Редакция Натальи Пусь

 

Славяне - автохтонное население  Балкан. Взаимоотношения сербов и Византии.

 

В современной истории стала аксиомой, совершенно недоказанная археологическими исследованиями теория о заселении славян с Карпат. Между тем  при такой трактовке, избегается ответ на вопрос: откуда славяне взялись в современной Восточной Германии, и кто такие скифы, в особенности скифы-землепашцы, и как появились скиф­ские курганы в Сибири?  Как вообще славяне, которые, естественно, и древними историками назывались разными именами, могли не просто расшириться по всей Восточной Европе, но и устроить там государства, а при этом следов войн с каким-либо "автохоным" населением не оставалось? То, что славяне нападали на те или иные римские  крепости ничего не зна­чит, ибо, например,  войска Емельяна Пугачева и Степана Разина брали российские крепости, но состояли эти войска из русских, а не из каких-либо других народов. Что касается тех или иных набегов славян, то ведь и греки - дорийцы, придя в Древнюю Грецию, покорили государства греков-ахейцев, и в Спарте последние стали рабами и илотами первых. Потому имеет все же право на существование,теория о том,что все же славяне -  коренные жители Балкан, тем более что языковой вопрос, столь часто упоминаемый фракийцами и иллирами, до сих пор не решен. Называть же албанцев потомками иллиров - дело бездоказательно. Ибо северные албанцы - геги, довольно сильно отличаются от албанцев южных - тосков, и многие их фамилии имеют сербское про­исхождение, тогда как сам албанский язык в большей своей части - смесь языков окружающих народов, и то, не столь давнего происхожде­ния, что для "автохонного" и вообще культурного народа довольно необычно. Нет никаких доказательств автохонности албанцев на Балканах, потому что даже в Косово и на территории  Северной Албании они появились в 16-17 веках, то есть с приходом турок, и то, как народ безо всяких следов культуры. Почему турки использовали в служебной переписке сербский язык, тогда как албанцы до 19 века не имели, практически, своих литературных произведений, да и те создавалась в значительной мере на юге эллинизированном и православном, тогда как современный албанский алфавит был создан австрийским правительством. Нет никаких доказательств присутствия албанского народа в средневековой Сербии или Византийской империи, зато Албания в средние века была известной землей в Закавказье, пока там еще не воцарился турецкий язык. Свидетельств о том, что славяне пришли на Балканы, нет ни в одной летописи, былине или сказании, и не совсем ясно, в чем современная наука опередила в знаниях о каких-либо событиях, тех, кто был им современником. Историки не имеют ма­шины времени, а из современных научных достижений реальны доказа­тельства лишь археологии, которая на Балканах находит все те же славянские следы, перемежающиеся лишь со следами римской и греческой культуры. Кто такие иллирийцы - никем не разъяснено, а их язы­ка - основы всякого народа  до сих пор не нашли. Что это тогда за такой фантастический народ? Что же касается цинцар или влахов, то этот кочевой народ, в 18 веке насчитывавший полмиллиона че­ловек, действительно во многом был романизирован, но ведь Балканы находились под эллинским влиянием, и греков римляне романизировать не могли. Рим оказывал огромное влияние на все народы, жившие в пределах римской Империи, и непонятно почему славяне не могли быть соседями цинцар в древности, или почему цинцары не могли перекочевать на Балканы, откуда-то  с севера или востока. Появились же таким образом на Балканах болгары, осевшие в славянской среде. Нелогично и то, почему на островах Адриатики цинцар не было, коль уж они являлись исконными жителями Балкан, хотя варвары нападали на Римскую Империю  по суше, а не по морю, тем более Адриатическому. На Адриатике тогда господствовали норманны, но это уже было практически после Великого переселения народов. Зато на островах в Адриатике жили и живут славяне, и то не настоящие хорваты, а покатоличенные сербы.

Древние  историки, часто называли местные племена скифскими, что делал еще Геродот, называвший Скифией - всю будущую Киевскую Русь, в ее практически неизменных границах. И не совсем ясно, почему скифы-землепашцы, жившие согласно  Геродоту в верховьях рек, впадавших в Черное море, по мнению иных современных историков, стали иранским племенем. Албанцы же, уж точно к скифам никакого отношения не имеют. Будь они автохонным племенем - их ныне можно было бы найти (либо их исторические памятники) в труднодоступных районах не только Черногории и Герцеговины, а возможно и соседних   Карпат. Между тем, хотя славяне, в соответствии с Повестью Временных Лет пришли с Карпат на территорию Киевской Руси,следует учитывать что нигде не указанно что и на Балканы они пришли с Карпат. Карпаты же - широкое понятие; и как Кавказом, называли и называют и Закавказье, и кубанские, и терс­кие области, так и Карпаты охватывают огромные пространства, а предгорья Карпат начинаются у Выршца в Сербии. И раз славяне могли жить в Карпатах, где по логике и должна быть их столица, что им мешало жить в паре сотен километров западнее, тем более что судоходные реки, впа­давшие в Дунай/Саву, Драву, Ибр и др., покрывали всю территорию современ­ной Сербии. Да и вообще, раз  черногорцы смогли выжить в своих го­рах при турках, почему славяне  не смогли это сделать во время Великого Переселения Народов? В конце концов, даже во время восстаний против власти Рима, племена дарданцев, жившие в сегодняшней Сербии, уходили из римских войск в Карпаты, а это -  вековая и неоспариваемая традиция ухода к родственным племенам. Следовательно, там как раз тогда и жили славяне.

Надо учесть, что Восточная Римская империя была очень сильна в шестом веке -  времени  когда славяне якобы и появились на Балканах. В 7 же  веке они появиться там уже никак не могли, так как пришедшие сюда болгары, застали уже оседлое славянское поселение, ассимилировавшее своих завоевателей. Шестой век для Византии - век Юстиниана (572-568 гг.), которого даже Прокопий, хоть и порочит в своей "Тайной истории" - труде с довольно неясным происхождением,- все же не отрицает, что этот император возвратил им­перии  Северную Африку и Италию. Почему же тогда Юстиниан мог до­пустить захват земель в сердце своей империи? Да, войны со славянами были, но они были результатами восстаний самих славян, и такое славянское восстание было и в Малой Азии, где, как известно, никаких славянских государств никогда не было. Летописи Визан­тии говорят о восстании императорского полководца Виталиана при императоре Анастасии (491-518гг), называя его при этом скифом. А Комес Марцелин пишет, что в 493 году "скифы" поразили императорские войска. Во всех летописях Византии говориться о сражениях с этими скифами, склавинами, антами, но нигде не пишется об их переселении. А ведь Юлий Цезарь в своих "Записках" всегда упоминал о переселении германцев в Галлию. То же, что иные анты появились значительно позже и нападали на ви­зантийские войска извне, опять таки этому не  противоречит, ибо и кельты - бриты, нападали из Британии на римские владения в Галлии, но галлы оста­вались кельтами. То, что император Ираклий II (610-641гг) разрешил «склавинам» селиться вокруг Солоник - тоже  вполне естественно в опус­тошенной стране, тем более что около столь важного города потому-то и поселили достаточно известный народ своего "культурного круга". Да и, в конце концов, это не значит, что славяне не могли жить в Сербии. В 20 веке русская белая эмиграция селилась в Сербии, пото­му что сербы были славянами православной веры. Вообще, славяне бы­ли весьма обширным народом, и если славяне были в войнах аварского кагана, напавшего на Византию, то они были и в императорских войсках, разбивших авар в 626 году.

Не хотелось бы все это долго доказывать, но просто поражает, как люди не видят, что во многих официальных многотомных изданиях по истории,  вопросу о языке и его происхождении вообще не уделяется ни строчки.  Либо, в лучшем случае, следует пара строк с аксиомами, которые надо бездоказатель­но принять, отбросив многочисленные доказательства о славянских корнях, как, якобы, ненаучные. Но научно же было в германской историчес­кой школе 19-20 веков широко распространенное мнение о том, что германская кровь - залог цивилизованности всех народов, и что  даже Александр Македонский был германцем? Со славянами же даже современная западная историческая наука не знает что делать. Признай, что они с Бал­кан, так ведь тогда окажется, что они - наследники римской государственности, и христианство они восприняли в его еще апостольский период. А помести их на территорию Древней Руси, то, что же делать с теорией об их исторической государственной неспособности, ибо ведь еще Геродот пишет о городах в той области, что предусматривает наличие как раз этой самой государствен­ности. Да и неприятно многим западным ученым  считать славян - скифами. В таком случае, история с неу­давшимися походами Дария в Скинию и смерть Кира от руки скифов-масагетов, на территории нынешней Средней Азии, могут навести на неприятные ассоциации многих современных властодержцев. А там уже выплывут  широко известные  археологические доказательства скифских поселе­ний в Сибири, которую ныне у России торопятся отнять.

Так что вопрос о месте славянской родины вовсе не следствие излишней политичности истории. Наоборот, замалчивание этого вопро­са - следствие приверженности многих современных историков идеологическим догмам, вроде известных изречений Ленина о научности учения Маркса, так как "оно - верно", и его абсурдных "прямых линий" в развитии человеческого общества от "первобытнообщинного строя к коммунизму". Но Ленин лишь логически увенчал то, в каком направлении развивались западные общественные науки. Истин­ная история о происхождении славян тем и вредна была для Запада, что славянам она давала права называться наследниками великой цивилизации, и тем самым заставляла, прежде всего русских и сербов, обращаться к своей истории.

Переходя к более известному периоду 9-10 веков, следует от­метить, что сербские земли в то время входили в состав Византийской империи, хотя нигде не пишется где и когда императорские войска полностью покорили сербов. Зато упоминается, что и болгары и германцы, завоевав какую-то часть ромейских земель, находили здесь сла­вян. Так, в западной части Балкан, сначала баварцы и лангобарды, а затем франки покоряют славянские племена, являвшиеся предками словенцев, многие из которых, например в Каринтии и Нижней Панонии, германизируются. Хорватские же племена входят в империю Карла Великого в 812 году со своей внутренней автономией, а в 879 году получают своего перво­го независимого князя Бранимира. Уже в 910 году князь Томислав был провозглашен королем и разделил свое королевство на жупании. Воз­никшее королевство стало орудием в руках латинской церкви, уже тог­да боровшейся с Константинопольским патриархом. В 927 году ее стараниями была ликвидирована местная епархия этого патриархата. В 1060 году, при короле Петре VI  Крешимире, на местном соборе было запрещено  ведение богослужений на славянском языке, ношение священниками бород, и введён целибат для священников, что представляло собой начало прозелитской деятельности Ватикана, сразу после великого раскола в 1094 году поведшего наступление на православные земли.

Ватикан уже тогда показал в своих действиях:  даже по отношению к формально "братской" (до 1094 г) церкви, он не поколеблется в при­менении насилия, даже вооруженного. Захват Венецией в 1000 году византийских островов в Адриатике, было следствием антиправославной политики Ватикана, которой следовала большая часть Италии и Германии, да и остальной латинской Европы. Особенно была заметна нелюбовь Ватикана к деятельности славянских миссионеров Кирилла и Мефодия, результаты которой Ватикан усердно уничтожал не только в Чехии и Моравии, но и в Хорватии. Так что борцам за хорватский язык и культуру стоило бы вспомнить, что её запрещала не православная церковь, а Ватикан. Впрочем, Хорватия тогда недолго задержала свою государственную самостоятельность. Сначала норманны в 1075 году захватывают часть побережья, которое затем переходит к венецианцам, а за ними и венгерский король Ладислав в 1093 году начинает захват Хорватии и основывает Загребское архиепископство, что вряд ли могло стать возможным без поддержки Ватикана. Сын же Ладислава -  Коломан - разбил последнего хорватского короля Петра Тргимировича. Хотя Коломан из-за поражения от русских в Галиции был вынужден уйти из Хорватии, та, охваченная анархией и под угрозой но­вых венецианских захватов, была своей знатью передана под власть всё того же Коломана. Произошло это в 1102 году, а в 1105-1107 годах под  власть венгерского короля перешла и Далмация. С тех пор никакого хорватского независимого государства не было вплоть до 1991 года. Конечно, после 1102 года хорваты не исчезли. Хорватия, войдя на правах личной унии в состав Венгрии, была её рав­ноправной частью  даже после деления на две бановины (княжества) Хорватскую и Славонию. Хорватская аристократия совместно с венгерской служила королю. А Венгрия тогда была границей католического мира против мира православного, и хорваты не раз в составе  венгерских армий шли на православные земли, благословляемые католическим священством.

Однако отсутствие опыта государственного строительства в значительной мере лишили хорватов государственной мудрости, и они, ради целей Ватикана, не раз наносили сами себе ущерб.

Сербы, находясь в 7 веке под властью Аварского Когана, чье происхождение так же не изучено, были естественно его влиянием изъяты из круга западной римской державы, и с распадом государства аваров возвратились в состав Византии, восстанавливавшей, в борьбе с болгарами, свою власть на Балканах. И сербы, пусть и необязательно могли быть каким то пришлым племенем из соседней Дакии или из Полабья, которое, растворилось в куда более многочисленной, но тоже славянской среде, как это произошло с болгара­ми.

Сербы находились в составе Византийской империи, и во главе их  стояли архонты, хотя и бывшие сербами, поставляемые византийским императором. Начало православной сербской державности ведется со второй половины 9 века из Рашки. В это время, при императоре Василии I, бы­ло окончено дело христианизации славянских племен, когда бы­ли крещены сербские земли Рашки, Дукли, Травунии, Захумья, Пагании, Зеты и Боснии, хотя тактически, этот процесс христианизации продолжался и позднее. Сербские земли были тогда разделены между сербскими князьями, подчиненными Византии, но центром была Рашка, чей князь Властимир дал начало династии не только владевшей сербскими княжествами, но и боровшейся между собой. Существовала ли единая сербская держава до Властимира - вопрос до конца не изученный. После него первым объединителем сербских княжеств был один из его потомков - Часлав Клонимирович, сумевший при помощи Византии, подчинить своей власти не только Рашку, но и почти все остальные сербские земли, включая Боснию, и смог противостоять тогдашнему Болгарскому царству, чей царь Симеон пытался захватить всю Византию. Сербы, как видится из исторических источников, были опорой императора в борьбе с болгарами, которые самим славянам, а вероятно и сербам, в современной Болгарии навязали свое имя, а во многом и генотипы.

После гибели Часлава в битве с венграми севере его державы, сербское государство опять распалось, и это впоследствии сдало недоброй традицией. Земли, собранные, каким-то одним сильным правителем, не могли продолжить свое единое существование после его смерти, и государство распадалось. Дело здесь не только в князьях, но и в слабом развитии общественного сознания, тем бо­лее что тогда рядом существовала высокоразвитая Византийская империя, чей император был царем всех православных. Вероятно, близость к Византии и была причиной слабости общесербского государства. Его стро­ительство было невозможно рядом с Византией, которая была не национальным государством греков, а скорее государством всех православных, и там самым и сербов.

Другое дело русские, отделенные от Византии сотнями километ­ров и окруженные неправославными - языческими, католическими, а  позднее и мусульманскими - соседями. Они, даже приняв православие, не имея опоры и поддержки со стороны, должны были строить собственное государство. Тогда как сербам ничего стро­ить не надо было, ибо римская государственность была в то время об­разцом для всего мира: как  исламского, так и для католического, чьи германские королевства столетиями не могли обеспечить порядок сходный византийскому, почему и были короткого века.

Таким образом, борьба сербских и болгарских аристократов с императорской властью была борьбой не за независимость от Византии, а за власть в ней, и лишь немногим отличалась от борьбы аристократии за власть в самом Константинополе. Потому и болгарские, а  позднее и сербские князья так стремились к царскому титулу, ибо он символи­зировал власти над всей империей, а тем самым и вселенной, а двух за­конных царей в мире быть не могло.

Если для Руси распад на княжества означал рост угрозы извне, как правило, затрагивающей вопросы существования всего русского на­рода, то ни сербы, ни болгары с распадом своих государств ничего особенно не теряли, ибо оставались внутри круга римской государственности. Выйти из этого круга означало добровольно себя отсечь от источника культуры. Тогдашняя Западная Европа, не случайно, отрезанная  Ватиканом от Константинополя, имела такой источник в Италии, и опять-таки не случайно, взятой под власть Ватиканом, и эта Италия долгое время даже после раскола была ближе скорее с Византией, чем с Францией, а тем более с Германией или Англией. Из Италии культурное влияние распространялось по всей Европе, и в первую очередь шло во Францию, которая позднее силами норманнов Вильгельма Завоевателя  навязала свою культуру Англии.

Что же касается сербов, то они в период средневековья потому и стояли на столь высоком культурном уровне, что входили в вышеупомя­нутый византийский культурный круг. К сожалению, ныне это часто забывается, а успе­хи и победы сербов рассматриваются вне контекста общей ситуации, с каких-то узконациональных позиций и подаются исключительно как про­тивоборства двух народов - сербов и греков, то есть на уровне обычного племенного конфликта. В действительности здесь шла борьба полити­ческая. Вырывать какой-нибудь один конфликт сербов, да и любого дру­гого народа, из общемировой политики, все равно, что вырывать результаты одного боя из хода целой воины, в которой, как известно, иногда поражение лучше иных десяти побед. К тому же, любой народ не является монолитной средой, а когда дело касается высоких духовных понятий, то искать здесь "истинные народные интересы" бессмысленно. Народ не может пос­тавлять цели, а наоборот, ему должна их указывать его власть.

Тогдашняя политическая ситуация в мире для Византийской империи, переживавшей политический кризис с дворцовыми переворотами, народ­ными восстаниями и волной ереси, прежде всего иконоборчества, допол­нялись сложной внешне политической ситуацией. Тогда в мире практически шла мировая война, в которой участвовали Арабский халифат и Хазарский каганат, германские королевства и итальянские торговые республики, древнерусские князья и ханы степных народов. Византийская империя тогда была тем центром, в котором решалась судьба всего мира. Ее же собственное положение еще более усугубилось с приходом болгар, которые, являясь посторонним телом, сразу же устремились осваивать власть в Константинополе. Их смешение с местными славянами и постепенный переход  в православную веру в определенной мере подстегну­ло их претензии к созданию своего собственного болгарского царства, чьей столицей они хотели бы видеть Константинополь. Естественно, что сербы в такой ситуации стали союзниками императора, и сербская аристократия к то­му времени, усвоившая во многом византийский дух ,выступила против болгар. Не все здесь шло удачно, и еще в 924 году болгарский царь Си­меон подчинил себе Рашку, хотя в Захумле осталась власть сербского князя Михаила.

Нападение войск болгарских царей  Симеона и Петра вызвало массовое бегство сербов - сторонников Византии - в Хорватию, в остав­шиеся под императорской властью земли. В Рашке к власти в 927 году встал князь Часлав, потомок Властимиров. Однако власть болгарского царства не продолжилась долго, и Византия после ряда побед над арабами, уже при императоре Никифоре Фоке начала войну против болгар в союзе с русским  языческим князем Святославом, непосредственно перед этим разбившим Хазарский каганат. Русские войска быстро покорили болгар, но из-за нападения печенег на Киев, Святослав был вынужден вернуться домой. Вскоре, однако, он вернулся и, свергнув Бориса II, сына болгарско­го князя Петра, полностью овладел Болгарией, желая даже здесь создать свою новую столицу. Это в свою очередь вызвало войну, но уже с византийским императором Цимисхием. За византийским императором была не только огромная мощь всей империи, но и Борис II, которого Цимисхий привлек на свою сторону. В результате, десятитысячное русское войско было вынуж­дено, после битвы под Доростолом, уйти по договору Святослава с Цимисхием. Впрочем,  это не помогло Борису II вернуть свой престол, и Византия опять распростерла свои границы до самого Дуная. Но после смерти Цимисхия в 976 го­ду в Македонии вспыхнуло новое восстание сы­новей одного из болгарских аристократов Николы и, оставшийся в живых последний из братьев, Самуил, провозгласил себя новым болгарским царем, подчинив себе земли от Эпира и Македонии до Дуная. Но и это не продолжилось долго. В 1001 году Византия перешла в наступление, разрезав владения Самуила  взятием Скопье и Драча в 1004-1005 годах. В 1014 году византийские войска  двинулись в новое наступление и, поразив войско Самуила в битве на Беласице в июле 1014 года, в которой сам Самуил погиб, через четыре года полностью  захватили земли так называемого Македонского царства. А в начале 1018 года под стенами Драча погиб последний царь болгар Иован Владислав. Император Василий II Болгаробойца, сурово подавлявший всякое сопротивление болгар в на­чале войны, в конце,  наоборот, весьма смягчился, тем более что население нередко добровольно переходило на его сторону, что, вероятно, прежде всего, относится к сербам и хорватам. Сопротивление власти императора оказал только наместник Сирмил на самом севере. Слом Македонского царс­тва сопровождался ожесточенной борьбой внутри его, что характеризуется деле­нием местной аристократии на несколько партий.  И те кто из них был провизантийски настроены, тем и делил титулы и должности Василий II, что особенно характерно для сербских земель. Сербская аристократия, как и другие аристократии в то время - время гражданских, по существу, войн, которые шли по всей Византии, приобретала все большую силу и власть, и, естественно, что многие сербские наместники все чаще становились наследственными князьями так же, как это происходило почти во всей Европе. Куда более един был сам народ  Визан­тии, приверженный власти императора и православной вере. Но главное значение имела деятельность церкви, которая, обращаясь к духовной сто­роне человека, достигла, без сомнения, куда большего влияние на долгосрочную политику, чем любой земной государь. Нынешняя историческая наука слишком часто забывает о роли духовного в истории народов, сводя всё к тем или иным войнам. Между тем, именно религия влияет на духовную жизнь и на всю культуру целиком, а так как религия  в  Византии того времени была еще едина, то нельзя го­ворить о национальной борьбе  в стране, а лишь о политической. По край­ней мере, это справедливо в отношении сербов и греков, но, в общем-то, относится и к болгарам, желавшим господства во всей империй и поэтому так настаи­вавшим на царских титулах своих вождей. Византия тогда,  главную угрозу видела в исламе, и естественно, что общая угроза сплотила  всю Европу, отбивавшую нападения этого варварства, не только в Малой Азии, но и по всему Средиземноморью. И коль то единство было возможно для всей Европы, то тем более оно было возможно для православных  наародов Византии. В современной исторической науке, особенно в югославской, в  силу ее нерелигиозности, а то и антирелигиозности, вся история византийского средневековья, сводится к национальной борьбе за незави­симость от Константинополя, и  в то же время пытается как-то оставить сербов в "ви­зантийском культурном круге", что несет в себе огромное противоре­чие.

Византийская культура и государственность основывались на православии, при этом, сама Византия, по крайней мере, до падения Константинополя от рук крестоносцев в 1204 году, не была националь­ным государством. Греческий язык был официальным языком, но наро­дов в Византии жило немало, и не только на Балканах, но и в Закавказье, и в Малой Азии. Поэтому придавать восстаниям сербских жупанов против императора характер сербско-греческой борьбы неточно. Исто­рия знает много восстаний против верховной власти, но большее их количество происходило из-за борьбы за эту самую власть тех или иных вождей, опиравшихся на определенные регионы и народы, но само государство сознательно не отвергавших. Сербам было тяжело это делать ещё и потому, что церковь у  них была подчинена охридскому архиепископу, в которой и сербы, и болгары, и прочие народы были объединены властью, в которой значи­тельный, а затем и больший элемент был греческий. Влияние православной церкви было тогда велико, и греческий язык не был особой помехой, как не был он помехой  греческим священникам в Киевской Руси, так же, как не был помехой латинский язык богослужения в Западной Европе. Придавать деятельности рашским жупанам национальный харак­тер - значит говорить о наличии национальной программы, а тогда сто­ит задать вопрос, почему восставая против императора, они  куда меньше ин­тересовались Венгрией, расширившей свое влияние на Босну, где даже богомилы были сербами. Слишком часто религия, бывшая главным стимулом в средневековье, ныне заменяется национализмом, созданным в конце 18 ве­ка, во многом благодаря Французской революции. Это не значит, что национализма в истории нет, но в том самостоятельном виде, что показывают в современ­ной истории, он не существовал. В средневековье, когда над всем гос­подствовала религия, в первую очередь сам бы сербский народ не понял бы подобных национальных призывов, выступая  даже за какого-нибудь "своего князя". Князь, и в Византии, и во всём остальном мире, не являлся государем. И ес­ли князь Захумля Михаил Вишнич смог достичь независимости своего княжества, расширив его влияние на Травунию и Зету, став в городе Дукле само­стоятельным правителем, это не  значит, что весь сербский народ приз­нал в нем национального вождя, и против Византии поднялась "народ­ная война". Таких самостоятельных княжеств, как Михайлова Дукля, было много и на Руси, чему характерный пример "Господин Великий Новгород". Но взятие Иваном Грозным Новгорода  подается не как национальный, но как политический конфликт с весьма серьезной религиозной подоплекой.

Это не значит, что Михаил и его сын Бодин однозначно негативные личности. Во-первых, такие личности редко в политике встречаются, а во-вторых, власть Византии и сама стала слабеть, особенно после победы турок над ее войсками в битве под Маджикертом в 1071 году, и с нападениями норман и венгров. Но подавать войны Дукли с Византией, как дело национального освобож­дения, нельзя. Для Средневековья характерны ожесточенные военно-политические конфликты, и ни один народ не прошел их без раскола. Войны внутри Византии подобны войнам в Италии,  Британии, Герма­нии, во Франции, в Киевской Руси, шедших в это же время, и в них прибега­ли к различным политическим комбинациям. Бодин искал союзников  на Западе: и в лице папы Клемента III, и от вождя  I Крестового Похода графа Раймонда Тулузского, который стал побратимом Бодина, пытаясь прекратить нападения подданных Бодина на часть сил его крестоносцев, шедших через Дуклю. Средневековье потому  и полно войнами, что люди, не имея нацио­нальных программ, не могли установить единый христианский порядок, и надрывали само христианство.

О том, что власть Византии была крепка, говорит и то, что участники I Крестового Похода, идя через Белград, Ниш и Софию, просили разрешения у императора, а не у сербских жупанов. А война Византии с Венгрией в 1127 году началась с взятия венграми византийской, как везде указывалось, крепости Белграда. Та война шла в основном на сербских землях и, естественно, для тех времен, что какая-то часть сербов присоединилась к венграм, и после победы императора Иована II Комнина их выслали в Малую Азию. Но те сербы защищали не общесербские интересы, а интересы определенной партии, существовавшей среди прочих в Византии. Так же,  в Галицийском княжестве, одна боярская пар­тия прибегала к помощи венгров в конфликтах против другой. Венгры тогда сами претендовали на сербские земли, подчинив уже Хорватию, Славонию, Далмацию, и отчасти, Боснию, и, следовательно, их сторонники в Рашке выступали за установление власти венгерского короля, так же властвовавшего над множеством различных народов, а не за независимую Сербию.

То же са­мое относится к большой войне между двумя коалициями, в одной из которых главную силу представляли  Норманское и Венгерское королевства, союзные с  германо-итальянской партией гвельфов и своими сторонниками между сербами, а затем и с Францией, а в другой кроме Византии и, естественно, многих ее славянских князей, были и гибеллины - сторонники в Герма­нии и Италии Конрада  III Гогенштауфена  - одного из вождей II Кресто­вого Похода. Притом боевые действия перенеслись и в Киевскую Русь. И раз нельзя  придавать войне гвельфов и гибеллинов, длившейся десятки лет, или войне Норманнского королевства в Южной Италии и Венеции,  национальный характер, то и восстание великого жупана Рашки Уроша II, чья сестра Елена была женой вен­герского короля Гезы II, против Маноила I Комнина носило больше поли­тический характер. Хотя, конечно, национальный состав войск отражался и на политике, но не коренным образом. Ведь и родственник императора Андроник Комнин в Сербии, часть которой он получил в управление, под­нял восстание против императора в союзе с венгерским королем, и в Киевской Руси галицийский князь Владимирко был союзником Византии и воевал с войсками венгерского короля Гезы II и великого киевского князя Изъяслава Мстиславовича. Войско Уроша II было полностью разгромлено войсками Манойло I и помощь получило не из Дукли, а из Венг­рии, после чего Урош II был оставлен императором жупаном, но с двой­ным увеличением подати, и в том числе с направлением вооруженных отрядов в византийское войско. Без сомнения, Византия тогда переживала тяже­лый период, и в ней было немало нерешенных проблем, и этим пользовались жупаны Рашки, стараясь укрепить свою власть, но ведь большая часть сербов жила как раз вне жупанов Рашки. Так, все течение Великой Моравы от Вранья до Белграда, как и Босна, Захумлье, Травуния, Зета, и, наконец, Мачва, были вне их власти, и тамошняя сербская аристократия отнюдь не стремилась усиливать власть жупанов Рашки.

С Киевской Русью здесь сравнения быть не может, ибо та была да­леко от Византии, и ее князей держало вместе принадлежность к роду Святого Владимира, тогда как сама Русь была единым государством и до принятия христианства, что для Сербии ни в первом, ни во втором варианте было невозможно. Современная историческая наука потому-то и является столь отвлеченной и сухой, что означает все, что угодно, но не историю духовного развития общества, что в политическом плане выражается в раз­витии политических идей.

Невозможно ныне представить политику без идеологии, и тот же Запад, где общество уверяется в господстве экономики над идеологией, на самом деле очень идеологичен, что заметно в его внешней политике. Средневековье же ныне, намеренно или нет, изучается и  представляется наукой, как сплошное темное пятно, или же объясняется ошибочно, дабы скрыть то, что это было время попыток установления христианского порядка в госу­дарстве и обществе. Потому-то ошибочно и даже опасно вкладывать в деятельность средневековых поли­тиков, в том числе и сербских, какие-то совершенно чуждые тому времени идеи, ища на каждом шагу след их стремления к независимому сербско­му государству, ибо идеал того времени был в православном государстве. Это далеко немаловажно, ибо без понимания политической идеи, господст­вовавшей в государстве, не понять государственной политики.

Сербский жупан Стефан Неманя и начало династии Неманичей. Святой Сава и его роль в сербской истории

Сербы, разумеется, имели свои традиции, цели и интересы, но в контексте общей  политики Византии. Эта политика, в общем-то, национального не отрицала, но требовала его органичного слияния с Православием.

Первым сербским политиком, смогшим достичь в этом определенно­го успеха, был Стефан Неманя, ставший великим жупаном Рашки в борьбе со своими братьями, недовольными установлением его прямых сношений с императором Манойло I, когда он еще был областным "господарем".  Стефан Неманя сумел удержаться  на престоле благодаря полному одобрению Манойло I, с которым, до самой его смерти, поддерживал хорошие отношения, как ему под­чиненный. Многие сербские историки в Немане видят сербского вождя, приводя в качестве примера его конфликт с Манойло I после победы Византии в войне с Дубров­ником. Но ведь Неманя и после этого оставался жупаном Рашки, а серб­ские земли вдоль великой Моравы крепко держала Византия, чей царь Манойло I Комнин был последним императором, пытавшийся сохранить ее, как мировую силу и расширивший, пусть временно, влияние Византии на Боснию, Далмацию, Хорватию и даже Венгрию. Смерть Манойло I  в 1180 году означала конец величия Византии и одновременно начало сербской государственности. Стефан Неманя, не будь раскола внутри самой Византии, так и остался бы великим жупаном Рашки. Но его личность, так же, как и личность любого человека была не слу­чайным в то время, а  была вполне закономерным явлением. Именно он и смог заложить основы для будущего сербского государства, и именно его деятельность носила полностью сербский характер со всеми ошибками и достижениями, но при этом  политика его во многих вопросах держалась Византии и ее православных ценностей. Его помощь церквям была не макиавелистским использованием церкви для политики, но сим­биозом православия и политики. Характерно, что сам Неманя, родившийся в Зете, куда бежали его родители, был крещен два раза: первый раз по католическому обряду, что в Зете, близкой Дубровнику и Сплиту - цент­рам "латинства", было не редкостью, а второй раз по православному уже в Рашке, что говорит о подчеркнутом отмежевании от Ватикана. Разумеется, Неманя стремился к расширению своей жупании и к собира­нию сербов под властью Рашки, но стоит задаться вопросом: была ли его политика действительно антивизантийская? Сначала надо разделить саму идею православной римской государственности от ее носителей. Ни одна идея не может достигнуть на земле своей абсолютной полно­ты, и она полна настолько, насколько это позволяют личности, ее носящие. Приведение в жизнь упомянутой идеи как раз и зависело как от личностей императоров, так и от личностей их чиновников, да и всего народа, но настолько насколько позволяет сама природа этих личностей.

Византийская империя при Стефане Немане переживала упадок именно личностных сил, но сама идея оставалась постоянной, и воздействие на нее личностных сил было невозможно. Невозможно потому, что основы этой идеи были уже давно заложены еще на семи вселенских соборах. Это было что-то вроде теорем в науке, которые можно порою подделать, но твердость и ясность аксиом, в конечном итоге, обнаруживают подделку.

Таким образом, многие современные историки, в Югославии, да и вне ее впадают в противоречия, говоря с одной стороны о борьбе Немани за освобождение сербов от византийской власти, а с другой стороны говоря о приверженности и его, и всех сербов "византийскому культурному кругу". Основа и власти и культуры - есть идея, а она и у  сербов, и у всей Византии была одна, точнее одна главенствую­щая - православие. И поэтому уже сам термин "освобождение"  - бессмысленен, ибо та борьба между жуланами Рашки и византийскими императо­рами велась ради власти, а не идеи, а если идейный фактор становится главенствующим, значит, или одна, или другая сторона отступали от главной идеи. Говорить с том, что сербы не приняли тогда  еще христианства -нельзя, ибо после их официальной христианизации прошло уже несколько сотен лет, и, все их окружение было христианским. Средневековые памятники письменности, пропитаны православием, а следов язычества в них нет, точнее нет в том количестве, в каком могли бы влиять на сербскую политику. С таким же успехом  язычество можно искать в любом другом православ­ном народе, и подобная "критичность" доведет до абсурда, до отрица­ния существования великой православной идеи в византийском средневековье, что ведет к новому вопросу: чем же тогда Константинополь держал  вместе столько народов и столько территорий? Ни одно государство не может голой силой и одним сознательным обманом поддерживать порядок в обществе, а тем более, больше тысячи лет, подобно Византии, ради кото­рой ее народ выдерживал натиск царей Древнего Ирана, арабских хали­фов и турецких султанов. Легче тогда уже заявить, что вообще  ника­кой Византии, точнее православной Римской державы, не существовало, и все было лишь выдумкой. Что же касается Стефана Неманя, то он, согласно всем источникам, был приверженцем православия и, следовательно, твердо держался византийского порядка. Неманя долгое время логично устремлял главные усилия по расширению Рашки к морю, в области Зеты, Захумля и Травунии, успев подчинить их себе после кровопролитной войны, и распространить свое влияние на Дубровник, который получил от него в 1186 году пра­во свободной торговли в Рашке. Неманя, взяв Дуклю и Далмацию, как име­новались тогда эти области, для тамошнего народа был не завоевателем, а объединителем, в чем и есть причина быстрого подчинения, казалось бы, независимого, княжества Дукля, провизантийскому жупану Рашки, которому доброволь­но подчинился и захумский князь Михаил.

Что касается Византии, то она быстро двигалась к своему концу, ибо народ все меньше и меньше имел сил и желания защищать полноту ее идей. В 1182 году венгерский король Бела III, родственник Манойло I и до того союзник, вмешался, как часто тогда бывало во внутрен­ние распри Византии, где Андроник Комнин сначала стал царствовать вместе с малолетним Алексием II, а затем убил его. Бела III и его союзник - бан Босны Кулин -  захватили большие территории на севере, в том числе Белград, составлявший основу обороны Византии в этом регионе, а один военный командир Византии Андроник Лапарда, державший оборону в районе Ниша, сам пере­шел на сторону Белы III, когда узнал о перевороте Андроника. Неманя тогда присоединился к Беле III, но как сторонник Марии - вдовы Манойла I и матери Алексия II, являвшейся родственницей Белы III, которого она же и позвала на помощь. И, если отбросить все, ставшие уже тради­ционными,  замечания многих современных историков об опустошении и гра­бежах, которые они полагают обязательными в любой войне, не задумываясь, то действия Нема­ни ни в чем не выходили из провизантийской политики, ибо он выступал против узурпатора. То, что  Неманя присоединил к своим владениям сербские земли в районе Моравы, было вполне объяснимо, при том хаосе, которым была охвачена Византия. В 1185 году началось наступление Норманнского королевства, и его войска дошли до Салоник, что вызвало беспоряд­ки на улицах Константинополя, в которых был убит Андроник. Новым императором стал Исаак II Ангел. Последний сразу же столкнул­ся с восстанием в Болгарии, чьи вожди Асен и Петр смогли создать полунезависимое государство, с которым Неманя одно время поддерживал дружеские отношения, позднее прекратившиеся по вине конфликта из-за области в районе реки Южная Морава. Этот конфликт в 1197 году перерос в большую войну Рашки с новым болгарским царем Калояном, желавшим овладеть всеми землями, которыми двести лет назад владели болгарские цари. Надо заметить, что подобная амбициозность характерна и для сербов, и для греков, и эти три народа из-за этого были ввергнуты в братоубийственные войны, в которых их союзниками друг против друга становились и католики, и мусульмане, и язычники. Византийская импе­рия, теряя земли и на востоке, и на западе, к тому времени принимала все более греческий характер, и борьба на Балканах действительно стала принимать национальный характер. Чем закончилось это_ известно.

И все же не стоит придавать деятельности Немани антивизантийский характер, даже из-за быстрого захвата им сербских областей к югу от Рашки - от Косово до Призрена, и от Македонии до Скопьи. Хотелось бы опять обратиться за примером к русской истории, в которой войска Андрея Боголюбского брали штурмом Киев. Этот князь даже не желал киевского престола, оставшись в Суздале, и от своей принадлежности к Руси не отказывался. Надо понимать тогдашнее общество в Византии, находившееся под боль­шим влиянием церкви, где Неманя стремился не к обособлению сербов от греков, а к господству самих сербов, которых даже многие греческие аристократы в Византии позднее будут считать последней надеждой империи. Направление на юг, заданное Неманей всем его потомкам, привело к включению в Рашку, а затем и в Сербское королевство, греческих и бол­гарских областей, тогда как Босния и Мачва, где жили те же сербы, ока­зывались часто предоставленными власти венгров.

Нельзя мерить прошлое современными мерками. Даже само "княжение" жупанов Рашки было в общем вполне нормальным для европейского средневе­ковья. И как бы кому, ныне, это не казалось  странным и вредным, почти каждый наместник в Европе превращался со временем в подобного князя. Вероятно, в Средневековье у власти были веские причины для этого. Подобные отношения были нормальны и в Дневном Риме, который состоял во многом из различных не только княжеств, но и царств, чьи государи имели и свои войска, и свои деньги, и все современные атрибуты независимости, но все равно входили в состав Римской Империи. Известная гражданская война между Антонием и Клеопатрой, тогда тоже во многом разделила империю.Эллинистическая власть Египта Клеопатры, вступив в войну в союзе с легионами Антония, против легионов Октавиана, тоже ведь имела свои причины не любить Рим, ведь, в конце концов, Египет стал провинцией Рима. То же самое произошло бы и в Византийской империи.Вероятно не будь исламской угрозы, то к власти в Константинополе пришел император, сербского происхождения.

Не хотелось бы в данном случае идеализировать политическую де­ятельность Стефана Немани, но все же мотивы, побудившие его к тем или  иным шагам, слишком, в так называемой, научной истории уже с XIX века, искривились в угоду сиюминутной политике или различным политическим теориям отнюдь не православного духа. Ведь и Стефан Неманя, будучи разбит императором Исааком II Ангелом в битве на Мораве в 1190 го­ду, получил от этого же императора предложение о браке его сына Стефана с племянницей императора, что открывало тому путь к престолу. А уже в 1192 году Византия помогла ему в войне с Венгрией. Сербы не могли выйти из-под влияния греков, пока те были в состоянии проводить свою власть в империи, а потом греков заменили сами сербы. Что же ка­саемо войн, то в то время они были делом привычным. Наибольшая, заслуга Немани, как раз в его церковной деятельности, ибо именно ею он  сплотил сербский народ. Ныне как-то нечасто вспомина­ется, что Стефан Неманя немало приложил усилий  к искоренению богомильства -восточной ереси, распространившейся на сербские земли через Болгарию.Хотя их главные центры находились в Боснии, богомилов было немало и в Рашке. Но, несомненно, главные заслуги Немани связаны с де­ятельностью его младшего сына Растка. В восемнадцать лет последний добровольно оставил место областного правителя Хума и с русскими мона­хами ушел на Святую Гору Афон, где тайно от родителей стал монахом, приняв постриг в русском монастыре Святого Пантелеймона, а затем пе­решел в греческий монастырь Ватопед. На Афоне Растко, ставший монахом Саввой, сумел достичь большого духовного авторитета, и когда Неманя узнал о  местопребывании сына, то он, провозгласив, свое отречение от престола, определил наследником своего сына Стефана, женатого на Евдокии, племяннице византийского императора Исаака II Ангела, а сам при­нял постриг в монастыре Студенице, а позднее принял и схиму, и вскоре отправился к своему сыну монаху Савве. Будущие святые православной сербской  церкви Святой Савва и его отец Святой Симеон на Афоне основали нынешний монастырь Хиландар, ставший в годы турецкой власти, да и после нее, духовным источником правосла­вия для сербов. Благодаря авторитету этих сербских просветителей церковный собор Святой горы Афон согласился с передачей им императором Алексием II опустевшего монастыря Хиландар, а это лучшее доказатель­стве глубины связей того же Немани с Византией, чей император вряд ли бы дал такоеразрешение своему   врагу. Симеон   вскоре представился и его мощи, провозг­лашенные святыми, послужили Святому Савве, дабы помирить его братьев Стефана - ставшего великим жупаном, и Вукана - не желавшего  признавать власть своего среднего брата. Святой Савва, став архимандритом монастыря Студеница, взялся за православное просвещение сербов, а в 1217 году возвратился на Афон, позднее он отправился к Никею, где от патриарха Манойло получил в 1219 году акт об автокефальности сербской православной церкви. Став ее первым архиепископом, он отправляется в Рашку вместе  со многими афонскими монархами, захватив с собой количество церковной ли­тературы. Святому Савве принадлежит заслуга в учреждении новых сербских епископств, а центром сербского архиепископства стал монастырь  Жича.

Незачем писать что-либо о Святом Савве, ибо количество литературы о нем огромно, к тому же в Житиях Святых есть и его житие, признанного святым и Русской православной церковью. Святой Савва был, в сущности, апостолом сербов, хотя те уже были православными, а он в своей дея­тельности был и просветителем, и молитвенником, и преобразователем народной жизни, и политиком. Для сербов Святой Савва был практичес­ки создателем православной сербской культуры, как единого целого, и именно он сумел лучше всего внести в государственную и общественную жизнь сербов идеи Византии. Сербы тогда находились под большим давлением и католичества с Запада, и богомильства (патаренства) изнутри. Но новое сербское архиепископство смогло противостоять этим натискам, а когда к власти пришли турки, именно сербская церковь стала тем институтом, который сохранил сербов вместе, ибо других уже не было. Не случайно, что турки стали бояться Святого Саввы, и Синан-паша, по происхождению албанец, всенародно сжег мощи Святого Саввы во Врачаре под Белградом. Не смотря на все старания мусульман,  27 апреля, день сожжения мощей Св. Саввы, стал еще одним церковным праздником. Не было бы нужды вообще говорить здесь о Св. Савве, коль всегда можно прочитать его житие, однако, в XIX веке это житие стала исправлять "научная история", и впоследствии, благодаря этому, многие сербские "интеллектуалы" стали называть Св. Савву предтечей сербского шовинизма. Проблема сер­бов в том, что они практически сразу после, даже еще не полного осво­бождения от власти турок, сразу стали развивать свое общество и государство по западным теориям. По этой причине, наука пошла тем же путем, и поныне в истории остаётся модным правило - современные политические теории переносить в Средневековье. В современных исторических книгах, когда упоминается Св. Савва, часто употребляются слова «интересы сербов», «инте­ресы сербского государствам», хотя никто не объясняет, кто в то время мог определить эти интересы, коль даже не было политической програм­мы, где бы они упоминались. Зато борьба православия, католичества и богомильства уже тогда была довольно ясной, и все они тогда имели политические программы, что, в особенности, относится к православию.

Все эти заключения некоторых современных историков напоминают какое-то шулерство, а оно совершенно неприемлемо в отношении святого, от людей даже неправославных, а уж тем более от тех, кто себя считает сербами, которые и сохранились-то как народ, именно благодаря Св. Савве. Не хотелось бы вдаваться в детали, но сама постановка деяний Св. Саввы, как дела, прежде всего политического, направленного на объединение всех сербских земель, уже  сама по себе антиправославна, не говоря уже,  о часто упоминаемой при этом, пря­мо или косвенно, неразборчивости в средствах. При таком взгляде на предмет, получается, что Святой Савва ушел на Афон ради ка­ких-то политических целей, а сам Афон предстаёт какой-то политичес­кой академией. Здесь возникает закономерный вопрос: где же во всем этом - христианство? Св. Савва на самом же деле, согласно его житию, да и самой христианской логике, отправился на Афон спасать свою душу, но возвратился  в Сербию, кстати,  в нынешнем понятии, тогда и не существовавшую, дабы спасать души своих соотечественников, а вместе с ними и всех православных. Не мог быть Св. Савве ближе серб, перешедший в католичество или богомильство, чем православный грек, и поэтому бессмысленны утверждения о том, что он "выгнал" из своей епархии троих еписко­пов только из-за их греческой национальности. В христианстве для человека, признанного святым, это невозможно, ибо и Христовы апостолы, проповедуя в Малой Азии и на Балканах, были чужеземцами. А Кирилл и Мефодий, создавшие православие в той же Чехии, не были чехами, да и многие киевские митрополиты были греками, болгарами или валаха­ми. Как мог вообще Св. Савва действовать против греков, когда те составляли немалый процент в области его архиепископств, а греки от власти добровольно признали автокефальность сербской церкви и его же поставили ее главой.

Подобный шовинизм был и является болезнью, когда истиной жер­твуют не ради народа - это лишь прикрытие, а ради своих личных интересов, охватывающих узкий слой приближенных к тому или иному вождю людей. Он то и довел сербов в новое время до кризиса во внутренней и внешней сфере, нисколько не угрожая главным сербским неприятелям. Нельзя сопоставлять борьбу сербов с турками с отношениями, царив­шими между сербами и греками в ХIII веке. Даже  непримиримая вражда сербов и греков, имей она место, из-за православности обоих  народов,не могла коренным образом влиять на власть. При этом,  любой союз между турками и сербами был невозможен из-за противоположности сути пра­вославия и ислама. Во многом это относится и к отношениям между православием и католичеством, даже в их ранней фазе, когда противо­речия между ними еще не углубились. Св. Савва был противником Ватикана, и даже выступал против своих братьев, которые ис­кали с последним временных союзов. В то время казалось, что православные государства были обречены, ибо после падения Византийской империи в 1204 году православная государственность была жива,лишь  в не особо большой по населению, но раздробленной Киевской Руси, а она всего через четыре года после смерти Св. Саввы подверглась  нашествию Батыя. Сербы тогда потому и успели выстоять в православии, что Св. Савва не хотел идти ни на какой компромисс с католичеством. А современные историки, дабы хоть как-то доказать его дружественность католичеству смог­ли привести в качестве единственного примера, лишь остановку Св. Саввы в Салониках в 1219 году, когда те были под латинской властью. Они забывают при этом, что он гостил там у православного митрополита Константина в монастыре Филокалу, собирал нужные ему книги и утварь для служения в Сербии. Подобное дока­зательство беспредметно, ибо тогда любое современное  паломничество в Святую землю становилось бы доказательством склонности паломника к иудейству. Что же касается борьбы с греческими иерархами, то она конечно имела место, этого нельзя отрицать. Но ведь и сами греческие иерархи боролись между собой, как это было и между иерархами сербскими, и тут важна причина - то есть истина. Протесты охридского архиепископа Дмитрия Хоматиана против Святого Савы тоже не столь важны, ибо отно­сились больше к сфере взаимоотношений охридского архиепископства с константи­нопольским патриархом в Никее, сербская архиепископство к этому особого отношения не имела. Да и сам Св. Савва, во время посещения Святой Земли был принят Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским патриархами, именно как архиепископ, и этим вопрос следует считать исчерпанным. Св. Савва сумел перенести на сербские зем­ли не только богатый мистический опыт с Синая, Святой земли и Афона, но и теорию римско-православного порядка в обществе и государстве, и этим самым, он как раз предельно приблизил сербов к Византии, другое дело, что последняя тогда была разгромлена "латинами". Огромное количество церковно-правовой литературы, перенесенной на сербскую землю Св. Саввой, задало направление развития сербов на столетие вперед, а его Номоканон оставался главным правовым документом в сербском обществе практически до тех пор, пока оно находилось под турецкой властью. При этом большая роль в правительстве сербов принадлежала монастырям, в которых Св. Савва старался ввести каждое правило со Святой горы Афон, давая как общие, так и скитные уставы. Св. Савва не держался своей власти, и как только смог отказался от нее в пользу иеромонаха Арсения, ставшего в 1234 году новым сербским архиепископом и остававшимся им до 1266 года. Святой же Савва, после но­вого паломничества в Святую землю, упокоился 14 января 1236 го­да в Тырново, столице тогдашнего Болгарского царства, где он гостил по приглашению тамошнего царя Иована Асена. Только лишь через год, новый сербский король Владислав смог перенести его мощи в монастырь Мелешево, ибо Иован Асен долго не соглашался лишиться мощей. Таким образом, образование сербского государства произошло не вследствии направленности сербской политики к независимости, ибо наоборот, эта политика стремилась к Византии; и последующее образование Душаном Сильным царства греков и ромеев, было органическим следованием той главной линии в ней, что проложили Стефан Неманя-Св. Симеон и Св. Савва. Сербская государственность была пропитана византизмом, хотя этот термин - недавнего происхождения, и именно это сделало сербов великим народом.

Крестовые походы и Византия. Роль сербов в борьбе против турок.

С приходом к власти династии Неманичей и начинается действительная сербская история, но при этом остававшаяся, верной по духу идеям и культуре Византии. Это и подняло Сербию, на высокий уровень развития, а само двухсотлетнее правление этой династии стало серб­ским "золотым веком".

Этот  "золотой век" пришелся на время, потрясшее всю тогдашнюю Европу, когда вся жизнь была связна с Крестовыми походами. Крестовые походы были вовсе не тем, чем привыкла их представлять официальная социалистическая наука,  чьи апологеты до сих пор сильны. Этой науке невозможно было признать  руководящую роль в исторических процессах, отнюдь не экономики, но религии, согласиться с тем, что Крестовые походы были вызваны не экономическими, а религиозными интересами. Между тем они были частью той борьбы, которую вело не христианство, а как раз ислам, огнем и мечом прошедшийся по принявшим христианство провинциям Восточной Римской империи и завоевавший христианские территории в Испании и в Южной Италии. Само собой, события, носившие столь большой размах, не могли не вызвать естественной ответной реакции всего христианского мира. На эту реакцию не могли также не повлиять тысячи беженцев из завоеванных арабами стран. Поражает непоследовательность, свойственная большей части современных историков, отказывающих средневековым рыцарям в праве выступить на защиту еще единого христианского мира. В конце концов,  в 9-10 веках, захваченные арабами территории, представляли собой, по сути, окупированные территории христианских государств. Совершенно закономерно то, что усилия по освобождению этих земель должны были в конце концов вылиться в "общехристианскую" военную компанию. В конечном итоге и Палестина была тогда христианской территорией.  Ранее, в 10 веке, число православных арабов в среде местного населения было значительным. Тем более  это было  в 11 веке, ко времени начала крестовых походов. В конечном итоге то, что Османская империя господствовала на Балканах несколько сот лет, отнюдь не означало, что никто не имел права оттуда ее изгнать. До начала первого крестового похода прошло чуть больше двухсот пятидесяти лет после завоевания арабами Палестины, и последняя никак не могла считаться тогда исламской страной. Таким образом очевидно, что крестовые походы стали оформлением энергии христианских народов, скопившейся в ходе трех столетий борьбы  против ислама. Другое дело, что в 1054 году произошел исторический раскол и Римская курия провозгласив своими догматами ряд еретических заключений и обычаев, откололась от единой православной церкви, последняя же ведь называлась кофолической. Римская курия  пользовалась поддержкой  партии гвельфов в ходе своего конфликта с императорами Священной Римской империи, опиравшихся в свою очередь на население городов в большем числе находившихся в Италии. Венецианская и Генуэзская республики были союзниками римской курии. Неудивительно, что они сыграли столь большую роль в истории крестовых походов. Однако эта роль была роковой для идеи крестовых походов, так как  дала возможность, как Римской курии так и торговым верхушкам этих республик поставить эту идею на свою службу и в конечном итоге погубить ее. Несмотря на это, Первый крестовый поход,  закончившийся освобождением Иерусалима, прошел  в духе общехристианского единства. В этом походе войска Византии были союзниками крестоносцев. В то время многие рыцари из православных государств, приняли участие  в этом крестовом походе. То, что крестоносцы отказались передать византийцам занятую ими Антиохию, было не  настолько большой проблемой как принято считать. Византия к тому времени переживала упадок духа и морали, и для ее внутренней и внешней политики нарушение договоров  было частым явлением, к тому же вряд ли она смогла бы самостоятельно удержать Антиохию перед натиском турков-сельджуков. Еще в 1071 году в битве под Маджикертом византийское войско было разбито сельджуками, а император Роман Диоген был взят в плен. К этому времени сельджуки взяли Багдад в 1055 году, и не разгроми их крестоносцы в Первом Крестовом Походе, Византия бы пала под ударами сельджуков ещё в конце 11 - начале12 веков. Однако, несмотря на все победы,  крестоносцы свою войну проиграли, перенеся на Святую Землю все те свои амбиции, которые раздирали Западную Европу. Политика Римской курии с ее агрессивным прозелитизмом  местных православных,  а также огромной жаждой власти над крестоносцами, привела к сильной нестабильности государственных образований крестоносцев.

Следствием всего этого стал неуспешный Второй Крестовый Поход Кондрада Третьего и Луи Седьмого в 1147 году и позднейший захват Иерусалима войсками Саладина в 1187 году. Третий Крестовый Поход, по сути, был делом тогдашних Германии, Франции и Англии и их королей, и соответствовал геополитическим интересам этих государств. В ходе этого похода Фридрих Барбаросса оказался в состоянии конфликта с Византией, едва не переросшего в большую войну. Это произошло в 1189 году.  К тому времени в западной среде накапливалось всё большое раздражение против греков, нередко достаточно справедливое из-за непоследовательной и двуличной политики Византии. Для тогдашних крестоносцев понятия храбрости и чести были определяющими и то, что византийское войско иногда храбростью не отличалось, а сами греки в политике, да и в частной жизни отличались лукавством, было для них доказательством враждебной опасности Византии. Христианству и римской курии не представляло труда настроить не слишком образованных крестоносцев против  православия в целом, используя свое влияние на рыцарские ордена и знать. К тому времени Европейское общество  достаточно далеко ушло от образцов христианской морали и это еще больше усугублялось в военной обстановке. Римской курии важнее были политические цели, нежели духовное здоровье своей паствы. Дополнительным фактором было стремление Венецианской республики устранить  конкуренцию в лице Византии. Важную роль тут сыграл и тогдашний дож Венеции - Дондоло, ослепленный византийцами, когда он был у них заложником. В итоге  состоялось печальное событие - захват в 1204 году участниками Четвертого Крестового похода (1202-1204 года)  Константинополя, сопровождавшийся грабежами, убийствами и осквернением церквей, в том числе храма Святой Софии.

Это было по сути концом движения крестоносцев по освобождению Святой Земли. Захват Константинополя был следствием морального падения крестоносцев и их духовного пастыря - Ватикана. После этого крестоносцы сосредоточились на борьбе за бесперспективное Латинское царство, созданное в 1204 году. Но созданное Теодором I Ласкарисом Никейское царство, смогло нанести поражение «латинам»,  властвовавших тогда над, ненавидящим их, греческим населением. В 1261 году греки освободили Константинополь и покончили с Латинским царством, восстановив в «Ромейскую империю». Однако, сохранившиеся феодальные владения «латинов» и зависимая от Ватикана греческая Эпирская деспотия и колонии Венеции и Генуи уже создали задел в  борьбе западного католичества против православия, олицетворявшегося тогда для Рима в двух главных его неприятелях: греках и сербах. К этому времени римская курия оказалась под влиянием монашеских орденов, и важную роль в росте враждебности  к православию, сыграл орден францисканцев, развернувший прозелитистскую деятельность на Балканах. По большему счету, и местные деспоты, и цари сербов, болгар и греков  воевали между собой с завидным постоянством, это было время междоусобных войн среди местных властителей, в которых все воевали друг против друга. Те же венецианцы в своих войнах против генуэзцев, таких же как они католиков-итальянцев, использовали помощь турок, а нередко и продавали последним свои острова .Турки в результате окрепли и в 1301 году одержали победу над восстановленной Византией, а в 1356 году в своем походе перешли Дарданеллы и вступили в Европу. К этому времени сербы  стали последним союзником Византии, переживавшей унижение от Рима, Генуи и Венеции и  переживавшей разложение морали своего собственного общества. В то же время союз греков  и сербов был непрочен, и то греки пытались покорить сербов, а то сербы пытались подчинить себе греков.

Собственно говоря , исламские войска покорили всю Северную Африку, Палестину и Сирию как раз благодаря тем, что воспользовались непрекращающимися междоусобицами и общим падением морали в тамошних христианских обществах, которое сопровождалось также ростом  различных раскольнических движений на этих территориях. Византия в 13 веке была обречена  на поражение и тому свидетельство - падение Константинополя в 1453 году. Последний геройски защищался его защитниками, во главе с последним императором Константином Драгашем, чья мать была дочерью сербского аристократа Драгаша, однако, большая часть населения города отличилась скорее своей пассивностью в ходе осады. Является историческим фактом то, что в этом городе, с населением не менее ста тысяч человек, основу защитников составляли всего 5 тыс.  греков и 2 тыс. иностранных наемников, среди которых был отряд генуэзцев под командованием Джовани Лонги,  храбро прорвавшийся в уже осажденный город, вокруг которого было войско турок, численностью до ста тысяч воинов. Также фактом является то, что после падения Константинополя, 29 мая, турецкие воины сложили перед своим султаном Мехмедом II столь большое количество  материальных ценностей, что он в возмущении спросил византийскую знать, почему же  они не захотели нанять большее число воинов, дабы защитить свой город, и после этого приказал их казнить. Последний император византийский император Константин явно понимал всю необратимость положения своего государства, знал господствовавшие в тогдашнем Константинополе нравы, но предпочел погибнуть в бою, нежели покинуть город. Нравы Константинополя не раз обсуждались летописцами того времени, и, пожалуй, главным минусом для военной мощи греков, был усвоенный ими дух торгашества. Вероятно, Константинополь пал ещё  в 13 веке, если бы на просторах бывшей Восточной Римской империи не остался достаточно сплоченный сербский народ, задержавший победный марш турок.

Как уже упоминалось, сербы  являлись автохтонным народом, и, пожалуй, из всех тогдашних народов Балкан единственные сохранили свои исконные обычаи. Однако тут дело даже не только в обычаях. История полна примеров падений народов и куда более приверженных традициям, чем сербы. В конечном итоге в 14 веке на Балканы для борьбы с турками отправлялись войска почти всех тогдашних европейских королевств. Римская курия, являвшаяся тогда политическим лидером Европы, поняла, что турки в состоянии завоевать не только  земли  "схизматиков", но и сам Вечный город. Она организовала несколько крестовых походов, и в одном из них королем Польши Жигмундом и герцогом Бургундским Филиппом II  было собрано  войско в 60 тысяч поляков, 10 тысяч французов и бургундцев, 6 тысяч германцев, 10 тысяч валахов, 1 тысяча англичан и еще свыше 13 тысяч чехов, испанцев и итальянцев. Однако, в 1396 году, это стотысячное войско потерпело поражение от турок под Никополем.  После нового поражения в 1444 году очередной армии крестоносцев (теперь уже короля Польши Владислава и короля Венгрии Яноша Хуньяди), Рим оставил попытки спасти Византию.

Более важную, чем крестоносцы, роль в борьбе против турок сыграли сербы, потому что идеологически, они составляли с Византийской империей, а точнее с идеей, её создавшей, единое целое. Сербы сыграли в данном отношении даже более важную роль, чем сами греки, и битва на Косово 1389 года была лишь частью той долгой борьбы. Тому свидетельством является то, что как раз вступив на сербские земли, турки потеряли больше ста лет в своем походе на Европу, и не могли продвинуться дальше вплоть до падения последней сербской столицы Смедерево в 1459 году.

После пленения и смерти Баязита Тамерлана, Стефан Лазаревич получил титул деспота в Константинополе и перестал платить дань туркам.  Он в 1421 году унаследовал от своего племянника Балши Зету, однако в горных районах Зеты его власть не признали, и, вследствии борьбы с Бранковичами, Стефан опять стал вассалом турецкого султана Мехмеда I. Не имея детей, наследником Стефан провозгласил своего племянника Георгия  Бранковича (1427-1456гг.). После смерти  Стефана, турки  напали на сербов, захватив  в 1427 году Ниш и Крушевац, а венгры в то же время захватили Белград. В 1438 году турки опять напали на Сербию, захватив  годом позже Смедерево. В 1443 году, по благословению папы римского, армии польского короля Владислава III и венгерского короля  Яноша Хуньяди выступили против турок, совместно с валашскими войсками и флотом Венеции и Генуи.  Султан тогда восстановил  деспотовину со столицей в Смедерево, инженером Фомой  Кантакузиным, родственником Георгия (Джураджа) Бранковича. Однако после разгрома крестоносной армии под Варной в 1444 году, турки снова начали готовиться к войне и турецкий султан Мехмед II (1451-81), взяв в 1453 году Константинополь, в 1454-1456 годах захватил всю сербскую деспотовину и ее столицу Смедерево. Последнее сопротивление было оказанно отрядом сербского воеводы  Скобалича, который  смог разбить одно турецкое  войско, но и сам был разбит впоследствии превосходящими силами турок.

Православные Балканы пали. Часть сербских феодалов, и простого сербского населения  ушла в Венгрию, а часть эмигрировала  в Польшу и в московское княжество. В Венгрии сербы, заселили приграничные районы в Бачке и Банате, а в Субботице  образовалась их новая столица. Однако вскоре в Венгрии началась гражданская война, а затем и на нее напали турки, разгромившие в 1526 году венгерское войско в битве при Мохаче.

То, что сербы потерпели поражение в битве на Марице уже в 1371, а затем в битве на Косово поле в 1389 отнюдь не означало тогдашнего слома сербской мощи. Князь Лазарь,  погибший при Косово поле, до этого разбил турок под Плочником, а захваченный турками в 1386 году город Ниш, затем был отбит у них сербами. К тому же греческие земли в Эпиде находились под властью сербской знати со времен Душана Сильного, первого и последнего царя сербов и греков, и с самого своего вступления в Европу, турки столкнулись с ожесточенным сербским сопротивлением. Показательно, что остальные народы Балкан, в том числе православные валахи и болгары, столь важной роли в защите Византии не сыграли, хотя и они имели храбрых и талантливых полководцев. Войска валашского правителя Мирчи в 1395 под Ровинем разбили турецкое войско, в рядах которого были и сербские отряды. Валашский правитель Влад Цепеш даже в 15 веке наносил туркам поражения. Сербское преимущество заключалось  не в превосходстве сербских полководцев, а в его религиозной сплоченности, позволявшей полководцам  разных армий воевавших против турок, использовать как опору сербский народ. В силу этого, венгерские короли, австрийские императоры и венецианские дожи шли на союз с сербами даже после слома сербской государственности в середине 15 века.

Причиной подобной упорности сербов была не их приверженность к "традиционализму", а церковные и общественные реформы Святого  Савва. Этот человек воспринимается ныне  лишь как церковный иерарх, хотя его смелые и радикальные реформы затронули все ниши сербского общества. Он смог заложить в сербах заряд сопротивляемости надвигавшейся угрозе ислама, хотя, разумеется, главной его целью было духовное спасение народа.

Тем самым Св. Савва, так же как его дед Неманя и его отец Святой Симеон, стал основоположником сербской державности. Полученная им в 1219 на соборе в Никее  автокефальность сербской церкви сохранила сербов как "державный" народ и под турецкой властью. Согласно логике султанов, право на самостоятельную церковь означало также право именоваться отдельным народом под властью Порты. В конечном счёте, последний очаг сербской государственности под властью турок, сохранялся в Черногории, в рамках сербской православной церкви созданной Святым Саввой. Решение Святого Саввы  дать сербским родам возможность ежегодно собираться ради празднования дня того или иного святого также послужило сплочению сербов. При этом основной постулат Святого Саввы заключается в его словах «Потому вас братья и сестры перво прошу положить всю вашу надежду на Бога и держаться правой веры его».

Не случайно Синан-паша еще 27 апреля (10 мая) 1594 года прилюдно сжег мощи Святого Саввы, находившиеся с 1237 года в Мелешево, дабы этим окончательно подорвать способность сербов воспринимать себя как единое целое и, тем самым, сопротивляться турецкой власти. Поэтому достаточно ошибочно считать гибель в 1389 году князя Лазаря и части сербского войска на Косово - сломом сербской государственности. После этой битвы сербские деспоты еще семь десятков лет воевали против турок, и последняя сербская столица Смедерево пала по вине боснийского бана Томаша, принявшего решение увести свои войска, и пассивности венгерских союзников. При этом показательно, что Босния была вообще самым уязвимым местом у сербов, благодаря тому, что большой процент тамошнего сербского населения являлся не православными, а богомилами - эта христианская секта была обширно распространена в Средневековье на Балканах и в Малой Азии. Подобные ереси, утверждавшие изначальное зло всего материального, были распространены  и в  Западной Европе как например катары во Франции (альбигойская ересь) или анабаптисты в Германии. Римская курия против  богомилов  в Боснии устраивала такие же крестовые походы  как и против катаров, чья альбигойская ересь захватила значительную часть тогдашнего Прованса и Лангедока. Впрочем, крестовые  походы не сломили богомилов Боснии, косвенно защищенных существованием самостоятельной власти   боснийских  банов, среди которых самым известным был бан Твырко (1353-1391).

Босния, защищённая сербскими княжествами, довольно долгое время находилась в относительной безопасности от турок, при этом  пребывая в вассальной зависимости  от венгерского королевства. Большим влиянием в Боснии пользовался Ватикан, который организовывал крестовые походы против богомилов, чем усиливал свои позиции и часть народа и знати держалась здесь «латинского» образа. Босния достаточно быстро оправилась от разорительного вторжения  монголов  в 1241году, и вскоре вновь захватила территории в Далмации. Бан Степан Твыртко основал в 1382 году Герцег-Нови , дабы оказывать давление на враждебный Боснии Дубровник. Хотя часть босанской знати - великашей - была католиками, часть была православными. Один из православных великашей - Влатко Вукович - разбил под Билечей турок в 1382, а в 1389 году участвовал на стороне князя Лазаря в битве на Косово поле. Но другая часть великашей, в основном бывших богумилами, турок  поддерживала  и к призывам христианского единства оставалась равнодушна. В результате Босния отличалась отсутствиемединства,  и туркам было легко установить здесь свое влияние. Не случайно коронованного папой римским  Твыртко II (1421-1443гг), женившегося на венгерской принцессе, протурецкие великашы Хренич и Павлович обязали платить дань султану. Турецкое влияние  на боснийских великашей  вызвало активизацию венгерского короля Германа Цельского и ордена францисканцев, организовавших при короле Степане Томаше (1443-1461) поход против богумилов. Однако племянник великаша Хренича - Степан Вукич (1435-1466) - провозгласил себя герцогом и отказался подчиняться новому королю Степану Томашевичу (1461-1463 гг.). Степан Томашевич попросил помощи у папы римского Пия II и отказался платить дань турецкому султану. В 1463 году султан Мехмед II, во главе большого войска вошёл в Боснию и за полтора месяца завоевал ее, взяв  в плен Степана Томашевича и захватив без боя столицу - крепость Бобовац. После этого, в 1468 году, турки  захватили  и земли Владислава,  сына Степана  Вукича, носившие имя  Герцеговины, как и крепость Герцег-Нови. В то же время католический Дубровник, сохранив независимость, с 1441 года платил дань султану, получив за это право для своих купцов торговать по всей Турции. Соседняя же с ним область Зеты (будущая Черногория), являвшаяся православной, оказала туркам куда более упорное сопротивление. Турки в Зете смогли занять лишь долины, и князь Иван Черноевич (1465-1490 гг.) признал лишь вассальную зависимость от турок. Возвратившись в Зету после своей эмиграции в Италия, он построил православный монастырь в Цетинье. Так как монастырь  этот  принадлежал тогдашней  сербской архиепископии, то Иван Черноевич  сделал его своей столицей. Это ясно показывает, что тогдашняя Черногория,  как раз благодаря своему сербскому духу, осталась неподвластной туркам, тогда как Босния, быстро и без особого сопротивления  пала в их руки. При этом практически все богомилы достаточно быстро приняли ислам. Тому причиной была  не столько близость  богомильства к исламу, сколько законы  халифа Омара, требовавшие от немусульман занять место людей второго сорта  в обществе (запрет на ношение оружия, на ношение одежды, которую носят мусульмане, в то числе  поясов , обязанность  встать и снять шапку при входе  мусульманина, обязанность платить особый налог, как и обязанность повиноваться  спахиям (турецкому дворянству, практически исключительно мусульманскому) и проходящим войскам (в то числе, в качестве дани, детьми для янычар и девушками для гаремов).

Таким образом, сербы, обладая достаточно ограниченными силами, смогли задержать самую большую военную машину тогдашнего мира, претендовавшую на мировое господство. Сулейман Великолепный в 1517 году провозгласил себя наследником Халифов, так как, якобы, последний Аббасид отрекся от своих прав в его пользу. Опять таки, сербы здесь играли  роль опоры, тогда как против турок воевали различные народы, даже в войсках сербских деспотов. В том числе немецкие рыцари и греческие инженеры. В те времена сербские деспоты и князья охотно принимали иностранцев. Так в битве сербов против болгар  под Велбуджей, ключевую роль в сербских войсках сыграли немецкие рыцари и испанские наемники из Арагона, бывшие в войске  Стефана Дечанского. Они поразили войско болгарского царя Михайло Шишмана. Последний самостоятельный сербский деспот Джурадж Бранкович, умерший  в 1456 год, опирался на помощь венгров, и войну вел не только собственными войсками, но и отрядами венгерского короля и боснийских банов. По сути, как раз сербская власть и приложила немало усилий к слому сербской державности, хотя народ еще имел достаточно сил. Ведь Тамерлан, победитель турок  в битве 1402 года под Ангорой, был гневен на сербскую властелу (знать) за то, что она в этой битве была на стороне его врага Баязита. При этом Баязит, окончивший свою жизнь в тюрьме Тамерлана на Косово поле командовал как раз той частью турецкого войска, которое и нанесло поражение сербскому войску князя Лазаря. Насколько слабы после битвы под Ангорой  были турки, показывает  факт захвата у них венецианцами в 1423 году важной крепости  Фессолоники. То, что сербы не использовали эту слабость, является виной только сербской властелы, ибо внешнюю политику ведет все-таки власть, а не народ. Поэтому, куда большие заслуги в том, что турки были задержаны сербами, принадлежит сербской церкви, а не тогдашнему сербскому политическому верху. При этом следует помнить что сербы, задержав турок на целую сотню лет, оказали огромную услугу Европе, ибо как раз в это время произошло  становление государственности той же Австрии,  разбившей, при помощи Речи Посполитой и Венецианской республики, турок под Веной в 1630 году. К тому времени силы турок были исчерпаны, тогда как с другой стороны  им противостояли свежие силы сразу нескольких европейских народов, в том числе русского, чья малороссийская часть (запорожские казаки) в 1630 году сражалась под Веной, а великорусская часть (донские казаки) взяла Азов. К тому же, к этому времени произошло вооружение европейских армий огнестрельным оружием, и эти армии в целом стали куда более дисциплинированными, и лучше вооруженными, относительно турок,  чем в период Средневековья. Не задержи тогда сербы турок, последние вполне могли прорваться через хорватские владения Венгерского королевства в Италию, хотя вряд ли бы смогли разгромить одновременно и Венгрию и Австрию. Но Италия, в силу своей  раздробленности  и постоянных гражданских войн была бы обречена. Это вызвало бы падение влияния Ватикана во всей Европе и, тем самым, всплеск восстаний катаров и им схожих ересей против католической знати. Из Италии турки могли столь же стремительно ворваться  в Южную Францию, ослабленную тогда крестовыми походами против альбигойцев, и, вероятно, что французские катары столь же быстро нашли общий язык с турками,  как это сделали боснийские богомилы. Затем турки могли бы выйти к Пиренеям, где тогда еще продолжалась война христианских государств против арабов. В результате, Европе в войне с турками пришлось бы опираться не на Польшу и Австрию, немалую часть войск которой составляли опять таки сербы, а  на Бургундиию и Баварию. Какая судьба ждала бы Италию, родину ренессанса, показывают строки летописи турецкого хроника Мехмед-бег оглы-заде: «Венгрию так ограбили, что рабыню можно было купить за пару ботинок, а  юношу за 50 грошей».

Угроза падения Европы  под властью ислама была очевидна и для Ватикана, который и способствовал созданию различных коалиций европейских государств. Однако, последних часто больше интересовала возможность материального обогащения за счет соседа.

Тогдашние Балканы  были своеобразными Фермопилами  Европы, где турки были остановлены, пока Европа не набралась сил и пока на её востоке  не появилась новая сила -  Московское царство, в конечном итоге нанесшее туркам поражение.

Завоевание Балкан турками. Падение сербской державности и государственныя политика Порты.

Официальная история турецкого завоевания  Балкан полна различных догм, многие из которых основываются, по сути, на недоказанных теориях возникших в 19 веке, и которые выдвигались по политическим причинам.

Одной из таких догм является то, что турки на Балканах были лишь разрушительной  силой, хотя на самом деле Турция имела достаточно продуманную политику, планируя всё на века вперёд. Одним из важнейших элементов этой политики был национальный вопрос. Турки отнюдь не стремились к уничтожению других народов, но к их включению в государственную деятельность и тем самым подчинением интересам ислама, являвшегося единой официальной идеологией тогдашней Турецкой империи. Государственная деятельность в прошлом предусматривала участие населения как в содержании войска, путем различных повинностей, так и выполнения различных общественных работ. Особой свободы в те времена не было, и «подвласть» «Великой Порты»  сравнима с Китаем  50-60 годов.

Так же как Турецкая империя  была государством идеологическим,  то не только государственный аппарат, но и само общество  в нем создавался  исламом. Тем самым, все кто добровольно или принудительно участвовал в государственной деятельности, находился под влиянием  этой идеологии. Естественно, что восстания христианского населения,  оказавшего поддержку противникам Порты  на полях сражений, обострили фанатизм мусульман. Это не могло не коснуться свободы вероисповедания. Сербы, благодаря наличию Печской патриархии, долгое время находились в лучшем положении в отличии от тех же болгар, не имевших своей церкви и испытывавших гнет в церкви греческих священников, следовавших политики, диктуемой из Фанара, греческого района Стамбула. Патриархия в Стамбуле находилась под влиянием греков-фанариотов, которые считали, что свои экономические интересы, а это были интересы  торговой и ростовщической верхушки  Фанара, они смогут проводить с помощью церкви и турецкого султана одновременно.

Подобная стратегия привела к росту ненависти к грекам со стороны болгар, которых греки-фанариоты часто обирали, а также вели безуспешные попытки их эллинизировать.  С сербами у греков поначалу проблем не было, но фанариоты долгое время стремились подорвать влияние сербской Печской Патриархии. В конечном итоге,  воспользовавшись разгромом сербского восстания на Косово и исходом десятков тысяч сербов, фанариоты добились от султана указа об отмене в 1766 году Печской патриархии, а спустя год и Охридского епископата в Македонии, так же бывшего культурно-политическим центром  сербов и болгар. В результате в богослужения стал вводиться греческий язык.

Одновременно с этим,  в 18 веке усилилась феодальная  эксплуатации сельского населения, вызванная требованием  спахий  и их местных выборных вождей - аянов передачи земель в наследственное владение. До этого земли спахиям давались под условием воинской службы, а значительная часть сельского населения  оставалась на государственных землях. Население, разумеется, несло многочисленные повинности, но, тем не менее,  пользовалось определенными правами, что доказывает факт привлечения христианского населения в отряды мортологов, с оружием в руках охранявших границы Турции. К тому же спахии,  в своей большой части, происходили из сербов, из сербских дворян принявших ислам. При захвате Сербии турками, часть сербских дворян, объединившись в братство, ушла под австрийскую, венгерскую и польскую власти, либо скрылась в Черногории. Однако другая её часть, приняв ислам,  стала служить туркам. Помимо этого, среди сербов сохранилось достаточно влиятельное и богатое торговое сословие, оставшееся жить в отдельных христианских махалах (кварталах турецких городов). Это сословие поддерживало тесные отношения с купцами из Венеции, Генуи и Дубровника, ведших оживленную торговлю внутри самой Турецкой империи.

Наконец, на территориях под турецкой властью жили и достаточно многочисленные племена влахов - народности, в которой смешались романские и славянские элементы и которые, ведя кочевую жизнь, управлялись собственными законами, отбывая власти лишь общие повинности, в том числе и воинскую. В городах жила и весьма многочисленная этническая группа цинцар, родственных влахам которые так же вели достаточно обособленную жизнь.

Массовый переход в ислам был характерен в основном для Боснии и Македонии, тогда как на остальных территориях этот переход отмечался  в основном в среде городского населения. В то же время прошедшие в 18 веке эпидемии способствовали вымиранию жителей городов и сел, что дало возможность сербскому населению в горных областях Герцеговины и Черногории, опять выросшему в числе, осуществить внутреннюю миграцию на освободившиеся просторы. Туркам же не было интереса владеть незаселенными территориями. Дабы получать харач они сами заселяли заброшенные районы сербами, не принуждая их менять религию. Так в область Романии под Сараево, турки, после очередной войны с Черногорией, поселили несколько тысяч захваченных ими в плен черногорцев с их семьями. Однако в 18 веке с переходом  спахийских земель в наследственное владение спахий,  и заменой спахийского войска янычарами,  между христианами и мусульманами  возник серьезный общественный конфликт. Мусульмане стали стремиться к  полному господству во всей внутренней жизни общества. И так как в селах к тому времени жило большое количество недавних эмигрантов из сербских районов Герцеговины и Черногории, то местное мусульманское население стало воспринимать их  как чуждый элемент. Общее неприятие мусульманами своих соседей усугубило то, что в Турецкой империи стали вспыхивать восстания  инициируемые либо из Черногории, либо из Австрии, где сербы к тому времени  достигли значительного влияния.

Насколько высок был среди местного сербского населения процент черногорских и герцеговинских эмигрантов, показали сербские исследования Вука Караджича, который в 19 веке установил, что в тогдашней Сербии до 50-60 % сербов имело только доказанные черногорские и герцеговинские  корни. Лишь в южной Сербии этот процент  равнялся 20-30%, что собственно и привело к достаточно большому различию в психологии и обычаях сербов из Южной Сербии и Македонии и сербов из Шумадии. Способствовало этому различию и создание Белградского пашалука. В ходе краткого австрийского господства (1718-1739) местное сербское население усилилось и психологически и экономически, а число турок (под которыми понимались все мусульмане) уменьшилось в силу бегства мусульманского населения в соседний Боснийский пашалук.

Турки после 1739 года так и не смогли восстановить  свою власть в заново созданном Белградском пашалуке. Так как к  этому времени Турция несла одно поражение за другим от России, заключившей военный союз с Австрией, то сербы закономерно поднимали новые восстания. Австрийские сербы  из Военной границы  сыграли в этом ключевую роль, кадрами и оружием способствовавшие  возникновению четнического движения  в пограничных с Австрией турецких владениях. Так как в Белградском пашалуке власть турок была самой слабой, то и четническое движение было здесь самым сильным. Оно получило название «Кочина война», по имени главного организатора местного четнического движения, богатого сербского торговца, Кочи Айразовича.  Австрии тогда, после серии турецких поражений, не представляло труда занять  Белградский пашалук, однако, к этому времени Венский двор  потерял интерес  к борьбе с турками, и больше интересовался европейской политикой. В результате  в 1791 году был подписан Систовский мир, и австрийцы вывели все свои войска из Сербии. Сербский летописец тогда написал - «за короткое время немцы трижды сербский народ предавали  и под саблю турок отдавали. Отныне отцы  братья смотрите, чтобы больше не пострадать нам как теперь, когда на наш народ пришла погибель». В то же время остается фактом - не поднимай сербы восстаний против турок, они не имели бы союзников, так как союза в политике ищут с теми, кто представляет какую-то силу. Никакая  лукавая дипломатия сербам бы не помогла, как не помогла грекам политика Фанара.

Если бы греческая эмиграция в России не организовала с помощью России (о чем иные нынешние греки забыли)  восстания против турок, то Греция доныне была  бы частью Турции, так как  Россия не смогла бы воевать против Турции из-за давления  правительств европейских держав. Также и с сербами: не сопротивляйся они туркам со времени падения  Смедерево в 1459 году, то не было бы помощи из Австрии и России (о которой многие сербы тоже уже забыли) в ходе Первого (1804) и Второго (1815) сербских восстаний восстановивших Сербию.

Из всего вышеизложенного достаточно ясно видится, что сербы являлись, главным силой на Балканах, этом смешении религии и наций, а само сербское общество столетиями, было полем столкновений трех великих мировых религий - православия, католичества и ислама. Каждая эта религия, создавали собственную культуру во всех об­ластях жизни общества, разумеется, имея различия на национальных почвах. Этому способствовало смешения с религиями, не только существовавшими до прихода этой основной, но и зачастую существовавшими параллельно с ней, а так же из-за рассовых особенностей народов. Все это подобно органической химии, где, смешивая те или иные материалы, получаются различные сплавы с новыми, порою неожиданными характеристиками. Религия же создает образ жизни и мышления людей, и именно она, а вовсе не экономика рождает ту или иную цивилизацию. Наличие или отсутствие развитого государства не играет роли в этом, ибо конфликт между европейскими колонистами в Америке с индейцами носил как раз характер борьбы цивилизации, а любая такая борьба куда более бескомпромиснее, в отличие от любого межгосударственного конфликта, если опять-таки государства не относятся к различным цивилизациям. В то же время нельзя впадать в своеобразную всеядность, давая всем религиям одинаковые права на "истину". Как бы  «демократично» это не казалось, на деле это ведет к потере  ясности мышления и, следовательно, к своеобразному кораблекрушению, либо программы, либо государства, принявшего эту программу. Что касается православия, то в этой работе берется за аксиому ее истинность, по отношению ко всему христианству, которое по Евангелию имеет одну истину  - Иисуса Христа, что весьма четко и детально формулирована правилами семи вселенских соборов. Православие пред­ставляет собой религию постоянную, именно в силу своей истинности, её можно сравнить с золотом - оно  не подвергается коррозии, но, имея в своем составе примеси, лишь теряет в качестве. История православной культуры в области государства и права широко известна, и начало этому - Римская империя царя Константина, ныне часто называемая Визан­тийской, и все позднейшие православные государства, возникшие после неё на Балканах. Москва органически и без насилия, заняв в 15 веке место Константинополя, стала Третьим Римом, чьи цари, через брак Ивана III с дочерью последнего римского императора Софьей Палеолог, стали законным преемникам римских императоров, и, тем самым, покровителями всех православных христиан ойкумены. С тех пор история России неразрывно связа­на с Балканами - останками старой Византийской империи. На Балканах Россия защищала всю православную цивилизацию, и чем меньше православия оставалось в России, тем меньше внимания уделялось Балканам. Сербы здесь важны потому, что они  на Балканах в наибольшей степени, даже от греков, разумеется, современных, восприняли цели этой борьбы и в этом причина верности многих выдаю­щихся православных сербских вождей и всей сербской пра­вославной церкви России. Эта верность была верностью не тому или иному царю, а идее, которую он воплощал, как и верность русских вождей делу защиты православных христиан Балкан, да и всего остального мира, была верностью идее и зависела от того, насколько народы Балкан были верны всему православию. Русские и сербы являются своего рода союзниками, но соединенными не политическими или экономическими интересами, а верностью идее  православия. Не случайно русские создали великое государство, как не случайно сербы больше всех других христианских народов Турции тянулись к уничтожению султанской власти. Все это произошло потому, что они крепче всех держались как буквы, так и духа православия, и это, естественно, должно было сделать их самыми ненавидимыми со стороны врагов православия, и  в то же время это вынуждало искать с ними союза. Сила русских и сила сербов несопоставима, да и то, что русским принадлежит движущая  роль в православной цивилизации, признавали все великие сербские вожди, еще в 16-17 веках выражавшие приверженность русскому царю, хотя Русь тогда была от них слишком далека. Но ведь "не в силе Бог, а в правде".