домой, с нею на юрту вернулся Чижевский. Его товарищи остались на Арнее с запасом продуктов на восемь дней, без теплой одежды, а самое непоправимое — без связи, радиостан-1ия прибыла назад вместе с радистом.

Как же Володя корил себя, что не вовремя решил переодеться, задержался на лодке. Ждал упреков начальства и товарищей, боялся, что его обвинят в трусости, но не услышал ни слова осуждения.

После неудачи с высадкой этой и еще одной группы командующий Северным флотом контр-адмирал Арсении Григорьевич Головко вызвал к себе командира бригады подводных лодок и начальника разведотдела. Состоялся серьезный разговор. На эти две группы возлагаюсь большие надежды. Но из-за неудачи с высадкой они не оправдались. Пропало немало труда, затрат. А самое главное, так надо было знать о движении конвоев противника вдоль северо-западного побережья Норвегии.

Забрасывать радиста на Арней дополнительно не имело смысла. Разведчики наверняка к тому времени с берега уйдут. Хорошо, что люди опытные, находчивые, пропасть не должны.

Командующий флотом предложил серьезно продумать процедуру высадки. Подводники не умеют хорошо ходить на надувных шлюпках. Разведчиков, по сути, переправляют на берег неподготовленные к этому люди. Высадкой должны заниматься мастера этого дела. Надо подобрать группу таких людей. Лучше взять на подводную лодку двух-трех человек дополнительно, чем рисковать высадкой.

Состоялся разговор и о Чижевском.

— Вы в радисте уверены? — спросил командующий! флотом.

— Абсолютно. Можем послать с любой группой,— ответил начальник разведотдела Визгин.

Вскоре Владимира Чижевского включили в группу, которую стали готовить к высадке на полуостров Варангер. Она тоже состояла из трех человек. Двое были норвежцы — Сверре Сёдерстрем и Оскар Юнсен.

Сёдерстрем из троих — самый старший по возрасту ему шел сороковой год. В двадцатые годы он и несколько односельчан сколотили первую комсомольскую ячейку в своем родном поселке Хиберге. В 1930 году ста коммунистом, пять предвоенных лет был партийным вожаком. Летом 1940 года, узнав, что его разыскиваю гестаповцы, вместе с двумя односельчанами ушел ночь на боте к нашим берегам. Два его брата Ральф и Гюнна тоже покинули родину, чтобы взять в руки советское оружие и драться за освобождение Норвегии от фашистов

Оскар Юнее почти на десять лет моложе своего земляка. Он потомственный рыбак, в поисках рыбных кос кое исходил все северное норвежское побережье. Гестаповцы дознались, что он был комсомольцем, устроил в доме обыск. Юнсен не стал ждать ареста, под покровом темноты тоже ушел на боте к Рыбачьему. В Хиберг у него осталась жена.

Теперь они втроем на долгие месяцы уходили на изрезанный фьордами и усеянный островками полуостров Варангер.

В ночь на 4 апреля 1942 года подводная лодка «малютка» подошла к горловине Сюльте-фьорда, на северо-восточном берегу Варангера. Осмотрелись в перископ — море и фьорд выглядели пустынными. Повернули к юго-востоку, приблизились к небольшой бухточке Йнре-Сюльтевик на восточном берегу фьорда. Командование выбрало это место для поста разведчиков.

Две шлюпки сделали по два рейса к берегу, переправили разведчиков и все их имущество.

Весна весной, а холода на северном берегу Варангера, продуваемом океанскими ветрами, хватает в любое время года, даже летом. Поэтому взяли с собой одежду из оленьих шкур — брюки, вольпимы, шапки, липты, жилеты, куртки. Кроме того, у каждого — свитера, валенки, спортивные костюмы, лыжные ботинки, фуфайки, полушубки, теплое белье. Так как намечалось, что разведчики должны бывать в поселках, а еще лучше — обосноваться у кого-нибудь из жителей, у всех имелись приличные, заграничного пошива гражданские костюмы и деньги, по нескольку тысяч крон.

Прошлые операции научили, что надо иметь лыжи и сани, чтобы возить имущество. На этот раз взяли и их с собой. Не обойдешься без топора, без лопаты. Их тоже прихватили.

Топливо, дрова в этих местах не всегда найдешь даже летом. Запаслись сухим спиртом, свечами. Без оружия ем более нельзя. С собой — полуавтоматические винтовки, пистолеты, гранаты, в достатке патронов. Да еще радиостанции с питанием.

Чижевский остался стеречь имущество, а норвежцы пошли осмотреть окрестности. Сверре и Оскар знали, что на берегу фьорда— небольшой рыбацкий поселочек, они бывали в нем в довоенные годы. В поселок сушей дорог нет, но надо выяснить, нет ли вблизи от места высадки разведчиков троп, не видны ли лыжные следы, не стоят ли рыбацкие или сенокосные избушки.

Сверре и Оскар начали карабкаться по заледенелым береговым откосам. Но сумели пройти всего метров пятисот. Дальше склоны были такими скользкими, что по ним можно было передвигаться только в шипованных альпинистских ботинках и с ледорубом. Во впадинах снег был без ледяной корки, но в него проваливались чуть ли не по пояс. Никаких следов не обнаружили, ни домов, ни шалашей, ни тропинок не увидели. Вернулись назад.

В штабе правильно выбрали, где высадить разведчиков. Место было на диво уединенное, не посещаемое людьми, хотя рядом находился хутор. Для наблюдения за морем точки лучше не придумаешь — оно перед разведчиками почти с трех сторон как на ладони. Стали устраиваться. На берегу нашли выброшенные морем несколько бревен. Перетащили их в лощину, куда не сильно задувало с моря, соорудили возле больших валунов шалаш для жилья. Имущество расположили в нескольких местах, старательно замаскировав камнями и снегом. В каждой кладовой часть запаса всего нужного для жизни и вахты: пища, одежда, боеприпасы, питание к радиостанции. Если что случится и они лишатся одного склада, все! необходимое найдут в другом.

Когда устроились, по радио связались с базой, донесли о себе и об обстановке. В ответной радиограмме прочитали, что радиовахта за их позывными установлена беспрерывная, ждут докладов. С этого дня связь держалась устойчиво много месяцев.

Шли дни. По календарю давно весна, а здесь лишь порой пригреет солнышко и снова — леденящий ветер Подтаявший снег от стужи покроется такой коркой, что не провалишься. Или вдруг запуржит, запляшет снежно месиво, скроет небо и море, все потемнеет, ничего не разглядишь, наметет новые сугробы. Шалаш спасал только от пурги и ветра, поэтому заходили туда лишь поесть да отдохнуть между вахтами. За морем следили круглосуточно, время наступало светлое, видимость день ото дня улучшалась. Сначала с моря вообще глаз не спускали. Но потом рассудили: судно — не самолет. Засекли время. Оказалось, что с момента появления судна в зоне их видимости до его исчезновения проходит не менее двух часов. Проскочить многомильный путь незамеченным можно было только в пургу или туман. Приловчились. Если видели, что горизонт справа и слева чист, то час-полтора зря не напрягали глаза, занимались чем-нибудь другим.

А дел по хозяйству хватало: воды принести, дыру какую залатать, оружие почистить, подзарядить батареи! Питались всухомятку — ни печки, ни дров для костра! Мечтали — как хорошо бы сейчас иметь керосинку или примус, несколько бидонов керосина. Хлеб мерзлый! Сухари тоже. Только галеты не пострадали. Мясо и рыба в банках тоже застывшие. Раскрывали банку ножом, ножом еду резали и доставали, алюминиевые ложки не выдерживали, ломались.

белье меняли, но стирать его было негде и нечем — зарывали в снег. Однако и под чистыми тельняшками кожа зудела. Не раз днем, на свету, снимали одежду, проверяли, не завелись ли насекомые. Нет, ничего не было, но беречься не грех.

База предписала усилить наблюдение — на суше начались большие бои, зимнее позиционное противостояние закончилось.

Егери приготовились к новому наступлению на Мурманск. Но наша 14-я армия нанесла упреждающий удар, а флот высадил на Мотовском побережье большой десант. Теперь предполагалось, что противник подтянет морем новые подкрепления. Задача разведчиков — чтобы не прошел незамеченным ни один конвой, ни одно судно. Уже через две недели, благодаря сообщениям, разведчиков, летчики утопили в Перс-фьорде транспорт водоизмещением шесть тысяч тонн, спустя два дня — два транспорта, причем один из них вдвое большего тоннажа, чем первый.

Май принес потепление. Снег таял на глазах, потоки воды хлынули по ручьям и впадинам к морю. Вокруг все забурлило и зажурчало.

На фронте, у реки Западная Лица, бои затихли, советские войска и войска противника остались на своих прежних позициях.

Минул месяц вахты разведчиков. База сообщила, что им разрешено выполнение второго этапа. Это означало, что они могут побывать в норвежском селении, вступить в контакт с жителями.

Тундра ожила, в прогреваемых низинах зазеленело, озера заполнили стаи птиц, прилетевших с юга, — утки, гуси, гагары. Над морем стало больше чаек. Жизнь шла своим извечным заведенным порядком.

Сверре Сёдерстрем пошел в Перс-фьорд. Там жил Гудвар Ульсен, который в ноябре помог разведчикам из группы Кудрявцева после стычки на Лангбюнесе.

Гудвар сказал, что поблизости от разведчиков — всего в километре — на хуторе живет Андреас Бруволд, на него и на его жену Альфхильд вполне можно рассчитывать. Мимо них с материка к базе разведчиков незамеченным не пройдешь. Сейчас Андреас по трудовой повинности, наложенной немецкими властями, работает в Хамнингберге на строительстве укреплений, но Альфхильд живет дома.

Сверре ответил, что они за этим домишком уже наблюдали несколько дней, убедились, что там, кроме хозяйки, больше никого нет. Сама ведет хозяйство, к ней никто не ходит. Но идти туда одни, без провожатого или без надежной рекомендации, не рискнули, побоялись испортить все дело.

Гудвар взялся свести разведчиков с Альфхильд. Для этого он специально пришел к разведчикам из Перс-фьорда.

Альфхильд знала Гудвара и сразу поняла, что не один он пришел не случайно. У нее были знакомые в селениях вплоть до Хиберга. Рассказала то, что слышала об оккупантах, стоявших на другой стороне фьорда и в Хамнингберге, находившемся в нескольких километрах к востоку, где немцы строили мощные укрепления. Обещала помогать разведчикам, была уверена, что муж ее одобрит, сам будет содействовать соотечественникам, которые борются с бошами.

Вскоре Андреас Бруволд пришел домой на короткую побывку, и жена рассказала ему о соседях, поселившихся возле них на берегу моря. Андреас сказал, что негоже этим людям мерзнуть среди камней, пусть живут в их доме. Альфхильд сходила к разведчикам, передала, что муж просил их перейти к ним.

После того как база дала согласие на переселение, тройка дозорных перешла в дом Бруволдов. Из окон их комнаты просматривался не только фьорд, но и море. Лучшего в непогоду и желать было нельзя. Почти все имущество оставили на старом месте, чтобы в доме а случае чего было минимум улик.

Когда Андреас Бруволд пришел домой, Сверре Сёдерстрем спросил, не знает ли он в Хамнингберге человека, который не вызывает у оккупантов никаких подозрений и может беспрепятственно отлучаться из города. Андреас назвал Хедли Гренберга. В Хамнингберге он paботает, там живут его родители и родственники, дом же у него в Санд-фьорде, в четырех километрах от Хамнингберга. Иногда он по нескольку дней остается у своих родственников, иногда ходит домой. Его отлучек из города или из дому никто не учитывает.

Сверре Сёдерстрем сходил в Санд-фьорд, встретился с Хедли Гренбергом. Тот согласился собирать нужные сведения, но поставил условие — видеться будет только со Сверре, встречаться будут в горах, меняя место. Так у группы появился еще один соратник в тайной войне с оккупантами. Позднее разведчикам стали содействовать Эрлинг Малин, братья Карл и Сигурд Эриксены. Норвежские патриоты сообщали, что делается в Перс-фьорде, в Вардё, в Хиберге, в Вадсё, в Нюбори.

С прошлой осени, после высадки группы Кудрявцева, оккупанты резко ужесточили режим, ввели строгую систему пропусков. Без специального разрешения комендатуры поездки по дорогам не разрешались. Для перехода от селения к селению морем даже на своем боте требовалось иметь документ. Но жизнь остановить было нельзя. Все существование рыбаков зависело от лова рыбы. Часть улова разрешалось продавать, на вырученные деньги покупать продукты, керосин, обновлять сети. Мало ли нужд в хозяйстве. Волей-неволей приходилось разрешать поездки людей из одного места в другое. В этот поток ездивших по своим надобностям начали вклиниваться Сверре Сёдерстрем и Оскар Юнсен. Документы у них были надежные, сделанные мастерски, ни разу не вызывали подозрений в комендатурах. Правда, Владимиром Чижевским не рисковали. Хотя норвежцы и принимали его за соотечественника, много лет прожившего не на родине, все же разговаривал он по-норвежски неважно, обычаи, людей, дорог не знал.

Ближе к середине мая Гудвар Ульсен прислал весть, что в Перс-фьорде появились двое разведчиков из норвежцев, которые пришли на боте с запада, с острова Арней. Ищут своих, считают, что они должны быть где-нибудь поблизости. Гудвар спрашивал через связного, как ему быть. Сверре Сёдерстрем знал, что на остров Арней были заброшены без радиста Ингольф Аспос и Ингвальд Микельсен, и без колебаний попросил направить их в расположение группы.

Вскоре на хутор пришли Ингольф и Ингвальд и рассказали о своих приключениях.

Тогда, в последних числах февраля, оставшись на берегу острова Арней без радиста и с продуктами всего на неделю, разведчики сначала не могли даже представить, что они будут делать без связи и как смогут выполнить задание.

Побродив по острову в поисках пристанища, Аспос и Микельсен поняли, что надо искать помощи у норвежцев, которым можно довериться и которые могут свести их с участниками движения Сопротивления.

Незаметно подошли к небольшому поселку, залегли! и стали наблюдать. Следили сутки. Уверились, что немцев нет, и направились к ближайшему дому. Познакомились с хозяином. Им оказался пожилой рыбак Альф! Иоргенсен. Встретил он разведчиков по-северному сдержанно, но дружелюбно, на день спрятал на сеновале, а ночью на своем боте переправил в Тромсё. Однако устроиться и укрыться там не удалось, хотя это и был родной город Аспоса. Строгая система пропусков, множество постов, частые проверки документов, облавы, недоверие жителей друг к другу, которое оккупанты успели посеять, заставили разведчиков через неделю вернуться на остров.

Альф Иоргенсен снова спрятал их у себя. Первое время жили на сеновале, на скотном дворе, в дворовых хозяйственных постройках. Ни семья, ни тем более соседи ничего о них не знали. Но через некоторое время старик посвятил в тайну приемного сына, его жену, дочерей, их мужей. Эта большая рыбацкая семья не только два месяца надежно укрывала разведчиков, делилась с ними своими скудными продовольственными запасами, но и помогла наладить связь с нужными людьми в Тромсё и на соседних островах. Теперь Ингольф Аспос и Ингвальд Микельсен не жили вслепую. Все, что делалось в округе, доходило до них. Какие корабли и транспорты находятся в Тромсё, где установлены зенитные и береговые батареи — все по крупице собиралось у разведчиков. Но не имея радиста и рации, передать накопленные сведения своим не могли.

Наступило светлое время. Оставаться в селении стало опасно, а жить в горах без продовольствия и связи смысла не было. Посоветовались с Альфом Иоргенсеном и решили: надо подаваться в ту сторону, откуда ближе до советского берега, там искать связь, оттуда ждать помощи.

Третьего мая они погрузили на бот хозяина сети бочки и вместе с ним вышли в море. Вполне можно было считать, что отправляются на путину. Следуя в обход мыса Нордкап, полуострова Варангер, они старательно делали вид, что ловят рыбу, забрасывали сети, выбирали их. И никто на всем пути не усомнился, что они — не рыбаки.

Но чем ближе подходили к знакомым и родным Ингвальду Микельсену местам, тем большую приходилось соблюдать осторожность. Ведь во многих селениях на восточном берегу Варангера он раньше бывал не однажды, его тут многие знали.

Ингвальд шел на боте мотористом. Условились, что на стоянках он будет отсиживаться в машинном отделении. На всякий случай он еще так вымазался маслом, гарью и мазутом, что его родная мать не узнала бы.

Дошли до Вардё. У Ингвальда были в городе хорошие знакомые, в прошлогоднюю осеннюю высадку удалось послать им весточку. Теперь они посоветовали вернуться в Перс-фьорд, там отыскать Гудвара Ульсена.

Перешли в Перс-фьорд, а оттуда в бухту Инре-Сюльтевик. Здесь тепло простились с Альфом Иоргенсеном, и старик поплыл домой. Путь ему достался нелегкий. Пришлось одному и следить за машиной, и стоять за рулем. Несколько суток не смыкал глаз.

Почти через три месяца Аспос и Микельсен встретились со своим радистом. Чижевский доложил командованию о прибывших товарищах, за несколько сеансов передал самые важные собранные ими сведения. База приказала прибывшим влиться в группу Сёдерстрема и продолжать выполнять задание.

Впятером вахту по наблюдению за морем нести стало легче. Не сводили глаз с него почти круглосуточно. У Сверре Сёдерстрема и Оскара Юнсена больше стало времени для продолжительных и дальних поездок. Добирались до Вадсё и Нюбори. Везде находили нужных людей. Все больше становилось у разведчиков помощников, готовых выполнить их любое задание. Полицейские и военные кордоны не задержали их ни разу, документы не вызывали подозрений.

Но успешно решались одни проблемы — появлялись другие, хотя и иного рода. Продовольствие, что привезли с собой, теперь, когда прибавилось едоков, быстро шло к концу.

В последнюю неделю мая самолет сбросил груз с продуктами невдалеке от маяка Маккёур. Оттуда предполагалось вывезти их на каком-нибудь рыбацком боте. Но тюки с продовольствием достались немцам. Узнали об этом от своих людей. Встревожились основательно: немцам и без разъяснений было понятно, что русские бросают продукты не просто так. Альфхильд приходилось готовить на пятерых мужчин. Она говорила, что ей это не трудно, были бы продукты. А их не было. Альфхильд собирала яйца диких птиц, ловила рыбу. На лов ей приходилось выходить почти каждый день. Только в непогоду, в туман да в дождь, когда с моря рыбацкий баркас не просматривался, разведчики могли ей помочь управиться с сетями. В остальное время она делала все сама.

Не реже раза в неделю Альфхильд ходила в Хамнингберг — навестить мужа. Возвращалась с покупками и теми сведениями, что удавалось собрать Андреасу. Чижевский сразу же передавал их на базу.

На базе опять подготовили тюки с продуктами и отправили их на аэродром. На этот раз летчики сработали аккуратно, разведчики все получили в целости и сохранности. Затем опять пошли неудачи с «посылками». Светло круглые сутки, летать скрытно невозможно, сбрасывать груз на парашютах — тоже. Один раз груз, сброшенный с малой высоты, разбился о скалы, второй раз — попал в воду и затонул. Полтора месяца пришлось сидеть на полуголодном пайке.

В середине августа ночи стали темными. С самолетов спустили несколько тюков на парашютах. Продержались на этом запасе еще месяц.

Шел пятый месяц, как группа работала в Инре-Сюльтевике. По ее наводке было потоплено девять транспортов.

В разведотделе обсуждали, что делать с группой дальше. Начальник разведотдела капитан 3 ранга Павел Александрович Визгин спросил:

— Сигналов, что просят вернуться, не подают?

— Нет.

— Пусть работают. Дело идет у них успешно. Поблагодарите в радиограмме и сообщите, чтобы подождали до глубокой осени, до полной темноты.

Истекал шестой месяц пребывания группы Сёдерстрема на норвежской земле. Аспос и Микельсен находились в разведке уже восемь месяцев. За это время Чижевский передал на свою землю почти четыреста радиограмм, более семидесяти раз оповестил командование о вражеских кораблях и конвоях. По их наводке подводники и бомбардировщики потопили двенадцать транспортов.

Наконец база передала долгожданную радиограмму: на смену им идут двое разведчиков, четверым разрешено вернуться, а одному приказано остаться, встретить новую группу, помочь ей обжиться, свести с норвежскими друзьями.

Ночью 2 октября 1942 года к берегу приблизилась советская подводная лодка М-171. Четверо разведчиков и Альфхильд Бруволд на шлюпке подошли к ней, перебрались на ее борт. Разведчики, прибывшие на замену, погрузили на эту шлюпку и на надувную свое многочисленное имущество.

Пока шла погрузка, командир лодки пригласил Альфхильд спуститься вниз, показал ей центральный пост, передал вознаграждение от советского командования. Потом обе шлюпки отвалили от борта и повернули к берегу. С веслами своей тяжело груженой шлюпки умело справлялась Альфхильд Бруволд — простая норвежская женщина, отважившаяся на опасное для нее сотрудничество с нашей разведкой ради Норвегии без оккупантов. Вместе с нею к берегу плыли Коре Фигенскоу — норвежский коммунист, боец Сопротивления, и Коре Ойен.

В отряде разведчики рассказали командирам о своем житье-бытье в Норвегии, высказали свои соображения, что надо учесть для новых высадок. Володя Чижевский съездил в Омск, повидался с матерью.

Вскоре Чижевский, Аспос и Микельсен стали опять собираться на остров Арней.

...В феврале 1943 года крейсерская подводная лодка под командованием Николая Лунина отправилась на боевое дежурство к западным норвежским берегам. Командиру лодки была поставлена задача скрытно высадить разведчиков в бухте Молвик на острове Арней.

В ночь на 18 февраля подводная лодка всплыла в нужном месте. Море выглядело пустынным, но северо-западный ветер гнал такую волну, что разведчики, наученные горьким опытом, засомневались: удастся ли благополучно высадиться — не окажутся ли в воде люди, не намокнет ли груз. А груза было много — почти девяносто «мест» — запас на целый год.

Решили попробовать, можно ли подойти на шлюпке к берегу. Двое из четверых норвежцев, которые специально прибыли вместе с разведчиками в роли переправщиков, сели в шлюпку, куда было положено немного груза, и заработали веслами. Возле берега накатной волной шлюпку выбросило на камни, опрокинуло, гребцы оказались в воде. Норвежцы добрались до берега, оттащили имущество подальше от воды. Один из них на шлюпке пошел обратно, другой остался охранять тюки. Лунин и оперативный офицер разведотдела Лобанов убедились, что при такой высадке груз если не утонет, то подмочен будет без сомнения. Люди тоже вымокнут. Решили забрать имущество с берега и операцию по высадке разведчиков отложить. Лодка ушла на глубину.

На следующую ночь опять подошли к тому же месту. Море на этот раз было тише, накат уменьшился. Зимой лучшего можно не дождаться, решили высаживаться.

Спустили за борт надувные шлюпки и понтон. Подводники загрузили их тюками, ящиками, мешками, запаянными в цинковые банки батареями к радиостанциям (это подводники надоумили запаять батареи в банки и весь день паяли, пока не упаковали все до единой). За полтора часа сделали семь рейсов.

Командир лодки и все, кто был наверху, сердечно распрощались с разведчиками, обнялись при расставании, и трое ушли на остров на многомесячную вахту.

За ночь перетащили груз подальше от воды и укрыли между валунами. Утром пошли посмотреть, что делается вокруг. Ничего тревожного не заметили: за прошедшее время не появилось ни немецких постов, ни батарей, ни построек.

Почувствовав, что на острове по-прежнему спокойно, отправились навестить друзей, принявших их в прошлый раз. Старый Альф Иоргенсен встретил их словно родных.

Вскоре разведчики обустроились. Соорудили довольно прочный шалаш, поблизости спрятали радиостанцию, протянули проводку к высоте, чтобы там ставить антенну. Как и раньше, разделили имущество на несколько примерно равных долей, разнесли по разным местам, придавили камнями, засыпали снегом.

Приступили к боевой вахте. Днем и ночью стали наблюдать за проливом. Через неделю база услышала их первую радиограмму, потом сообщения пошли по расписанию.

Как-то Альф Иоргенсен сказал им, что место, где они обосновались, не совсем подходящее, надо бы подыскать получше; чтобы подходы к Тромсё четче просматривались, чтобы от ненастья, особенно от северного ветра, прикрывало какой-нибудь горой. Чижевский — норвежцы звали его Альфом Эриксеном и считали своим соотечественником, прожившим на советской земле около двадцати лет и получившим там образование,— ответил, что это разумно.

Аспос ушел через горы к брату Иоргенсена Отто. Они оба облазили побережье и подобрали подходящее место.

Когда Аспос вернулся, узнал, что разразившийся жестокий шторм смыл в море часть замурованного в расщелинах скал имущества. Лишились продуктов месяца на четыре, унесло запасную одежду и обувь. Чижевский и Ингвальд Микельсен, не раз окатываемые волной, вымокшие до нитки, рискуя попасть в бурлящий водоворот, изловчились остальное перенести повыше и перепрятать. Сберегли радиостанцию и все питание к ней.

Когда шторм утихомирился, на берегу у соседнего селения оказались размоченные и раскиданные продукты, меховые костюмы, теплое белье. Жители сочли, что море выбросило часть груза с немецкого транспорте, накануне потопленного подводной лодкой. Разведчики попросили Альфа Иоргенсена не разубеждать их.

На катере Отто перешли в другое место и там развернули новую базу.

Вскоре разведчиков постигло новое несчастье.

Ингвальд Микельсен ушел на разведку в Тромсё повидать людей, с которыми была назначена встреча. Раньше документы разведчиков у оккупантов ни разу не вызывали сомнения. На этот раз на одном из постов в них что-то очень долго всматривались, потом унтер-офицер ушел в небольшой дом, похожий на конторку комендатуры, вскоре вернулся оттуда и предложил следовать за ним. Двое солдат пошли по бокам и чуть позади. Ингвальд понял, что попался, если приведут на допрос — не вырваться. Улучив минуту, он рванулся в сторону, бросил за собой гранату, но один из солдат успел прострочить его из автомата.

Аспос и Чижевский остались вдвоем. Постоянную вахту нести стало трудно. Выбирали для наблюдения только те часы, когда вероятнее всего формировались конвои и вытягивались на выход в море. К счастью, хорошо помогали норвежские патриоты из Сопротивления, с которыми Альф Иоргенсен помог наладить связь. Соберутся выходить из Тромсё на север военные корабли или транспорты — сразу же известие об этом поступает разведчикам. Норвежские сподвижники доставляли им немецкие газеты, добывали справочники, карты, документы на право проезда по дорогам, хождения на рейсовых судах и проживания в селениях.

Окончилась зима, прошла весна, к концу катилось лето. Враги на острове не появлялись. Разведчики укрывались в шалаше, погода не гнала их в селение. Лишь изредка переодевались в гражданские костюмы тамошнего пошива и поодиночке ходили в поселки к своим друзьям.

В первых числах августа разведчики попросили Альфа Иоргенсена побывать в Тромсё, повидаться с теми, с кем подошло время встречи, попутно сделать для них кое-какие покупки. Иоргенсен отправился рейсовым пароходом. В пути к нему подошел один знакомый. Иоргенсен знал, что тот состоит в местной фашистской организации— служит оккупантам. Попутчик стал спрашивать, где Иоргенсен бывает, почему часто плавает в Тромсё и делает много покупок. Иоргенсен отвечал, что семья у него большая — четыре дочери, сын, зятья, невестка, внуки,— вот он и рыскает по побережью, ищет места, где ловится рыба, иногда по нескольку суток болтается по фьордам. Для такой семьи много всего надо. Поэтому приходится каждый раз тащить из Тромсё несколько рюкзаков.

Любопытный знакомый отстал, а Иоргенсен после этого разговора никак не мог избавиться от тревожного чувства.

В Тромсё он пробыл два дня. Ходил по городу, бывал в магазинах, покупал, что ему было наказано, присматривался к жизни, к людям. Но по нужным адресам не ходил, боялся, нет ли за ним слежки.

Утром 10 августа к нему постучали в номер отеля. Вошли двое полицейских, сказали, что он должен немедленно отправиться вместе с ними. Отвели в гестапо. Там долго допрашивали, били, требовали признаться, что помогает русским разведчикам, сказать, где они скрываются. Держали в гестапо неделю, потом привезли на Арией. На следующее утро велели показать отряду гестаповцев и полицейских дорогу. Иоргенсен повел их через горы, но совсем не туда, где скрывались двое разведчиков. По скалам, по узким тропинкам ходили целый день. Непривычные к таким лазаниям гестаповцы устали, вымотались, потребовали сделать привал для отдыха. Пока сидели и закусывали, натянуло густой туман. Иоргенсен, видя, что за ним не следят, бросился бежать по петляющей между камней тропинке. Вслед раздались выстрелы, пули завизжали где-то поблизости, за ним гнались, но в тумане потеряли след и найти не могли. Он добежал до берега, влез в небольшую расщелину в скале, по шею в воде просидел шесть часов. Немцы ходили поблизости, звали его, стреляли, но найти не могли.

Иоргенсен ушел в горы, несколько суток скитался там, питаясь ягодами и грибами. Потом вышел к другому месту на побережье, ему дали лодку и пищу, он переправился на материк и укрылся в отдаленном маленьком селении.

Пока Иоргенсен бродил в горах, гитлеровцы высадили на Арней три сотни солдат и начали прочесывать побережье. Какой-то дотошный немец проследил из засады, как дочь Отто Иоргенсена — Иоргхильд — ушла в горы со свертком, а вернулась оттуда без него. Они тут же схватили ее и заставили показывать дорогу. Рядом шли гестаповцы с собаками.

Разведчиков враги врасплох не застали. Укрывшись за камнями вблизи своего шалаша, Аспос и Чижевский отчаянно и долго отстреливались. Но фашисты все ближе и ближе подбирались к разведчикам, хотя потеряли убитыми восемнадцать человек.

Но вот тяжело ранило Аспоса, он лишился сознания. Чижевский продолжал отбиваться один. Подошли к концу патроны, стрелять стало нечем. Владимир достал последние гранаты и взорвал ими себя, Аспоса и радиостанцию.

Немцы тут же, на месте, застрелили Иоргхильд. После этого они вернулись в поселок, арестовали всех жителей, а через несколько дней расстреляли их, оставив в живых только малолетних детей.

Владимир Чижевский и Ингольф Аспос пробыли в глубоком вражеском тылу полгода. Им полагалось пробыть там еще столько же. Смертельным исходом обернулась для них эта высадка.

Русский моряк Чижевский погиб в бою с фашистами на далеком норвежском острове. Там он до последнего патрону дрался за свою Родину. Коммунист Аспос сложил свою голову на родной земле, невдалеке от отчего дома. Вместе с тысячами своих соотечественников он воевал за то, чтобы в норвежских фьордах не стояли корабли чужого военного флота, чтобы по дорогам Норвегии не маршировали иноземные солдаты, чтобы его страна и СССР жили в добрососедстве. Владимиру Чижевскому и Ингольфу Аспосу не суждено было вернуться к своим близким. Мы не знаем точно, где они похоронены на Арнее. Знаем только, что при самом суровом испытании они встали плечом к плечу, не дрогнули перед врагом. Они не запятнали свою солдатскую честь, не опозорили себя перед своими соотечественниками, до конца выполнили свой долг.