sever «На далеком Севере
Эскимосы бегали,
Эскимосы бегали
За моржой...»
Из песни Юлия Кима

В журнале «Будь здоров» (1993, N 4, стр. 17) уже был затронут один из северных народов — якуты. В данной статье я попытаюсь более подробно рассмотреть проблемы и достижения якутов и других коренных северян.

Дело в том, что я работал с ними в 1953,1956—58 и в 1965 годах. Бывал по несколько месяцев в разные части года от мая до февраля включительно. Только весны северной ни разу не видел.
Даже в чуме ночевал, но только не зимой. И все-таки 2 обмораживания ног 2 степени все же «заработал». Но это же сущя мелочь, как Вы сами понимаетет.
И до сих пор у меня бережно хранится шкура северного оленя, купленная в пятьдесят седьмом в охотничьем поселке ЧЮЛЬ-БЮ на Учуре, — одном из правых притоков Алдана. Профессионалы уже, возможно, насторожились:
- Не может быть! Ведь на подстилку идет шкура со спины оленя. А она очень не долговечна. А тут хранится и временами используется более 30 лет!
Секрет до смешного прост. Я почти сразу зашил ее в мешок из матрацной ткани. Мех необычайно густой и даже, я бы сказал, ласковый. И, если у Вас в семье у кого-то ранение или тяжелая болезнь, то подстелите ему под простыню такую или подобную натуральную (!) шкуру. Но это хорошо не на любой стадии. Мне, например, это было приятно только до тех пор, пока выздоровление не стало явным.
И еще — я очень хорошо запомнил совет старого эвена:
— Идешь в помещение, хорошо отряхни снег и иней. И непременно просуши мех.
Тогда же я купил меховые носки и унты, сшитые по первобытной технологии, — вместо ниток — оленьи жилы и только для красоты к верху голенища пришита дефицитная в северном захолустье хлопчато-бумажная оторочка с вышитыми на ней скромными северными цветочками.
На меховые носки идет мех с шеи олененка. И он не долговечен. Но у меня еще жив по той причине, что в Москве редко бывают такие морозы, что нужны одновременно и унты, и меховые носки. А на Севере зимой приходилось работать мало.
На унты идет так называемый КАМУС - мех с ног северного оленя. И он-то очень стойкий и долговечный.
А уж как легка и энергетична такая обувка! Оденешь и сразу хочется бегать. И я, кстати, много в них бегал до 30 — 35 км зараз, но бегал не на Севере.
Нет! Все-таки ничего лучше такой первобытной обувки так и не придумано. Хотя очень умные головы над этим кумекали.
В результате в магазинах можно встретить унты из собачьего меха или овчины. Но по сравенению с первобытными они очень тяжелы и громоздки,— в них можно бегать только на короткие дистанции, а дальше — только в наказание.
Подошва, каблук, все, что ниже лодыжки, все это слишком громоздко. Я их видел на шоферах и летчиках, но профессионалы-охотники их не носят.
Помню, в шестьдесят пятом мне пришлось вплоть до декабря работать в Мирном, что на Вилюе. Это, возможно, до сих пор наш главный алмазный рудник.
И вот на двадцать тысяч населения я оказался, кажется, единственным обладателем первобытных унтов. Ко мне часто подходили с просьбой продать. И предлагали довольно крупные суммы. Но я отвечал:
- Организуйтесь и купите сами в любом колхозе.
А сам я покупал, напоминаю, в Чюльбю (на Учуре) в 1957 году. И цены были баснословно низкие: шкура оленя — 70 р., унты — 150 р., меховые носки — 30 р. и доха из оленьего камуса — 370 р. И такие цены не у какого-нибудь алкаша, а вполне официально, у хронически трезвого председателя колхоза. И точно такие же цены я застал через год в ВАНАВАРЕ, на Подкаменной Тунгуске.
У оленьих унтов лишь одно слабое место — подошва. Шьется она из толстой кожи со спины сохатого. И какая бы она ни была толстая и прочная, но протирается быстро. А потому я сразу подшил ее, как валенки, обычным войлоком. И внутрь, если не одевал меховые носки, вкладывал войлочные стельки, которые часто менял.
И в таких унтах бегал! И даже по снежной целине. И даже с огромным удовольствием.
Лето 1972 года было в Москве необычайно жарким и сухим — с июля по конец сентября жара часто доходила до 36°.
А у меня началось воспаление коленных суставов. Так начинался спондилоартрит, — та самая болезнь Бехтерева, что сгубила Павку Корчагина, - он же Николай Островский.
И вот ко мне приехали дочки трех с половиной и пяти лет от роду. Увидев отца, они не бросились ко мне, как обычно. Но только молча разглядывали мои ноги в экзотических унтах, которые резко контрастировали с жарой и голым торсом. И только мой голос вывел их из оцепенения...
Тогда унты позволили мне хоть как-то двигаться. А без них было бы много труднее. А потом я придумал гораздо более эффективный способ лечения.
Кстати, оленьи унты серовато-белые — под цвет снежного наста.. Если же Вы встретите коричневые унты, то знайте, что они сшиты из конского или лосиного камуса, то-есть из меха их ног. Я их экспериментально никогда не сравнивал, но я никогда не видел коренного северянина в коричневых унтах.
Есть еще 2 важных меховых изделия, про которые промолчу, - КУХЛЯНКИ и ТОРБАЗА. Промолчу потому, что ни разу их не одевал...
Коренных северян делят на 2 группы: якуты и все остальные северные народы.
Эти 2 группы резко отличаются и по языку, и по численности, и по менталитету, и поты на Севере сравнительно недавно — приблизительно с XIII века. До того они жили в районе Байкала, где и сейчас живут близкие им по культуре охотники и скотоводы - буряты, тувинцы и монголы.
Кстати, все эти 3 народа буддисты-ЛАМАИСТЫ. И получили эту религию вместе с драгоценными книгами по врачеванию от тибетских лам.
Долго считалось, что на протяжении ХVII-ХIХ веков русские смогли привить якутам и азбуку на основе кирилицы, и само православие. Но оказалось, что в своей массе якуты не христиане и не ламаисты, а сторонники гораздо более древней веры — ШАМАНИЗМА. И похоже, что сейчас эта религия становится национальной в республике Соха-Якутия.
Войны эпохи Чингизхана заставили их откочевать на север еще до того, как ламаизм пришел в район Байкала. Якуты и сейчас занимают почти весь огромнейший бассейн реки Лены за исключением самой юго-западной части бассейна близ Байкала. Характерно, что именно демографы не считают якутов «народностью Севера». Вот живущих много южнее нанайцев и удэге относят, а якутов не относят — см. «Население СССР. Справочник» (1983, М., Политиздат, стр. 129-136).
И для этого, помимо языковых отличий, есть и другие аргументы. Все «народности Севера» уже очень давно живут в тайге или в тундре. И живут они оленеводством, охотой, рыбным промыслом, а на берегах северных морей и зверобойным промыслом. Якуты, конечно, также давно уже стали профессионалами в охоте и рыболовстве. Но разводят они не оленей, а лошадей и молочных коров.
Именно, — лошадей и коров. И молочная пища для них — дело обычное. Их лошади очень похожи на низкорослых монгольских, но гораздо более мохнаты. Кроме того, в Якутии выведена особая, необычайно жирная порода. Эти лошади так жирны, что некоторым из них и бегать-то опасно.
И верхом на коне мне на Севере никто ни разу не встречался. В Забайкальи верховые буряты и казаки встречались. Но много реже, чем на Тянь-Шане верховые киргизы и казахи. Так что коневодство в Якутии несколько иное, чем в более южных краях.
Правда, на рудниках и в городах на пространстве от Печенги и Кировска Мурманской области и вплоть до Магадана и Анадыри каждую зиму полно лошадок, запряженных в санки. В разных местах породы, конечно, разные, но у всех у них задача одна — выручить охромевшую, такую могучую летом технику.
Дело в том, что еще с двадцатых годов регулярно появляются статьи о необходимости выпуска техники в так называемом северном исполнении. Ибо авторезина и обычно применяемая во всех конструкциях сталь, — все они становятся хрупки при морозах сильнее 45-50°С.
И рецепты такой малолегированной стали давно известны, и выплавлять ее давно умеют. Но лошадки с санками почему-то по-прежнему популярны каждую зиму.
Я, правда, должен оговориться, что с декабря 1965 на Севере ни разу не бывал...
Археологи и народные легенды свидетельствуют, что в XIII веке якуты еще имели большие стада, овец и верблюдов.
Представьте себе: мороз 60°С и верблюды! И притом на подножном корму!
Не знаю, как Вы, уважаемый читатель, а я этого представить себе не могу. Но археологические факты абсолютно бесспорны...
Очень характерно и традиционное распределение ролей, которое я наблюдал, в частности, в Чюльбю, на юго-востоке Якутии. Все колхозники — эвены (не путайте с эвенками). И все с первобытными профессиями. А председатель колхоза — якут, приехавший из стольного града Якутска.
В этом поселке я видел только одного коня. Он был явно великоват для якутской породы. И мне рассказали, что лет за 5 до этого в Чюльбю доставили 5 коней этой гибридной породы. Одного привязали, а остальные разбежались по тайге и, судя по свежим следам, не плохо живут на подножном корму, совершенно не нуждаясь в помощи человека. А ведь это — жизнь в горной тайге Алдано-Учурского хребта с глубокими снегами, волками и морозами в 60°!
Традиционная летняя обувь северян легка почти так же, как . наши носки. Называется она ИЧИГИ.
Ичиги - это сапожки из очень тонкой кожи олененка, нежной почти как замша. Вместо стелек в них кладут сухой мох - ягель, который меняют на каждом привале.
Бегать в ичигах — это изумительно!
Но в тайге не бегают, а бесшумно и чутко ходят, постоянно наблюдая по сторонам и под ногами. Ваша лайка бегает где-то поблизости, лишь временами показываясь на тропе.
Иногда слышен ее быстро удаляющийся лай, который вдруг резко обрывается. Это она загнала и придушила зайца. И рябчиков типичная лайка лишь распугивает. И потому добывать рябчиков иди без лайки.
Зато на медведя или сохатого, а также на глухаря или копалуху (тетерку) лучше лайки никого и не надо. Мало того, что на дерево птицу загонит, но и позовет Вас характерным лаем. А когда Вы будете приближаться, она зайдет с противоположной стороны дерева, чтобы дичь не заметила охотника.
Насколько я заметил, дичи и зверя в Якутии и Эвенкии пока так много, что о сроках охоты никто и никогда нам не говорил. И лишь однажды я услышал нечто в этом роде, но в очень не привычной для европейских охотников форме:
— Не добывайте больше, чем сможете съесть.
И для этих условий такая формула, видимо, является самой мудрой.
И я много добыл и поел боровой дичи - тетеревов и рябчиков. Да, именно тех самых всемирно знаменитых рябчиков.
А глухарь мне достался лишь один. Но такой огромный, что впору сравнить с далеко не самым маленьким индюком. Я, помню, даже шарахнулся, когда он упал к моим ногам. Ибо перед выстрелом не смог разглядеть этого огромного красавца, а доверился собаке...
И самых разных уток много добыл, в частности, чирков и крякв. Гусей, лебедей и гагар видел лишь издали. Ведь охотился обычно не специально, а так просто, — между делом.
Мясо дичи, — и боровой, и водоплавающей, и четвероногой, — такое мясо всегда слегка горчит. Я предполагаю, что горьковатость связана с тем, что временами дикие животные лечат себя растениями, которые мы считаем лечебными. И все это поневоле попадает в организм человека, регулярно питающегося дичью.
Правда, мне в этой связи не совсем понятно, почему исключением являются те самые знаменитые рябчики, которые и знамениты-то именно потому, что всегда сладковаты. Как много тайн еще в природе...
По таежным правилам добытая птица делится между присутствующими поровну. А желудок, печень и сердце съедаются добытчиком в сыром виде. И это - как бы премия охотнику. Как говорят в Сибири, голову — рыбаку, а сердце — охотнику.
Ибо эта часть добычи считается самой лакомой. Но как все это делается?
Очень просто. После того, как подфартило, идут до ближайшего озерка или ручья. Разводят костерок, ставят на огонь котелок или чайник. И быстро свежуют и подпаливают добычу.
Для опытных таежников на это надо минут 10—30. А сердце насаживают на рожон, то-есть на заостренный, очищенный от коры прутик. И лишь слегка подогревают.
Я понимаю, что значительная часть читателей, — это вегетарианцы. Я и сам с 1972 года вегетарианец.
Но в Сибири и на Севере я тогда ни от кого даже слова такого не слышал. Да и сейчас не откажусь от свежанинки. Но при условии, что мясо или рыба будут съедены в течение 2—3 часов с момента убиения(!).
Тогда в туше еще нет трупных ядов. Да и стуктура белков еще не изменилась.
Обычно охотники-северяне гордятся суммой, полученной за сданную в сезон пушнину, за число «добытых» медведей. Но в более южных частях Сибири гордятся числом добытых в одиночку кабанов, ибо многие считают кабанов более опасными, чем медведи.
Но чаще всего из крупных зверей таежники добывют сохатого (лося). Добывают и людям в пищу, и на прокорм звероферм.
Сразу после убиения крупного зверя охотник пьет свежую кровь. (Напомним, что в более цивилизованных местах сразу бы стали есть свежую кровяную колбасу.) Затем охотник ест в сыром или полусыром виде печень, сердце, язык и губы...
Некоторые брезгливо поморщатся на это. Но я, пожив этой почти первобытной жизнью, не вижу другого, столь же простого и надежного способа борьбы с цингой.
Настой хвои — это хорошо. И свежая хвоя лиственницы летом — это тем более хорошо. И даже очень вкусно. Но свежая сырая кровь и частично сырое поедание мяса и рыбы — это традиционный аспект адаптации к условиям Севера.
А ведь сколько знаменитых путешественников погибли от цинги. И командор Витус Беринг с соратниками могли бы выжить. Ибо непуганные зверушки вертелись рядом и могли быть добыты просто ударом палки. Но над ними довлели предрассудки той цивилизации, из которой они прибыли.
Многие русские казаки-землепроходцы погибли по той же причине. Но часть из них не сочла для себя зазорным перенять У туземцев их способы адаптации. И именно они выжили. Более того, — ввели в традицию смешанные браки.
Самый знаменитый и вошедший в историю случай — это брак Семена Ивановича Дежнева (1605—1673) с местной якуткой. Дети от подобных браков - СОХАЛЯРЫ - обычно красивее свих родителей.
А ведь бравый замлепроходец дослужился до весьма уважаемого чина казачьего атамана. Но не постеснялся привезти свою якутку и сына-сохаляра в Москву. И именно в Москве доживал он свои последние годы, «зализывая» боевые раны, полученные при сборе ясака, сопровождавшего великие географические открытия.
Среди сосланных на Север та же закономерность относительно выживаемости и в XX веке. Если не верите, вспомните весьма аппетитную сцену из «Царь-рыбы» Астафьева. Дело происходит в низовьях Енисея. Действующие лица - дети сосланных Советской властью. Они с жадностью поедают сырую рыбу, а потом едят и обычную уху...
Растительных продуктов северяне коренные едят очень мало. Сам я наблюдал заготовку на зиму кедровых орехов, ягод (голубика, брусника, а в тундре и морошка) и перьев дикого лука, сохраняемого в сушеном виде. Хлеб также едят. И даже, купив муку, кое-где сами его выпекают.
Местами колхозы выращивают корнеплоды, хотя обходятся они очень дорого. И не столько выращивают для людей, сколько для звероферм. А иначе мех этих хищников не будет кондиционным.
Вот так-то, бородатые мужчины и нежные женщинки! Обратите внимание на морковку или даже турнепс.
Что меня всегда удивляло, — это отсутствие грибов в тайге. Правда, маслята на недавних гарях попадались.
Но однажды нам «подфартило» недели 3 насладиться обилием подберезовиков. И грибы были огромные — по 20 см диаметром и ростом. Более того, эти грибы были выше леса! Правда, лес был карликовый — березки и ивы вырастали над землей сантиметров на 10—15, а потом загибались и росли параллельно земле вдоль по ветру.
Эти грибы ели, кроме нас, только северные олени. Но едят ли их коренные северяне, я не смог выяснить...
В восточной медицине можно наткнуться на весьма оригинальные лекарства из класса так называемых НЕСПЕЦИФИЧЕСКИХ АДАПТОГЕНОВ: струя изюбря, бобровая струя и струя кабарги.
Названия экзотические. Но что это такое?
Это высушенные и измельченные в порошок ГЕНИТАЛИИ САМЦОВ. И это довольно сильные лекарства того же типа деитсвия, что и жень-шень. Хотя некоторые связывают их действие с наличием в них мужских гормонов.
В народной медицине монголов, бурятов и тувинцев эти лекарства употребляются с незапамятных времен. И вполне возможно, что якуты перенесли традицию такого лечения на Север.
Правда, изюбрей и бобров в Якутии и в Эвенкии я не встречал. Но родственные бобрам ондатры живут. Да и кабарга — небольшая, шустрая козочка встречается часто...
В Москве, Новосибирске и, вообще, «на материке» можно наткнуться на довольно преувеличенные сведения о закаленности северян. Но я торжественно свидетельствую, что уже с октября все они носят меховые шапки, капюшоны, а уж в куртках, как в Москве, там никого не встретишь. И, вообще, культура меховой одежды и обуви у коренных северян весьма совершенна.
Плавать они обычно не умеют. И, если встретишь летом купающегося, то лицо у него европейское.
Почему так?
Да просто потому, что все их речушки и реки текут из вечной мерзлоты и по вечной мерзлоте. И вода в них всегда очень холодная.
Но зимой изредка бывают вынужденные моржевания. И чаще всего с трагическим исходом. А выживают, как всегда, самые решительные и находчивые:

успеть ухватиться за корягу или край льдины,
быстро вылезти,
без сожаления, сразу же разрезать одежду на локтях и под коленями, пока она не превратилась в ледяной панцирь, препятствующий всякому движению,
настойчиво, преодолевая усталость и все, что чувствуешь в окоченевших конечностях, бежать или ползти, как Маресьев...

К таким выжившим относятся с огромным уважением. Но профилактически никто не закаляется.

Правда, иногда замечаешь, что коренные северяне могут довольно долго возиться на морозе без рукавиц. Но это только по необходимости.
Эскимосы Канады в качестве традиционного жилища строили из снежных кирпичей так называемые ИГЛУ. На Чукотке живут родственные им эскимосы. Но, насколько я знаю, они живут в ярангах из шкур оленя или моржа.
Однако, попав на охоте в пургу, с нею не борются, а сразу зарываются в снег и пережидают непогоду, прижавшись к верным собакам или оленям.
Медики обнаружили, что кровь у коренных северян как бы постоянно готова к борьбе с простудой или инфекцией. Поэтому простужаются они редко.
Но против эпидемий гриппа они так же бессильны, как и мы. Помню довольно впечатляющую картину мая-июня 1957 года. Я тогда лично видел в бассейне Алдана целые поселки влежку от гриппа. Запасы лекарств в таких условиях быстро иссякают. Но самые находчивые фельдшерицы, чтобы не выглядеть перед соседями жадиной, вынуждены были вместо лекарств давать больным зубной порошок, расфасованный в пакетики...
А как выглядят на настоящем морозе наши тренированные и закаленные, приехавшие «с материка»?
В январе 1957 года мне было 20, я был и тренирован, и закален. Но, когда из теплого вагона в 6 утра выскочил на морозец всего-то в 50°, то, честно говоря, дыхалку перехватило. Но на следующий день уже спокойно выполнял даже малоподвижную работу на точно таком же морозе.
Помню, меня очень удивлял мой молчаливый товарищ, студент из Питера. На мне при работе на морозе были валенки, а на нем — резиновые сапоги. И вроде бы ничего.
В конце нашего сотрудничества он удивил меня еще более. Узнав, что рейсового автобуса не будет еще пару дней, стал настаивать немедленно, в 9 вечера, двинуться пешком к соседнему руднику. Ибо он вспомнил, что его очень ждут родители в Питере.
Пришлось не только уступить, но и обоим одеть резиновые сапоги, чтобы никто из нас не отставал. Мороз был такой, что остановиться переобуться было немыслимо. И 30 верст мы одолели за 4 часа 10 минут. (Напоминаю, что лыжники-профессионалы прекращают тренировки уже при 25°.)
Я тогда очень гордился свои «полевым» стажем с 1952 года. Но мой товарищ не обморозился, а мои ноги получили кое-где явные признаки II степени...
Но это - сущая мелочь по сравнению с тем, что иногда услышишь. Представьте себе небольшой коллектив зимовщиков. Новичок выскочил при 60° без кухлянки и рукавиц. Ему кажется — всех и делов-то — помои метров за 20—30 вынести. И, если вода случайно попала ему на брюки, то стоять ему в позе танцора до весны...
А вот пример из мемуаров легендарного Глеба Травина («На велосипеде по Ледовому океану», М., Детгиз, 1974). Устав за день, он крепко заснул прямо на льдине. Но проснулся от того, что примерз к ней. С огромным трудом дотянулся до кинжала за голенищем, срезал шапку и прическу, часть обуви и брюк. И пополз, волоча за собой велосипед.
Его подобрали ненцы-оленеводы. Напоили, отогрели, накормили. Выспавшись, он осмотрел свои ноги и обнаружил, что пальцы кое-где почернели. Обеззаразив нож над огнем, он деловито принялся за ампутацию пальцев. Женщины заголосили и бросились прочь из чума. Мужики молча отвернулись. А когда он закончил, заявили ему:
— Уходи сейчас же. Ты не человек. Ты черт. Человек не может так себя резать...
Итак, коренные северяне питаются почти исключительно мясом и рыбой, большей частью вареной. Но всегда хоть часть пищи съедается сырой. И в ресторанах столичного града Якутска в меню вполне обычна строганина из свежемороженной рыбы или мяса. Но с европейской добавкой — репчатым луком...
К сожалению, русские привезли не только безобидный лук, но и алкоголизм. И пьянеют северяне от очень малых доз, совершая иногда очень тяжкие преступления. Ведь это — охотники-профессионалы, имеющие не только охотничьи ружья, но и карабины с обычным для боевых действий калибром 7,62 мм.
Обычно же коренные северяне гостеприимны, улыбчивы и добродушны. Случаи краж исключительно редки. Но спирт приходится охранять.
Вторая после алкоголизма проблема — туберкулез. В этой связи я рискну высказать такую гипотезу. Европейское белье имеет явные преимущества только летом. Но лето на Севере так коротко. А зима ужасно длинная. И традиционное МЕХОВОЕ БЕЛЬЕ зимой явно вне конкуренции. Но мода так заразительна...
Правда, всю зиму коренные северяне таскают с собою жестяные печурки. Но в палатке или в чуме они так быстро остывают...
При лечении туберкулеза употребляют те же лекарства и методы, что и «на материке». Но есть и местная специфика — родичи приносят больным медвежий жир. А то и просто приводят на откорм собак. И довольно часто людям, уходящим далеко в тайгу, суют в руки пустые бутылки:
— Наверняка медведя завалите. И наверняка все съесть не сможете. Так ты будь другом, натопи жирку в бутылку...
Как видите, уважаемые товарищи, хотя и прошло 30—40 лет, но мои впечатления до сих пор очень ярки. Отлично помню и пейзажи изумительной красоты, и животных, и лица людей. Но, как я ни стараюсь, число стариков, которых я видел на Севере,— это сущие единицы.
Даже люди за 50 на Севере очень редки. И лишь однажды я имел дело с эвеном, которому на вид было под 60. Он мне наглядно показал, как изумительно быстро делаются ножны для кинжала.
Безжалостная статистика подтверждает мои наблюдения: средняя продолжительность жизни коренных северян на 10—12 лет меньше средней российской: 54 года для мужчин и 65 — для женщин. А алкоголизм, туберкулезная заболеваемость и детская смертность много выше. Проблемой стали также психические болезни и самоубийства.
И, несмотря на очень высокую рождаемость, численность некоторых народов заметно сокращается. И вот Вам данные официальной переписи 1979 года по отношению к данным за 1970 год: селькупов осталось всего 83%, нганасан — 91%, а негидальцев и кетов — по 94—95%.
Но общая численность коренных северян (без якутов) за то же время выросла на 3,3%. И до странности резко выросла численность тофаларов и алеутов — на 23—24%, а юкагиров — так даже на 35,8% — с 615 до 835 человек.
Напомню, что именно юкагиры с незапамятных времен живут в районе полюса холода Северного полушария, где официальная метеорология зафиксировала морозы аждо 73°С. А юкагиры там не только живут, но и, как видите, временами так резко прибавляют в численности.
Я давно и старательно ищу информацию о долгожителях-северянах. И лишь однажды мне попалось упоминание о якуте 112 лет. В 70-х годах он еще жил на родном ему Вилюе и был настолько бодр, что сам заготовлял сено и еще продолжал охотиться. Но о каком-либо способе проверки возраста не упоминалось.
А вот среди русских поморов от Колы до Печоры люди 80—100 лет встречаются не редко. Это — потомки новгородских диссидентов и разбойников-ушкуйников, пришедших в эти края еще 4—12 веков назад.
К сожалению, я мало знаком с их приемами адаптации. Знаю лишь, что их традиционные занятия — охота, рыболовный и зверобойный промысел, молочные коровы, тягловые кони, немного земледелия, а в последние 50—200 лет также и весь комплекс, связанный с древесиной.
В речном и морском судостроении поморы всегда были впереди коренных северян, что и позволило им освоить все северные моря от Груманта (Шпицбергена) до Чукотки и Камчатки. И именно потомки новгородцев освоили места севернее линии Курган — Томск — Братск — Становой хребет. (Он же является южной границей Якутии). Южнее этой линии потомки новгородцев составляют лишь часть русского населения.
Выше были описаны и явно достойные подражания, и спорные приемы адаптации. Но были (!) и такие приемы и традиции, которые могли быть до какой-то степени приемлемы только в условиях первобытной, временами отчаянной борьбы за выживание, но совершенно не приемлемы современной моралью.
Об этих, канувших в лету обычаях редко вспоминают, но слишком много свидетельств, чтобы сомневаться в том, что в ряде мест они действительно были. И вот 2 из них:
1) Безнадежных больных и беспомощных стариков оставляли умирать, а все остальные просто уходили.
2) Из близнецов оставляли лишь одного. Да, только одного, чтобы выжил хоть один из близняшек.
Все мы наслышаны о высокой детской смертности где-то в Джунглях и о том, как она была высока у наших предков.
И нам легко представить, что скорее всего у коренных северян она была еще выше. Особенно, если весь чум размером в несколько квадратных метров. А в нем — и отец, и мать, и разновозрастные дети. Где уж в таких условиях выжить близняшкам!
Лишь летом появлялась надежда, что выживут, а зимой...
Но сейчас есть, конечно, и женские консультации, и родильные дома, и дома для престарелых. И все же смертность у коренных северян остается значительно выше средней по России.
И появились новые проблемы, связанные с догматическим переносом на Север общероссийских реформ.
Например, переселение людей из маленьких поселков в большие. На прежнем месте у стариков было много больше возможностей для полезной деятельности. А здесь — только бесплатный дом и скука, ведущая к алкоголизму. Сейчас все это почти всем очевидно, но заново освоить места прежнего обитания удастся, видимо, только тогда, когда станем хоть чуточку богаче.
А вот еще казус — помещение детей в интернаты на все время учебного года. Кончилось это тем, что новое поколение оказалось неспособным сменить отцов и матерей в их традиционных профессиях. Но такую проблему легко решить, увеличив длительность зимних каникул за счет летних. Ведь именно зимой у жителей тайги и тундры как раз самая страда.
Но далеко не все так мрачно. Наша Родина остается, безо всяких сомнений, самой передовой в ледокольном судостроении, в мерзлотоведении и в методах современного строительства на вечной мерзлоте.
Именно заполярный Норильск стал пионером многоэтажного домостроения на вечной мерзлоте. Вместо привычных для нас заглубленных подвалов в грунт забивают железобетонные сваи, подравнивают их специальной пилой и ставят на них кирпичный или панельный дом.
Но в некоторых местах (например, в Мирном) оказалось выгоднее сгонять грузовой самолет на Ангару, загрузить его панелями, состоящими из 2 слоев алюминия с теплоизолирующей прокладкой, и строить из них такие красивые фабрики, что кто их видел, никогда их не забудет.
Грунт между сваями остается, как и многие века, мерзлым. А местные собаки нашли, что именно здесь самое прекрасное место для размножения.
Другое выдающееся достижение — плотины на вечной мерзлоте. Строят их зимой и только изо льда. Затем присыпают со всех сторон грунтом — для дешевой теплоизоляции на летнее время. А внутри плотины заранее проложена сеть труб, по которой все лето прокачивается охлаждающая жидкость,— по принципу обычного холодильника.
Небольшие плотины такого типа построены во множестве для промышленных нужд и для снабжения питьевой водой. А самой первой из крупных плотин этого типа стала плотина Вилюйской ГЭС...
Адаптироваться на Севере лучше всего с мая или начала июня. Морозов уже нет, а ГНУСА, то-есть кровососущих насекомых еще нет. И нет еще летней жары.
Я не оговорился. Почему-то считается, что там круглый год холодно. Но это справедливо только для мест близ Ледовитого океана, Берингова и Охотского морей. В частности, в Магадане лето дождливое и холодное, хотя расположен он на широте Стокгольма и Питера. Но проедешь от Магадана на Север, именно на север всего-то несколько верст, а там, за идущим вдоль Охотского моря Колымским хребтиком лето хоть и короткое, но жаркое. И осадков летом мало.
Поэтому и аэродромы расположены не близ города, а там, где погода очень хорошая. И на большей части средней Сибири июль и начало августа очень жаркие. И жара в 23—28° — дело обычное.
А приходится терпеть ее в рубашке или куртке из плотной ткани с резинками на запястьях. И все то же относительно брюк.
Ибо — тучи, именно тучи комаров. А позже еще и ПАУТЫ, стремительные, как боевые вертолеты. (Их родичей «на материке» зовут слепнями).
Накомарника и одежды из плотной ткани на ходу вполне достаточно для защиты. А когда остановишься отдохнуть, приходится защищать специально лопатки и плечи, ибо комари-хи,— ах, эти женщинки кровожадные,— именно они и пауты легко прокусывают самые плотные ткани.
А комары-самцы крови нашей не жаждут и мирно питаются вегетарианскими соками.
Позже им на помощь появляются тучи мелкого гнуса. Это мокрец и так называемая мошка. Их размер — миллиметр и менее. Они мало кусают открытые части тела, но все норовят искусать там, где понежнее — на переходе от шеи к подбородку, там, где им мешает пробраться в рукав резинка или браслет от часов; даже в сапоги залезают.
В зимовье — таежной избушке, наскоро скроенной из нетолстых бревен, но с обязательной жестяной печкой, нарами и самодельными столом,— в зимовье или в палатке комарихи продолжают свои кровожадные налеты, а мелкота забывает про нас и роится где-то под потолком. Как говорят в Сибири:
— Мошка в доме не хозяйка.
Меня и раньше кусали — и в Подмосковьи, и специфический гнус в отрогах Тянь-Шаня, переносящий так называемую пендинскую язву. Но в тайге, и тундре — это совсем другое.
И самые яркие впечатления — это, конечно, впечатления самые первые. Представьте кучку геологов,— и бравых, и совсем юных,— все в возрасте от 16 до 26. Стоим на платформе посреди тундры. Приходится 1,5—2 часа ждать электрички до Кировска. Конец июня. Время от часа до трех ночи. Несмотря на ночное время и пасмурное небо вполне светло, ибо это место как раз на 68 ° северной широты.
И на нас, конечно, сразу нападают тучи комарих. Новички наломали веток и отчаянно отмахиваются. Ветераны стоят более спокойно. А один из них,— 22-летний Володя,— того почему-то совсем не трогают. Смотрел он на нас, смотрел и высокомерно так изрек:
Ну чего вы суетитесь? Ведь вы же цари природы!..
Труднее всего приходится людям от природы нервным. А терпеливым много легче. Надо потерпеть только 2—3 дня и кусать будут меньше. Но те, кто продолжает яростно махать руками,— им за это от комарих достается.
И вот Вам самая примитивная бытовая проблема — справить естественную нужду. Долго терпишь, терпишь. А потом решительно заголяешься. И — быстро, быстро, быстро... А потом ходишь, почесываясь и терпя насмешки.
Зимой Гнуса, конечно, нет. Но потирать приходится те же места. Ибо Дед-Мороз, хоть и не кровожаден, но кусает отчаянно...
Ужасает местная традиция смертной казни. Осужденного раздевают и оставляют связанного на съедение гнусу. Даже туземцы погибают через 2—4 дня...
Для надежного и полноценного отдыха рекомендуется использовать полог из обычной белой марли. Весит он всего 100—200 граммов, но на все 100% защищает от гнуса. Коренные же северяне используют для тех же целей первобытный дымокур.
Животные,— и домашние, и дикие,— страдают много больше людей, ибо никакие хвосты и никакой густоты меха их не спасают. Сохатый,— тот в такое время забирается по шею в воду. Олени собираются близ первобытных дымокуров. У них пропадает аппетит. Им не до еды.
А неподалеку стволы деревьев густо покрыты растолстевшими от выпитой крови комарихами. Если случайно заденешь, они лопаются и Ваша рука в крови.
Кстати, оленей в аренду европейцам никогда не дают без туземцев-каюров. Задача каюра заключается в том, чтобы правильно навьючить на оленя 1,5—2 пуда груза и выбрать место для лагеря там, где есть много оленьей пищи — ягеля.
В Москве, на ВДНХ мы видим, как северные олени едят сено. Но на родине они на сено согласятся только во время весенного гололеда, когда уж очень проголодаются.
В средней Сибири с конца июня до конца августа дожди редки. И уже в 9—10 вечера становится чуть прохладнее и Гнус куда-то пропадает. Люди могут спокойно спать. Олени разбредаются, едят.
Солнце ходит низко над горизонтом или чуть ниже его. Светло, как днем. Тихо в тайге.
Но в 6—7 утра солнце слегка согревает тайгу. Людей будит гнус. Оленям уже не до еды, они приходят к человеку.
И, если к этому времени каюры не приготовили оленям достаточно дымокуров, то олени разбегаются, и путешественники оказываются со своими грузами в пиковой ситуации.
И дымокуры не простые, а с ограждением из жердей. Чтобы олени, обезумев от укусов, не залезли на уголья и не обожглись.
И вот мои личные впечатления на эту тему. Начало июня Пятьдесят восьмого, райцентр Ванавара на Подкаменной Тунгуске.
Меня попросили возглавить оленный караван: барахло кое-какое и 6 рабочих для нашей партии, трое метеоритчиков и трое каюров-тунгусов (эвенков). До нашего месторождения по таежной тропе верст 60—70. А метеоритчикам до места космической катастрофы 1908 года надо еще верст 30 на север.
Все метеоритчики раза в полтора старше меня, а один из них,— сын популярного ныне Павла Флоренского,— он как геолог-полевик и много опытнее. Но назначили именно меня,— видимо, потому, что за оленей платила наша экспедиция.
Знакомят с каюрами-тунгусами. Это — Николай лет 30 и две его родственнницы лет 40—45. Николай, широко улыбаясь, долго жмет руку. Он слегка во хмелю. Но вполне сознательно повторяет:
— Завтра в 9 утра у начала тропы все ждите с вещами. И олени,
конечно, будут...
Утром в назначенном месте мы ждем с вещами. Но ни каюров, ни оленей. Иду искать по поселку. Все знают про нас и охотно подсказывают:
— Раз оленей нет, то каюров не ищи. Иди лучше в сберкассу
— там жена Николая работает.
В сберкассе знакомлюсь с молодой и красивой тунгуской.
— А чего искать Николая? Я тебе его мигом найду. Он в избе на полу пьяный валяется. И его помощницы где-то валяются.
Разбуженный женой, Николай опять трясет мне руку и вполне искренне твердит:
— Завтра в 9, начальник...
Но на следующий день — все то же. Кто-то из местных сочувственно подсказывает:
— Оленей и каюров мы тебе завтра доставим. И оленей поседлаем и навьючим. А каюров привяжем к седлам. И ты с ними отойди по тропе хотя бы верст 5—10. Проспятся, хороши
ми каюрами будут...
Так и сделали. Но потом...
Утром, с похмелья, каюры проснулись поздно. Олени приходили, но, не найдя дымокуров, куда-то пропали. Искать их в бескрйней тайге не имеет никакого смысла. Ведь летом следы не остаются...
Есть, правда, чуточка надежды...
Ждали 2 суток в полной неизвестности. И тут появился с оленями наш спаситель — тунгус чуть старше 20 и тоже Николай.
Оказалось, что олени убежали не куда-то, а в родное стадо, где их сразу приметили пастухи...
Кстати, среди тунгусов района Ванавары из уст в уста передаются предания о космической катастрофе лета 1908 года:
— Очень сильный взрыв был. Тайгу на 30 верст от того места повалил. Много зверя погибло. И люди кое-где погибли. Меня тогда не было — я позже родилась. Но наш народ никогда этого не забудет. Ведь у нас никогда такого не было.
Таков был рассказ одной из тунгусок, бывшей тогда у нас в каюрах...
И, кстати, южная и восточная окраины Сибирской платформы — это, как говорят геологи, районы очень опасной сейсмичности. И некоторые катастрофические явления происходят на наших глазах.
Все знают про частые землетрясения и извержения на Камчатке и на Курильских островах. Но мало кто знает про потухшие вулканы близ трассы БАМа.
И довольно часты землетрясения в районе Байкала. Самое катастрофическое из них произошло около 130 лет назад. Тогда большой участок побережья озера-моря площадью в несколько десятков квадратных километров «вдруг» ушел под воду вместе с дикими зверями, юртами бурятов и их стадами.
А на юго-восточном берегу Байкала появился новый залив с характерным названием — залив Провал...
Но вернемся к вопросу о гнусе. Каждый год в июне стада перегоняют к берегам морей, больших озер и рек. Там, на открытом просторе чаще бывает ветер. А при ветре более 5 м/сек гнус прекращает нападения. И только для паутов нужен более сильный ветер.
Я никогда не видел, чтобы коренные северяне купались или, вообще, заголялись по другой причине. Приезжие зачастую в холодную воду лезут и даже бывают заплывы поперек больших рек туда и обратно. Но загорать даже при ветре нам не давали пауты.
Гнус легко может быть уничтожен путем распыления инсектицидов с самолетов. И именно так делают в районах больших строек. А иначе приезжие просто не могут работать.
Но против повсеместного уничтожения гнуса категорически возражают и русские сибиряки, и коренные народы Севера. Ибо Шуе — основная пища хариуса,— родного брата форели, очень близкого ей и по вкусу. Эта изумительная по вкусу рыбка весом 300—500 г является основной по всем рекам и ручьям Сибири и европейского Севера.
Всем, видимо, знаком, хотя бы по-наслышке байкальский омуль. Я ел его во всех видах. Ел и особый, нигде более не практикуемый деликатес — омуль с душком. Мне он понравился, а у моего друга живот заболел.
Как тут не вспомнить пословицу: что сибиряку на пользу, то человеку «с материка» — карачун...
Байкальский омуль, как легко понять, водится в Байкале. Но в Якутии, т. е. в бассейне Лены водится не столь прославленный, речной (ленский) омуль. К сожалению, ленского омуля я ел лишь в невкусном пережаренном виде в ресторане г. Мирного. И потому сравнить его с байкальским не берусь.
Уже в конце зимы солнце приподнимается над горизонтом и на открытых местах слепит так, что даже у якутов с их узкими глазами может возникнуть воспаление — конъюнктивит. Северяне на это время года одевают на глаза маску из бересты с очень узкими щелями.
Но при работе на реке и летом бывает такой же эффект. Ибо низкое солнце отражается от воды точно так же, как и от снега.
Помню, у меня началось острое воспаление глаз уже через несколько часов пребывания на Подкаменной Тунгуске. Я не пошел за берестой, но на очки пришлось наклеить бумажки, чтобы уменьшить поле зрения. Будучи в поселке, я еще 3 дня был нетрудоспособным. А потом в тайге среди преобладания зеленого и коричневого цветов, да еще и в накомарнике,— в этих условиях воспаление прошло уже к концу первого же дня...
Из-за летней жары и бездождья по всей Сибири каждое лето возникают таежные пожары. Часть из них вызвана молниями, но другие — беспечностью алкашей.
Над тайгой все лето кружат самолеты пожарной охраны. Но много ли они могут?
Иногда удается выбросить десант и победить стихию при помощи встречного пала. Но это только иногда...
В Канаде почти такая же тайга. И там для борьбы с этим страшным бедствием создали специальные гидропланы.
Летает он обычно налегке. Но, обнаружив очаг пожара, снижается над ближайшей рекой, на ходу набирает 1,5—2 тонны воды I и летит на пожар...
В последние десятилетия во многих местах Сибири адаптировали ондатру и настолько, что она уже лет 40 как стала обычной промысловой зверюшкой.
Гораздо большее впечатление произвела успешная адаптация в Якутии привезенных с Памира яков. Подножные корма им здесь понравились. А против местных морозов у них длинная и густая шерсть есть. Ведь в Памирском высокогорьи морозы тоже не маленькие, да еще и с ветерком...
В заключение приведем численность тех, о ком шла речь — данные взяты по результатам переписи 1979 года:

borod-tabl1
Из сопоставления численности можно предположить, что именно якуты могли бы дольше всех сопротивляться русской колонизации, —  с какой это стати платить ясак белому царю и терпеть белых воевод! И действительно временами вспыхивали восстания и бывали периоды партизанской борьбы.
В частности, за дату «добровольного присоединения» Якутии к России принято лето 1632 года, когда был построен Якутский острог (крепость). Но восстание 1634 года оставило от него лишь пепел и обгорелые бревна.
В фольклоре северян, который лишь в последние годы вышел из тени официального, довольно много об этом.
Но на самом деле дольше всех сопротивлялись скромные ныне чукчи и эвены (ламуты). Чукчей удалось обложить ясаком лишь в XIX веке и только при помощи мирной торговли. А военные методы в течение двух веков оказались несостоятельными...
Почему якуты оказались вне официальной графы «народности Севера»,мы уже обсуждали. А вот почему вне этой графы оказались самые что ни на есть таежники КОМИ (327 тысяч человек), это мне не известно.
И я этому тем более удивлен, что Республика Коми официально считается «районом, приравненным к Крайнему Северу» с соответствующими надбавками к зарплате. Да и по языку коми относятся к угро-финской группе, куда входят из обсуждаемой таблицы саами, ненцы, ханты и манси...
Итак, вот почти все самое главное, что мне известно о приемах адаптации северян к суровейшим условиям Арктики и Субарктики а также о не всегда однозначных результатах адаптации.

Февраль 1994 г.