Содержание материала

Испытание

Три месяца полыхало и катилось на восток пожарище войны. Перекинулось за Днепр, затронуло Крым, лизнуло берега Финского залива, выжгло земли в верховьях Оки и Волги. Захватило и север.

Захотелось мне двух баб отыметь сразу же, на сайте интим салона Спб выбрал себе двух красивых брюнеток с длинными ресницами и развратным видом, с выбором я не ошибся, когда телочки зашли в квартиру вид у них был очень соблазнительный, они разулись и прошли в комнату, эти красивые брюнетки по вызовуувидели разобранную кровать и повалили меня на неё, раздели меня до гола и сами разделись и вдвоем начали лизать моё достоинство, одна лизала яйца, а другая засасывала хуй, вы не представляете какие это эмоции, трах был так же незабываем.

Морские сообщения между СССР и союзниками были наиболее удобны на Севере — через Мурманск и Архангельск,— так как позволяли доставлять грузы всего за десять — четырнадцать суток. Причем незамерзающий Мурманский порт обеспечивал перевозку круглый год. Но фашистское командование, оккупировавшее еще в 1940 году Данию и Норвегию, превратило норвежские фьорды в опорные пункты для блокады морского пути а Мурманск. В портах и базах Петсамо (Печенга), Киркенес, Вадсё, Вардё, Хаммерфест и Тромсё сосредоточились крупные немецко-фашистские военно-морские силы.

Еще летом войска 14-й армии во взаимодействии с Северным флотом сорвали операцию немецкой армии «Норвегия» по захвату полуострова Рыбачий, Мурманска, военно-морской базы Полярный, Кировской железной дороги. Провалилось и предпринятое в сентябре на мурманском направлении наступление усиленного немецкого горно-стрелкового корпуса.

На реке Западная Лица, на хребте Муста-Тунтури, отгородившем полуострова Средний и Рыбачий от материковой тверди, наступило затишье. Однако фашисты не отказались от своей цели — захватить Советское Заполярье. Немецкий горно-стрелковый корпус ждал подкрепления. Как оно прибудет — морем или сушей,— когда и сколько, с каким оружием — все это надо было знать советскому командованию.

Для заброски в Норвегию была подготовлена первая группа разведчиков. Она должна была установить связь с норвежскими патриотами из подпольных организаций движения Сопротивления, выяснить, возможна ли в этих северных краях партизанская война, каким способом здесь лучше всего вести разведку.

Погода долго не пускала через море.

В конце сентября ветер немного утих, волны улеглись, путь через Варангер-фьорд приоткрылся.

Ночью с 25 на 26 сентября возле мыса Лангбюнес всплыла подводная лодка «малютка». На верхнюю палубу поднялись разведчики, надули сжатым воздухом резиновые шлюпки, погрузили в них свое имущество, сели сами и навалились на весла. Добрались до берега и высадились благополучно.

Подводная лодка, дождавшись возвращения шлюпок, ушла в море. Разведчики, навьюченные тяжелой поклажей, гуськом тронулись в путь.

В середине цепочки разведчиков следовал командир группы старший лейтенант Георгий Васильевич Кудрявцев. Ему тридцать лет. Еще во флотском училище связи зоркие на людей командиры разведки приметили его, после выпуска предложили изменить специальность. Служба свела с опытными разведчиками. Многое успел у них перенять, узнать о Севере. Но за три месяца войны он шел в первую боевую операцию, в то время как многие его друзья немало испытали, успели и кровь пролить, а некоторые и жизни отдать. Не раз просился — не пускали. И вдруг сразу доверили возглавить группу, дали ответственное и сложное задание.

Политруком группы был назначен Алексей Борисович Ершов, тоже из разведчиков. Боевых походов у Ершова за плечами пока не накопилось, но у него больше, чем у Кудрявцева, было опыта работы с людьми. В мирное время он занимался подготовкой разведчиков. Хладнокровен, умеет быстро оценить ситуацию.

Кроме них, русских в отряде еще трое — Геннадий Сметанин, Михаил Баранов и Сергей Щетинин.

Младшего политрука Сметанина призвали из запаса, когда началась война. В тыл противника пока не ходил, но прошел основательную учебную подготовку.

Старшим радистом в группу Кудрявцева назначили мичмана Михаила Баранова — одного из самых опытных радистов отряда. Ему под тридцать. На флоте давно. До 1939 года служил на Балтике, осел там постоянно, обзавелся семьей, родились дети. Когда направили на Север, поехал без охоты. Вскоре началась советско-финляндская война. На малых кораблях ходил у финских берегов, был в Петсамо, держал связь передовых дозоров с командованием флота.

За годы службы Баранов стал не просто первоклассным, а ценнейшим специалистом. Участие в летних походах отряда по Мотовскому побережью, под Луостари добавило боевого опыта. Вот почему начальник разведотдела Северного флота капитан 3 ранга Павел Александрович Визгин предложил именно ему пойти старшим радистом в эту первую дальнюю операцию.

Второй радист — Сергей Щетинин — совсем еще молодой моряк. Ему девятнадцать. Перед войной окончил третий курс радиотехнического отделения Мурманского морского техникума, был секретарем комитета комсомола техникума, членом райкома комсомола. В первый день войны он добровольно пришел в военкомат, попросил послать его на флот, по возможности, в разведку.

В передаче и приеме радиограмм Сергей пока никакого сравнения с Барановым не выдерживает, но главное, что упорства ему не занимать. Перед походом под руководством Баранова занимался денно и нощно.

Большинство разведчиков в группе — норвежцы. Правда, братья Ойены — советские подданные, их родители еще в дореволюционные годы переехали из Норвегии и поселились на Кольском побережье в селении Цып-Наволок. Остальные покинули родину после того, как немецкие оккупанты стали преследовать и заключать в концентрационные лагеря коммунистов, комсомольцев и других норвежцев, противившихся оккупационному режиму. Они прожили иа советской земле всего год, и запас русских слов для разговора у них не велик. Поэтому, когда надо в чем-то разобраться или что-то растолковать норвежцам, общаться с ними приходится через братьев Ойенов.

Старшему из братьев — Коре — двадцать четыре года. В случае крайней нужды он может, хотя и не очень быстро и четко, работать на переносной радиостанции. В походе считается запасным радистом. Дома осталась жена. Она — северянка, поморка. Когда предложили поехать в эвакуацию — наотрез отказалась, ответила, что от войны не убежишь, а вдалеке от родного Заполярья еще больше будет переживать, изводиться от безвестности.

Младшего из братьев зовут Хокон. Он первым попал в разведку, по путевке райкома комсомола. За ним пришел Коре. Сначала Хокона одного зачислили в группу Кудрявцева. Но Коре посчитал это несправедливостью, пошел по начальству доказывать, что его незаслуженно обошли, что издревле повелось, чтобы старший был первым, наставлял и опекал младшего. Сначала его переубеждали, но потом пошли навстречу и включили в группу.

Оба брата — парни крепкие, закаленные морем, северными ветрами.

Шли по намеченному маршруту, пока не забрезжил рассвет. Только тогда расположились на большой привал. Днем идти не решились. Но осенний день короток, как воробьиный шаг, не успели оглянуться — стало смеркаться. Опять взгромоздили на спины рюкзаки, подтянули ремнями сумки, фляги, патронташи и двинулись дальше.

Шли всю ночь. Было только три коротких привала. Перед рассветом приблизились к местечку Киреянки. Тут местные жители косят сено, стоят два летних домика. Это стойбище было намечено для постоянной базы группы при подготовке операции.

В дощатых домиках стояли чугунные печурки, в ларях— запас угля, вдоль двух стен — нары, щедро застланные сеном. Жилье, по походным меркам, вполне подходящее.

Сбросив на нары рюкзаки и лишний груз, обошли окрестности километра на три. Ко всему зорко приглядывались и прислушивались. Тишина кругом первозданная, только кое-где в ручьях журчит вода, переливаясь с камня на камень. Ни одной живой души. Следы пребывания в этих местах косарей и рыбаков старые — летней поры.

Поднялись на сопку, возвышающуюся над округой. Кругом видно на многие километры, на юге в бинокль даже просматривается Варангер-фьорд. На сопке развернули радиостанцию, сообщили на базу, что обосновались по основному варианту, выполнять задание готовы. Тут же получили ответ. Радиообмен прошел быстро. Это было очень важно. Меньше риска, что сеанс связи засекут враги.

В первый же вечер в разведку в поселок Кумагвер ушли двое — двоюродные братья Микельсены. Ингвальд родом из Хиберга, а Рачивальд — из Крамвика. В семье Микельсенов шесть родных братьев и двое двоюродных. Когда немецкие оккупационные власти стали интересоваться, к какой партии братья принадлежали, чем занимались раньше, четверо Микельсенов не стали ждать, пока немцы докопаются до истины. Они погрузились на один из семейных ботов, ушли будто на путину, а сами махнули через море и пристали на Рыбачьем. Вместе с другими своими соотечественниками братья взялись за оружие.

Через двое суток Микельсены вернулись в Киреянки. Доложили Кудрявцеву и Ершову, что успели побывать не только в Кумагвере, но и в Крамвике, и в Хиберге — уж очень им не терпелось повидать родных и близких. Решились идти в Хиберг после того, как их давние друзья, которым они доверяли, сказали, что в маленьких поселках немцев нет, только временами приезжают на мотоциклах по дороге или приходят катером по морю патрули. Проверят у жителей документы и уедут. На ночевку никогда не остаются.

Норвежцам разрешается в маленькие поселки проезжать или проходить без пропусков, но если появятся какие-либо неизвестные люди, жители о них обязаны докладывать ленцману. Оттого жители держатся настороженно, приглядываются друг к другу, в разговор не вступают. Для поездок в Киркенес, Вардё и Вадсё требуется пропуск, его можно получить в комендатуре и у ленцмана.

Еще одну важную весть принесли разведчики: на следующий день на базу группы придет Хильмар Микельсен. Он знает верных людей, может свести с ними, ему нетрудно получить пропуск в любой из трех интересующих разведчиков городов. На него, как братья заверили командира и политрука, можно положиться, не подведет.

Хотя Микельсены уже побывали в Хиберге, Кудрявцев и Ершов не стали отменять посещение поселка еще двумя разведчиками. Поздно вечером в Хиберг пошли братья Ойены и с ними Гюнер Берг, родом из Вардё. Он должен был проникнуть в свой родной город.

На следующий день, 1 октября, в Киреянки пришел Хильмар Микельсен. Оказалось, что у него постоянный пропуск по побережью вплоть до Вадсё, документы, выданные властями и комендатурой. Он мог ездить по побережью и ходить на рейсовых ботах и катерах довольно свободно, позволяли бы время да деньги.

Кудрявцев и Ершов обговорили с ним маршрут его поездки. Условились, что он сначала отправится в Вадсё, оттуда — в Хибю, а затем, если все сложится благоприятно, побывает в поселках по реке Тана, постарается добраться до Тана-фьорда, посмотрит, есть ли там немецкие гарнизоны, а если есть, то какие, чем занимаются. Прикинули, что на эту поездку ему понадобится не менее двух недель.

Командир и политрук группы посоветовали Хильмару путешествовать без спешки, пусть знакомые и их соседи принимают его за человека, который решил немного отдохнуть после летней и осенней путины. В то же время предупредили, чтобы гостил в меру, не надоедал хозяевам, чтобы все расходы на встречи и застолья принимал на себя. Для этого снабдили Хильмара деньгами.

Едва Хильмар скрылся за сопкой, находящийся в дозоре Рачивальд Микельсен увидел двух приближающихся норвежцев. Разглядев, он узнал их — это были надежные люди — и решил отвести к командиру и политруку.

Старший из норвежцев назвался Рикардом Эриксеном, младший — Ингольфом.

Кудрявцев первым делом спросил гостей, откуда им известно о прибытии группы.

— Верные друзья сказали,— ответил Рикард.— Видели наших в Хиберге. Мы их в прошлом году проводили к вам. Раз вернулись,— значит, не одни.

— Зачем пошли сами, не по зову? Мы не знаем вас, могло кончиться худо.

— Вы не знаете, зато наши знают, мы им не чужие.

Тяжело сидеть сложа руки. И так давно ждем.

— Не боитесь? Немцы узнают — не помилуют,— предостерег пришельцев Ершов.

— Немцев видим не первый день, на их милосердие не рассчитываем. Германия пол-Европы заставила на себя работать. Мы — страна малая, нам одним против нее много не сделать. Нынче фашисты на вас полезли, далеко зашли, но мы верим— не одолеют они вас. Хотим помочь. Тут будем лишать их покоя. Убьем здесь боша — ни к Мурманску, ни к Ленинграду он не попадет.

— А есть такие, кто готов драться с немцами?

— Не было бы, мы к вам не пришли. Многие не сидят в тумане, закрыв глаза, кое-что делают. Следят, сколько немцев прибывает, что везут к фронту.

— Вы тоже следите?

— Что видим — не забываем. В других местах тоже зрячие и не глухие.

— А есть такие, кто не только следит, но и досаждает немцам?

— И такие есть. Только оружия маловато, собираться вместе сложно, отойдешь от берега — голые горы да тундра, жить негде, питаться нечем.

— Как вы нас нашли?

— По догадке. Прикинули, что высадились вы где-то на нашем берегу. Лучшего пристанища, чем эти летние домики, вдали от берега не найдешь. Решились пойти сюда. В одном месте увидели ваши следы. Поняли, что идем правильно.

— Это худо, выследили вы — выследят и немцы,— забеспокоился Ершов.— Надо нам, командир,— обратился он к Кудрявцеву,— еще раз поговорить с людьми о мерах предосторожности.

— Место вы выбрали не самое лучшее,— продолжил Рикард.— Недалеко от моря, дороги и поселков. Тут — заготовленное на зиму сено, дичь водится, охотники бывают. Да и подходы сюда такие, что подкрасться можно скрытно, застать врасплох.

— Куда посоветуете?

— Надо искать убежище где-нибудь в долине реки Комагэльв. Уйдете подальше, зато надежнее.

Затем Кудрявцев развернул карту. Гости стали рассказывать о расположении и силах противника. А знали они немало. Особенно осведомлен был Рикард Эриксен, человек образованный, наблюдательный и памятливый. Работал он учителем, а до захвата немцами Норвегии служил в Вадсё морским офицером.

К вечеру группа ушла из Киреянок. По берегу реки Комагэльв Рикард и Ингольф привели ее в местечко Бьевнескар, к одинокому летнему домику. Здесь и обосновались, сложив еще несколько шалашей.

Утром, задолго до рассвета, гости ушли: Рикард — в Вардё, Ингольф — в Вадсё. Ингольф брался выйти на связь с руководителями Сопротивления в провинции Финмарк и кого-нибудь из них привести для встречи с разведчиками.

5 октября братья Ойены и Гюнер Берг должны были возвратиться в Киреянки. Встретить их на прежней базе пошли Кудрявцев, Ершов и Рачивальд Микельсен.

В Киреянках подстерегла неожиданность. В домике оказались двое неизвестных командиру и политруку норвежцев. Рачивальд поздоровался с ними, назвал по имени, те ответили тем же. Кудрявцеву и Ершову Рачивальд коротко сообщил, что они из Кумагвера, знает их давно. По сухости тона своего товарища, по его нежеланию поддерживать разговор командир и политрук смекнули, что люди эти — не свои, не вызывают доверия.

Что было делать? Таиться, выдавать себя за случайных прохожих не имело смысла. Пришельцы видели, что с Рачивальдом не их земляки, а русские, они знали, что четверо Микельсвнов уже больше года как ушли в Россию.

Рачивальд спросил, зачем они тут оказались в такое позднее время, когда для сбора грибов и ягод пора давно прошла. Те ответили, что ходили в тундру в надежде поживиться олениной.

О житье-бытье, о запрете ловить рыбу вдали от берега, о скудности отоваривания по карточкам пришедшие рассказывали много и охотно, но как только с ними заговаривали о немцах — есть ли они в том или ином селении и сколько,— сразу замыкались, отвечали, что ничего не знают, гитлеровцы держат норвежцев подальше от себя, а если заметят у кого интерес к военным делам и людям, такого любопытного немедленно тащат в комендатуру, там разговор строгий, оправдаться нелегко.

На вопрос, бывают ли они в Вардё, ответили, что наведываться туда им не запрещено, а вот дальние поездки, на западное побережье и даже в Кирке.чес, оккупационные власти не одобряют, стараются под разными предлогами отказать в разрешении.

Кудрявцев спросил, не могли бы они сходить в некоторые селения, например в Нюхамну или Смельрурен. Командир отряда сознательно назвал селения, которые разведчики посещать не собирались. В крохотной Нюхамне наверняка ничего не было, а о Смельрурене разведчики уже знали. Если «гости» соврут, этим сразу себя выдадут. «Гости» с готовностью согласились выполнить поручение и стали собираться в обратный путь. Но словно медлили, чего-то ждали. Наконец все же ушли.

Как только они скрылись, Рачивальд начал объяснять, что людям этим доверять нельзя, их надо остерегаться, вполне возможно, что их подослали немцы. Кудрявцев сказал, что сразу понял Рачивальда по его сдержанности с пришельцами, но ему надо было избавиться от них до прихода разведчиков.

Когда братья Ойены и Гюнер Берг пришли, командир и политрук, выслушав их, рассказали о недавних «гостях», спросили, не встречались ли они им в поселках. Хокон Ойен ответил, что видел одного из них в Хиберге и тот тогда как-то подозрительно посмотрел на него, будто брал на примету. Но друг к другу они не подходили, ни словом не обмолвились.

Перед уходом из Киреянок на новую базу старательно ликвидировали все следы своего пребывания: разный мусор зарыли, оставленное имущество тщательно замаскировали мхом и дерном. На маршруте петляли, в нескольких местах брели по ручьям. Теперь поняли, какое счастье, что всей группой ушли в Бьевнескар, что всех разведчиков в сборе эти двое не видели.

Прошло еще два дня. Должны были вернуться из Вардё и Вадсё Рикард и Ингольф. Они могли привести с собой представителя Сопротивления. Надо было опять отправляться в Киреянки.

Кудрявцев, Ершов и еще пятеро разведчиков пришли туда пораньше, чтобы осмотреться. В домик не пошли, расположились на склоне сопки в кустарнике, замаскировались. Хокон укрылся палаткой и залег метрах в двухстах от остальной группы, ближе к тропинке.

...Хокон, лежа в дозоре, увидел немцев. Они шли по тропинке в открытую, почти не прячась. Чтобы предупредить своих, прицелился в егеря в середине цепочки, выстрелил. Солдат схватился за живот и упал, двое закопошились возле него. Остальные рассыпались, побежали к домикам и шалашам, стараясь оцепить строение с двух сторон. Дозорный кинулся к своим.

По приказу Кудрявцева начали поочередно, прикрывая друг друга, отходить к впадине между двух сопок. Немцы уже видели всю группу, затарахтели вслед из автоматов и карабинов. Разведчики отвечали огнем, не давая их преследовать.

Хокону оставалось до своих меньше сотни метров, когда пуля угодила ему в ногу. Он упал, попробовал подняться, но не смог ступить ни шагу.

Ершов крикнул Коре, чтобы тот бежал к брату и помог ему, а он их прикроет. Коре кинулся к Хокону. Сердце его сжалось от тяжкого предчувствия. Он приподнял брата и хотел нести, но возле засвистели пули. Снова положил Хокона на мох, стал расстилать плащ-палатку, чтобы на ней тащить раненого.

Подполз Ершов. Остальные разведчики вели огонь, не давали преследователям приблизиться.

Ершов и Коре вместе тянули плащ-палатку с раненым. На краю спасительной впадины Хокон запротестовал:

—  Вам меня не вынести. Всех накроют. Я задержу их, сколько смогу.

Ершов и Коре и слушать не хотели. Хокон продолжал:

—  А дальше что... Там я все равно не ходок. Не уйти вам со мной...

Это была суровая мужская правда. Пока не поздно, надо было принимать решение.

Коре обнял брата, вытер ладонью слезы, и они с Ершовым кинулись за остальными разведчиками.

Немцы поднялись вперебежку. Хокон выстрелил раз, другой... Преследователи стрелять перестали, затихли. Они расползались и теперь с боков охватывали Хокона_. Он снова прицелился и нажал на спуск... Обойма кончилась, вставил другую... Но вот последняя. Зарядил ею полуавтомат. Достал из чехла две гранаты.

К Хокону подкрадывались. Он видел их близко. Бросил гранату. Полежал в тишине немного, почувствовал, что силы уходят, туман накатывается на глаза. Приподнялся на колене и локте и бросил еще гранату... Подставил ствол к подбородку и нажал на курок...

Рикард и Ингольф на следующий день нашли разведчиков. Рассказали, что оккупанты привезли в Кумагвер шесть трупов своих солдат. Первого убил Хокон еще в дозоре, второго — Ершов, когда задержался возле раненого Хокона. Остальных четверых, как говорили немцы, «убил тот русский, что застрелил себя».

Связные принесли еще одну тягостную весть. Посланец Сопротивления, шедший к разведчикам на встречу, в пути почувствовал опасность и повернул назад. Но скрыться не успел, его арестовали. Позднее станет известно, что его долго держали в тюрьме, а в начале лета 1942 года казнили. Это был один из самых опытных руководителей Сопротивления на Варангере Альфред Матисен.

Рикард Эриксен убедил командира и политрука, что в Бьевнескаре для них теперь тоже небезопасно, каратели могут нагрянуть и туда. Предложил уйти еще дальше в горы, почти в центр полуострова. На карте показал хребет Щипщёлен.

— Там нас не найдут.

— Где будем жить?

— Есть охотничьи избушки. И становище оленеводов.

Пошли на Щипщёлен — самую крышу Варангера. Снег тут ложится раньше всего и всегда дуют ветры.

В пургу брели по снегу, метр за метром поднимаясь все выше. Буран мгновенно заметал следы. Выбивались из сил. Засыпали на ходу. То командир, то политрук, а чаще Баранов или Рикард Эриксен прикрикивали на плетущихся, чтобы, задремав, не свалились в ущелье.

Наконец отыскали охотничью избушку. В ней была печка, немного угля. Растопили чугунку. Сразу повеяло теплом. Двое завалились на нары и мгновенно уснули. Остальным можно было только сидеть на полу, плотно прижавшись друг к другу. Всех сморил сон.

Разведчики пришли без зимней одежды. Продукты, что взяли с собой в поход, кончились. Со дна рюкзаков выскребали крошки отсыревших заплесневелых сухарей. В каждой радиограмме просили базу забросить самолетом продукты. Оттуда отвечали, что, как только выдастся погода, летчики все нужное им забросят.

Наконец радисты приняли долгожданную весть, что самолет с грузом вылетает. Распределились по секторам, глаз не сводили с неба.

Показались две точки, они приближались, росли. Уже совсем собирались подать сигнал, да в последнее мгновение рука с ракетницей остановилась: по силуэтам опознали «юнкерсы». Мигом зарылись в снег.

Как только вражеские самолеты скрылись, снова стали следить за небом. Вскоре разглядели еще один самолет. Наш! Но он прошел в стороне, сигналов не заметил и вывалил груз довольно далеко. Видели, как тюки отделились от фюзеляжа.

Две дня ходили в том районе, искали, но ничего не нашли. Видно, груз попал в рыхлый снег и его так накрыло, что и вблизи не разглядишь.

Снова попросили базу снабдить продовольствием и теплой одеждой. База ответила, что операция на этом прекращается, дала распоряжение группе выйти на мыс Лангбюнес, где высаживалась,— туда подойдет подводная лодка.

Опять брели по глубокому снегу без дороги. Голод давал о себе знать. Приходилось часто останавливаться и отдыхать. Добрались до Бьевнескара. Зашли в домик, растопили печку, нагрели воды, впервые за неделю напились горячего чаю, отогрелись, отдохнули.

От наружной обшивки избушки отодрали несколько досок, смастерили снегоступы, подвязали их к сапогам веревками. Не лыжи, конечно, но идти по снежному бездорожью стало легче, нога утопала не столь глубоко. Дошли до Киреянок. На стойбище пусто и тихо. Откопали зарытого в землю оленя, сварили, плотно подкрепились олениной и бульоном. Поспали несколько часов. Рано утром отправились к берегу. Шли весь день, рассчитывая, что в осеннее хмурое время их никто не заметит, что к вечеру удастся добраться до моря.

В сумерки вышли на мыс Лангбюнес. Остановились у самой кромки воды и долго всматривались вдаль. Ничего... Только море шумит волной, ветер выводит заунывную песню. Точный час встречи с подводной лодкой база не передала, она может появиться и за полночь, и перед утром. Наберись терпения и жди.

Сняли с себя лишний груз, расселись возле прибрежных, отшлифованных прибоем камней. Разделили морскую даль на секторы. На каждый сектор — по два человека: один следит за морем, другой отдыхает. За два часа безбрежная ширь так ничем и не порадовала. Часов около десяти вечера на запад прошел небольшой пароход. На нем сверкали ходовые огни, светились иллюминаторы, поблескивали фонари на верхней палубе. Шел безбоязненно, не страшась нападения ни с моря, ни с воздуха. Скорее всего, надеялся, что на такую мелкую цель никто не позарится, боевому кораблю не велика добыча шелудивый рейсовый катеришко.

Кто-то предположил, что лодку можно и не заметить, она ведь не очень видна над водой, а верхняя вахта на ней ожидает от разведчиков сигнал. Но подать его оказалось нечем, батареи в фонарях давно сели.

На берегу стоял одинокий рыбацкий дом. В нем никто не жил. Видимо, он служил пристанищем рыбакам во время путины. Решили заглянуть в него в надежде разжиться чем-нибудь горючим.

Возле дома лежало несколько шлюпок. Невдалеке от обращенных к западу окон сложены грудами мелкие и средние камни-валуны. Похоже, из них собирались выложить изгородь. Перед домом стояли копны сена — около десятка. Они выстроились полукругом почти от моря до шоссе.

В одной из комнат на полках лежали стопки газет и журналов. Взяли побольше, принесли на берег, укрылись в камнях, и начали жечь бумагу, надеясь огнем привлечь внимание подводной лодки.

Забрезжил рассвет. Ждать дальше смысла не было. Днем лодка к берегу не подойдет. Укрылись в рыбацком доме, затаившись просидели весь день. По дороге проезжали машины, изредка в ту или иную сторону проходили пешеходы-норвежцы, но никто не обращал внимания на стоявший на отшибе дом.

Как стемнело, снова до боли 8 глазах вглядывались в морскую даль, жгли бумагу — сигналили. И эту ночь прождали бесплодно.

После полуночи Ингвальд Микельсен и Рикард Юхансен ушли в ближайшие селения раздобыть что-нибудь из продуктов, а Рачивальд Микельсен, Рикард Эриксен и еще один норвежец отправились в Хиберг попробовать купить бот, чтобы на нем, если за ними вскоре не придут, дойти через Варангер-фьорд до Рыбачьего. Денег у группы — и немецких марок, и крон — было вполне достаточно.

Оставшиеся, пробыв на берегу почти до рассвета, снова вернулись в рыбацкий дом. Ранним утром в заднею дверь тихо постучали двое норвежцев. Их прислали ушедшие на поиск продуктов разведчики. Норвежцы принесли немного хлеба, маргарин и рыбу.

После полудня вернулись Ингвальд Микельсен и Рикард Юхансен. Они принесли тревожную весть: ночью в Кумагвере у одного из тех двоих немецких прихвостней, что приходили в Киреянки, ночевал чуть ли не взвод солдат. Хозяин собирается вести их в тундру на базу разведчиков.

Кудрявцев и Ершов вспомнили, что, дав этому типу задание, как раз на сегодня назначили с ним встречу.

Примерно через час пришел житель из Крамвика. Его прислали сюда ушедшие на поиск бота. Он сообщил, что разведчики сейчас в Крамвике, укрыты в надежном месте, что на побережье появились новые немецкие патрули, вчера небольшой отряд ходил в горы, там напал на следы разведчиков. Посоветовал уйти из рыбацкого дома, перебраться в пещеру, которая находится всего в полукилометре. Там будет безопаснее. А он будет добывать для них бот или шлюпку. День кончился, совсем стемнело.

Стрелки часов приближались к пяти вечера, когда на дороге остановились два больших автобуса и из них вышло примерно до взвода немецких солдат. Пройдясь взад-вперед по дороге, гитлеровцы, вытянувшись гуськом, направились к оконечности мыса. Передние освещали тропинку фонарями.

Дойдя до кромки воды, разошлись в разные стороны, осматривали камни, шарили лучами по берегу, несколько раз, включив сильные аккумуляторные фонари полоснули светом по темноте над морем. Затем собрались вместе, стали что-то разглядывать. Нетрудно было догадаться, что они обнаружили остатки жженой бумаги. Смотрели то на море, то на сопки, то на дорогу.

На берегу дул пронизывающий сырой ветер. Немцы ежились, поднимали воротники шинелей, жались друг к другу. Некоторые, не выдержав, стали возвращаться к дороге.

Трое немцев приближались к дому, несколько человек шло по тропе, остальные еще топтались у берега.

Кудрявцев приказал приготовиться к бою, встать возле окон и дверей. Ершов, Баранов, Хильмар Хейккиля и Ингольф влезли на чердак. Сметанин, Щетинин и Гюнер Берг через заднюю дверь выскочили во двор и залегли недалеко от груды камней. Остальные встали у окон и дверей в комнатах.

Командир группы предупредил, чтобы все вели себя тихо, не выдавали своего присутствия, без его команды не стреляли.

Небольшого росточка немец, в кожаном пальто и в фуражке с высокой тульей, разглядел лежащих возле камней разведчиков, подошел почти вплотную и крикнул, чтобы они сдавались.

Геннадий Сметанин выстрелил в него из пистолета. Один из гитлеровцев застрочил из автомата. Пули прошили Сметанина. Но солдат после этого тут же бросился бежать. Впереди, еще резвее него, мчался напарник. Немецкий офицер после выстрела Сметанина упал, навалившись на Щетинина. Сергей дотянулся до ножа... Враг обмяк и перестал шевелиться.

К дому подбежали еще несколько немцев, кинулись на переднее крыльцо. Но дверь была на запоре. Тогда они вышибли раму, один за другим полезли в окно. Разведчики, которые были в нижних комнатах, тем временем выскочили через заднюю дверь во двор. Командир группы бросил в окно гранату. В доме ухнуло, донеслись истошные крики.

Новые немецкие солдаты мчались к дому, к грудам камней. Баранов через чердачное окно пустил по бежавшим длинную очередь из автомата, трое упали и остались лежать.

Гюнер Берг выбрал удобную позицию в стороне от тропки и вел огонь из полуавтоматической винтовки. На тропке и в стороне от нее он уложил нескольких врагов.

Остальные подбежавшие с берега солдаты к дому приближаться не стали, укрылись за копнами сена и оттуда пытались разобраться, что к чему.

Кудрявцев крикнул, чтобы двое-трое заняли оборону за грудой камней, наваленных перед домом, сам побежал к этому завалу. Но как только оказался на открытом месте, из-за копен застрекотали автоматы. Пуля попала Кудрявцеву в голову. Он упал словно подкошенный. Неподалеку тяжело осел Гюнер Берг, его тоже прошила автоматная очередь. Остальные разведчики, оказавшись на улице, рисковать не стали, задворками начали отходить к берегу. Враги бросились следом, но их обстреляли с чердака и они опять попрятались за копны сена.

Какое-то время было тихо. Потом немцы выбрались из-за копен и побежали к крыльцу. Их опять встретил огонь с чердака. Еще двое свалились в снег, остальные скрылись. Враги больше не стреляли. Они лишь светили в сторону дороги своими мощными фонарями. Очевидно, чтобы разведчики не пересекли ее и не ушли в сопки.

Баранов и Щетинин подползли к Кудрявцеву и Тюнеру Бергу, взяли оружие, командирскую сумку, спрятали убитых в небольшую яму, припорошили снегом. Вернулись к дому.

Стали обсуждать, что делать. Командир группы погиб. Старшим остался политрук. Их всего шестеро: Ершов, Баранов, Щетинин и трое норвежцев. Где те четверо, что во время перестрелки отошли к морю, что с ними, они не знали. Ясно только одно: из этих мест надо уходить, искать другую, более отдаленную бухту и там ждать помощи.

Пробрались к берегу, пошли впритирку к воде, чтобы волна тут же смывала следы. Стало светать. С той стороны, откуда ушли, донеслась стрельба. Это немцы снова пытались штурмовать дом.

Рикард Юхансен привел группу в Перс-фьорд на летнее стойбище и ушел на разведку. Вернулся с молодым норвежцем, назвавшимся Улафом. Они принесли хлеб, рыбу, еще теплую вареную картошку. Впервые за много дней разведчики наконец-то плотно поели.

Улаф рассказал, что немцев в его поселке нет, лишь изредка рейсовыми ботами приходит небольшая патрульная команда — проверит документы, расспросит, не бывают ли чужие, и уходит на боте дальше по береговым селениям. Но постоянно в поселке находиться опасно. Передали радиограмму на базу, указали координаты, где они ныне находятся. Ответ плохо разобрали. Похоже, что обещали выслать подлодку.

Когда совсем стемнело, вместе с Улафом пошли в поселок. Норвежец привел их в свой дом. Мать Улафа нагрела воды, разведчики наконец-то основательно вымылись, сбрили щетину.

Сели ужинать за настоящим столом, на стульях, в теплой комнате. От еды и тепла ужасно захотелось спать, но было не до сна. Встав из-за стола, оделись, покинули дом и спустились на берег. На шлюпке Улафа вышли в залив, стали смотреть, не появится ли подводная лодка. Ходили по фьорду больше часа. Потом повалил обильный снег, запуржило. Повернули к берегу.

В поселке оставаться не рискнули: можно было навлечь беду на хозяев. Собрались уходить. Предложили матери Улафа деньги — она наотрез отказалась. Едва уговорили ее, чтобы взяла деньги на будущее, на поддержку разведчиков продуктами, ведь их в магазине даром по карточкам не дают, только рыба своя, но ее тоже ловить надо.

Улаф проводил разведчиков в горы, на летнее стойбище. В легком домике стояла чугунная печка, деревянный ларь оказался наполненным углем. Улаф ушел, сказав, что, если возникнет опасность, он предупредит.

Связь с базой возобновили по расписанию. База приказала ждать сигнала, только тогда выходить к берегу. В следующей радиограмме база оповестила, что самолет сбросит продукты, просила указать квадрат, где лучше произвести выброску.

На этот раз груз им кинули куда надо, все получили в целости и сохранности. Давно, почти месяц, не было у разведчиков такого богатства.

Как-то радисты поднялись на сопку для очередного сеанса связи. Увидели в море суда. Разглядели в бинокль, что на восток плывет транспорт, его сопровождают два сторожевых катера. В радиограмме сообщили и об этом. База поблагодарила, попросила и в дальнейшем передавать ей сведения такого рода.

Стали по очереди нести на сопке вахту. Еще несколько раз видели вражеские корабли и транспорты. Шли они невдалеке от берега, держась в пределах видимости береговых постов и батарей.

В Перс-фьорд пришел Хильмар Хейкилля, отбившийся от группы во время стычки на Лангбюнёсе. Принес хорошую весть. Поговаривают, будто через два дня после событий в Лангбюнёсе несколько человек ушли на шлюпке через Варангер-фьорд на советскую землю, на полуостров Рыбачий. Разведчики сообщили об этом в очередной радиограмме на базу, оттуда подтвердили, что уплывшие добрались благополучно. Порадовались за товарищей, что они живы, выскользнули из ловушки.

Истекала вторая неделя сидения разведчиков возле Перс-фьорда. Продукты опять кончались. В один из сеансов связи получили радиограмму: следить за небом, ждать самолет, он сбросит груз. О возвращении домой — ни намека.

6 ноября груз сбросили. Но приземлился он неудачно: тюки разорвались, все рассыпалось по снегу.

В день праздника услышали по радио о торжественном собрании, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, о параде на Красной площади, о двух выступлениях И. В. Сталина. На радостях устроили праздничный обед, а потом отправились в поселок. Там тоже кто-то слушал московское радио, волнующее сообщение разнеслось молниеносно. Норвежцы говорили, что немцы на весь мир протрубили о скором взятии Москвы, а им утерли нос парадом на Красной площади. Все оживились, взбодрились. Давно ждали, что Москва наконец-то порадует.

В горы больше не возвращались, остались жить в поселке. То ли норвежцы осмелели после московских событий, то ли в такое непогодье не ждали немецких патрулей, но сами жители предложили разведчикам поселиться у них.

Наконец 15 ноября приняли долгожданную радиограмму о том, чтобы встречали подводную лодку.

Провожал разведчиков на своей шлюпке Улаф. Расставаясь, сказали друг другу: — До новых встреч.

Первый большой разведывательный рейд в дальний немецкий тыл на севере завершился. Пятьдесят суток на норвежских берегах в осеннее ненастье и зимнюю стужу пробыли разведчики.

Слух о русских и норвежцах, высадившихся на Варангере в тяжелейшее время, когда решался исход сражения за Москву, облетел не только всю провинцию Финмарк, но и достиг западного побережья, докатился до Хаммерфеста и Тромсё. Норвежские патриоты поверили, что заря возмездия занимается не только на просторах России, но и здесь, у порога их дома.